Шведы в Новгороде

16 июля 1611 г. шведские войска под командованием Якоба Делагарди заняли Новгород. Заключив в феврале 1609 г. договор в Выборге с царем Василием Шуйским, шведы обязались помочь русскому правительству в борьбе с поляками. Восьмитысячный отряд шведских наемников присоединился к войску М. В. Скопина-Шуйского и двинулся из Новгорода к осажденной Москве. За эту помощь Швеция получала г. Корелу; правительство Шуйского обязалось выплачивать шведским наемникам каждый месяц по 100 000 ефимков. Выборгский договор давал право шведскому королю вмешиваться во внутренние дела Русского государства и открывал заманчивую перспективу для проникновения шведского влияния.

В июне 1609 г. Карл X дал инструкцию Делагарди в случае поражения Шуйского захватить Новгород и удержать его в руках шведов. После поражения войск Шуйского под Клушиным 24 июня 1610 г. и последовавшего вскоре падения Шуйского Делагарди двинулся к Новгороду, но, не имея сил для открытого захвата города, взял Ладогу и несколько раз пытался захватить Орешек и Корелу (хотя Корела и была передана Швеции по Выборгскому договору, но горожане не пускали в город захватчиков). Зимой и весной 1610-1611 гг. шведское командование вело усиленную дипломатическую деятельность с целью захватить Новгород мирным путем, представляя захват северо-западных городов и посылку войск под Новгород выполнением Швецией ее обязательств по Выборгскому договору.

Внутриполитическая ситуация в Новгороде в первой половине 1611 г. была весьма своеобразной. В конце января 1611 г. Новгород "отложился" от Москвы, отказался целовать крест Владиславу Жигимонтовичу (хотя в конце 1610 г. Новгород присягнул ему); власть в городе осуществляли воевода Иван Никитич Большой-Одоевский и митрополит Исидор. В мае 1611 г. новгородские власти завязали сношения с Первым земским ополчением, откуда был прислан воеводой Василий Бутурлин. И сами новгородцы, и руководители Первого ополчения в шведах видели серьезную силу, способную помочь в борьбе против польских интервентов. Совет Первого ополчения принял решение о призвании одного из сыновей короля на русский трон.

Умелая дипломатия шведского командования принесла свои плоды. Опираясь на поддержку новгородской верхушки и прямую помощь Василия Бутурлина, шведские власти почти без сопротивления заняли Новгород 16 июля 1611 г. Видимо, накануне этого события был разработан, а после захвата Новгорода заключен договор между шведским правительством и новгородскими властями. По этому договору Швеция устанавливала протекторат над Новгородом до того времени, пока шведский королевич не станет русским царем.

Власть в городе передавалась Делагарди и новгородскому правительству: суд и управление вершились от имени шведского королевича Карла-Филиппа "Боярином большим и ратным воеводой Яковом Пунтосовичем Делагарди", "боярином и ратным воеводой Эверт Карлусовичем Горном", боярином и воеводой Иваном Никитичем Большим-Одоевским, секретарем (дьяком) Моншей Мартыновичем^*. Весьма существенной частью договора было условие, поставленное шведским правительством, о сохранении шведского протектората и в том случае, если "Владимирского и Московского государства всякого звания люди не захотят соединиться с Новгородским государством"^**.

^* (Черепнин Л. В., Шумилов В. И., Александрова М. И. Указ. соч. - С. 119.)

^** (Цит. по: Фигаровский В. А. Отпор шведским интервентам в Новгороде// Новгородский исторический сборник. - Вып. III. - Новгород, 1938. - С. 55.)

После заключения договора шведы оккупировали к началу 1612 г. города Ям, Копорье, Ивангород, Гдов, Орешек, Ладогу; Корела была, наконец, взята незадолго до событий 16 июля 1611 г. Псков шведам взять не удалось. Однако и Новгород, и все северо-западные города присоединялись к Швеции "не яко порабощенные, но яко особное государство, яко же Литовское Польскому", сохраняя свои права, обычаи и законы. На правах самостоятельного политического образования Новгород вступил в переговоры с руководителями Второго ополчения. Переговоры и обмен послами велись с мая по июль 1612 г. Руководители Второго ополчения подтвердили решение о призвании на русский престол шведского королевича и о совместной борьбе против общего врага - поляков. Впрочем, обсуждение кандидатуры шведского королевича было не более чем дипломатической уловкой. Князь Д. М. Пожарский выигрывал время - не связывая себя конкретными обязательствами, он хотел сохранить со шведами добрые отношения, "чтоб не помешали немецкие люди идти на очищение Московского государства, а того у них и в душе не было, что взять на Московское государство иноземца"^*.

^* (Соловьев С. М. Указ. соч. Кн. IV. - Т. 9. - С. 673-674.)

Таким образом, после июля 1611 г. в Новгороде образовались две противоборствующие друг другу силы: с одной стороны, новгородцы, стремившиеся внести свою лепту в устроение расшатанного смутой Русского государства, опираясь на военную силу шведов, которых они рассматривали не как завоевателей, а как союзников; с другой шведские власти, считавшие Новгород своей военной добычей и плацдармом для освоения и захвата всего северо-запада России.

Таблица 6. Соотношение штемпелей монет Новгородского денежного двора времени шведской оккупации (1611-1617); Михаила Федоровича (1617-1627); шведских подделок (1617-?)

Шведские захватчики, разумеется, должны были использовать налаженное денежное производство в Новгороде. У шведов были свои намерения в отношении Новгородского денежного двора, которые они довольно последовательно осуществляли (шведский чекан в Новгороде представлен в табл. 6 соотношения штемпелей, фототабл. 23 и весовых диагр. 21-23). Как теперь хорошо известно благодаря исследованиям И. Г. Спасского, шведы с 1611 г. чеканили в Новгороде копейки, используя подлинные маточники и чеканы Василия Ивановича Шуйского. С 1611 г. по февраль 1615 г. копейки выпускались посредством пары маточников 1610 г. (с буквами PIH) по стопе, равной 3,6 рубля (табл. 6, Н., Шв. оккупация, 1-1). С марта 1615 г. по февраль 1617 г. использовались другие маточники: лицевой - времени Дмитрия Ивановича, приготовленный в 1605 г. (с буквами НРГI), оборотный - времени Шуйского, 1607 г., по стопе 3,9 рубля^* (табл. 6, Шв. оккупация, 2-2).

^* (Спасский И. Г. Денежное обращение в Московском государстве... - С. 341-345.)

Фототаблица 23. Монеты шведских интервентов (1611-1617), (1617-?)

За последние годы источниковая база изучения шведского чекана значительно расширилась за счет находок новых нумизматических^* и архивных^** данных, что позволило заметно продвинуться вперед в исследовании этого своеобразного эпизода в истории русского денежного обращения.

^* (Мельникова А. С. Новые данные о чеканке монет в Новгороде в 1611-1617 гг.//НС ГИМ. - М., 1977. - Ч. 5. Вып. 2. - С. 179-193.)

^** (Berglund A., Zakharov V. V. Op. cit. В этой работе издаются записи о работе Новгородского денежного двора с декабря 1613 г. по февраль 1617 г., ранее известные русскому читателю только по выборочным выпискам, опубликованным К. И. Якубовым в 1890 и 1891 гг.)

Диаграмма веса монет 21. Шведы в Новгороде (1611-1617). Копейка PIH (1612-1615), табл. 6, Н., 2-2. 162 экз

Диаграмма веса монет 22. Шведы в Новгороде. Копейка НРГI (1615-1617) табл. 6, Н., 2-2. 208 экз

Диаграмма веса монет 23. Шведы в Новгороде. Шведские подделки после 1617 г., табл. 6, чекан Нефедки, 4-4, 5-4, 6-4, 7-4, 4-5, 7-5, 7-6, 8-5, 9-5, 9-6, 9-7, 7-7. 69 экз

Ныне история шведской чеканки в оккупированном Новгороде реконструируется следующим образом. Шведы, овладевшие Новгородом 16 июля 1611 г., застали денежный двор "на ходу" - 13 июля там начался очередной передел. Он закончился только 29 июля, так как военные события прервали его на несколько дней. По объему заказов и готовой продукции он был самым небольшим из переделов первой половины 1611 г. Во время четырех переделов этого года монеты чеканились по трехрублевой стопе, о чем совершенно определенно свидетельствуют книги Новгородского двора за этот период^*. По мнению И. Г. Спасского, посланник Владислава Жигимонтовича в Новгороде И. М. Салтыков, который приводил город к присяге польскому королевичу в октябре 1610 г., не решился установить здесь чеканку по облегченной стопе, хотя в Москве она была уже в действии. Восставший против поляков в январе 1611 г. Новгород, вернувший на время былую независимость, не пожелал учреждать новую стопу и до прихода шведов оставался последним оплотом трехрублевой стопы^**. Шведы же, заняв город, "без проволочек ввели монетную стопу в 3,6 рубля"^****.

^* (Спасский И. Г. Денежное обращение в Московском государстве... - С. 240-251.)

^** (Остается загадкой, какой тип копейки чеканился во время четырех переделов первой половины 1611 г. И. Г. Спасский считает, что в этот период использовались лицевой маточник с буквами НРД, который, по его мнению, был приготовлен в 1610 г. для чеканки Владислава, и оборотный с именем Василия Шуйского. Мы относим этот тип к чекану Василия Шуйского 1609 г. (табл. 4, Н., 4-4), косвенным подтверждением такой атрибуции может служить присутствие копеек этого типа в таймырском кладе, новгородские монеты которого кончаются 1610 г. Может быть, начав чеканить в январе 1611 г. копейки с именем Владислава Жигимонтовича, Новгородский денежный двор продолжал использовать эти маточники и при остальных трех переделах, руководствуясь в данном случае более практическими, чем политическими сорбражениями?)

^*** (Там же. - С. 339.)

^**** (Спасский И. Г. Чеканка копеек шведскими властями в Новгороде в 1611-1617 гг.//Новое в археологии: Сб. статей, посвященных 70-летию Артемия Владимировича Арциховского. - М.: Изд-во МГУ, 1972. - С. 164.)

В предложенной исследователем схеме не учитываются по меньшей мере два момента. Во-первых, поляки ввели облегченную стопу не в конце 1610 г., а скорее всего в середине 1611 г., возможно с 1 сентября, начав новый, 7120-й год, чеканкой легких монет. Поэтому следует думать, что Новгород, как и Москва, в конце 1610 г. - первой половине 1611 г. еще придерживался трехрублевой стопы. Шведские интервенты, захватив город 16 июля 1611 г., могли бы действительно немедленно изменить стопу. Но здесь следует учитывать второе обстоятельство. До 1614 г. шведы вели себя крайне осторожно, не желая вызывать неудовольствия новгородцев в связи с предстоявшими переговорами об избрании королевича на новгородский и в перспективе - на русский престол. Налоги брали вполне умеренные, не выше прежних. Делагарди следил, чтобы шведские войска не обижали население^*. Снижение веса монеты сразу после захвата города не способствовало бы популярности шведских властей, и они это должны были понимать. Шведы на первых порах последовательно выступали в роли защитников Русского государства, призванных на помощь царем Василием Шуйским, верность которому они всячески подчеркивали. Во время переговоров в Дедерино в 1616 г. Делагарди упрекал московских бояр: вы, говорил он, "государя своего с государства ссадили, постригли и в Литву отдали", а он сам и его войско служили Василию Ивановичу всегда "прямо, как своему прироженному государю"^**.

^* (Фигаровский В. А. Отпор шведским интервентам... - С. 68.)

^** (Соловье в С. М. Указ. соч. Кн. V. - Т. 9. - С. 80.)

Организуя чеканку в завоеванном городе, шведское командование должно было учитывать сразу несколько факторов. Прежде всего необходимо было оставить в неприкосновенности тип русской монеты, что соответствовало договору 1611 г., по которому "все должно итти по старине, согласно книге законов"^*. Далее, новая монета должна была, конечно, нести определенную декларативную нагрузку. В данном случае ей предназначалось декларировать антипольскую направленность и приверженность общерусским интересам. Выбор типа оформления монетного поля был предопределен этими соображениями. Более всего для шведов подходили копейки Шуйского, единственного законного русского царя в их глазах, которому они в свое время предложили помощь и с которым были связаны договором 1609 г. Шведы продолжили прерванную в 1610 г. чеканку Шуйского: они использовали пару маточников этого года, с датой PIH (118 г.). Надо думать, что, начиная чеканку, шведы оставили в неприкосновенности и трехрублевую стопу, по которой чеканились монеты при Шуйском в Новгороде. Это отвечало бы их политической программе: полновесные монеты с именем Василия, выпущенные шведами, должны были стать одним из инструментов политической борьбы против поляков и способствовать завоеванию симпатий новгородцев, что для шведов в 1611 г. было крайне важным.

^* (Фигаровский В. А. О грамоте новгородского правительства в Москву в 1615 г.//Новгородский исторический сборник. - Новгород, 1937, - Вып. II, - С. 53-72.)

Записи о шведской чеканке начинаются в книгах Новгородского двора с декабря 1613 г. Между последней записью в июле 1611 г. и с этой датой нет никаких прямых свидетельств о работе двора, если не считать указания от февраля 1613 г. о выдаче части годового жалованья за 1612 г. подьячим и писцам денежного дела. На этот документ ссылается И.Т. Спасский, утверждая, что Новгородский двор при шведах начал работать с 1611 г., если к 1612 г. уже существовал обширный штат писцов и подьячих денежного дела^*. Исследователи шведской чеканки в Новгороде А. Берглунд и В. Захаров, напротив, считают, что этот документ не следует принимать во внимание, поскольку имена этих подьячих и писцов более не встречаются в книгах денежного двора. По их мнению, отсутствие сведений, относящихся непосредственно к работе денежного двора между июлем 1611 г. и декабрем 1613 г., служит доказательством того, что денежный двор в этот период не работал и шведы довольствовались конфискацией излишков монет у населения^**. Однако последнее утверждение никак не соответствует духу политики шведов в Новгороде в 1611-1613 гг., а характер сохранившегося делопроизводства денежного двора за 1613-1617 гг. свидетельствует о том, что уцелела только часть архива, явно вырванная из единого целого. Видимо, до нас не дошли книги, которые велись в 1611-1613 гг.

^* (Спасский И. Г. Денежное обращение в Московском государстве... - С. 242.)

^** (Berglund A., Zakharov V. V. Op. cit. P. 29-32.)

Следует принимать во внимание еще одно обстоятельство. Известные ныне благодаря публикациям 1983 г. записи 1613-1617 гг. имеют совершенно иную структуру, чем книги 1610-1611 гг. Они только фиксируют отношения с заказчиками по приему сырья; деятельность самого денежного двора отразилась лишь в записях о выдаче сырья денежным мастерам, в отличие от книг 1610-1611 гг., где во всем объеме последовательно освещены все операции по взиманию пошлин и указаны размеры оплаты труда мастеров, а также выход готовой продукции. Не исключено, что где-то между 1611 и 1613 гг. характер и структура книг денежного двора изменились в связи с теми нововведениями, которые привнесли в денежное дело шведские захватчики. Указ 1617 г. о возобновлении работы Новгородского двора после ухода шведов, видимо, не случайно говорит о возобновлении порядка делопроизводства на дворе: "А сколко у ково гривенок и серебра и старых денег возмут и сколко отдадут и сколко золотничные и плавилные пошлины из обменных денег прибыли от денег будет и сколко у плавленья у серебра и у денег у сливки угару будет, велено писати в книги подлинно по статьям. А у книг велено быть диячим пометам по полям и у статей"^*. Нетрудно заметить, что указ воспроизводит структуру книг 1610-1611 гг., которые велись до шведской оккупации.

^* (Цит. по: Янин В. Л. Новые материалы... - С. 92.)

Возможно, с сентября нового 7120 г. шведы должны были, начиная чеканку, ориентироваться на качество русской монеты, выпускаемой за пределами Новгорода, на Псковском и Московском денежном дворах. В Пскове, как известно, в эти годы денежный двор бездействовал. В Москве хозяйничали поляки, которые, как было показано, снизили денежную стопу не позже сентября 1611 г. Шведы, начиная выпуск копеек PIH, могли бы, конечно, вслед за Москвой снизить стопу. Однако такое предположение кажется нам неверным в силу того, что поляки были политическими и военными противниками шведов. К тому же Новгород с 1611 г. был изолирован от Москвы. Вряд ли в этих условиях шведы могли следовать в денежном деле за Москвой. Гораздо более логичным будет допущение, что шведское командование предпочло ориентироваться на иную политическую группировку, с которой их сближали на первых порах общие интересы, - на Второе ополчение. Переговоры с Ярославлем велись в мае- июле 1612 г., Новгород и Ярославль обменивались грамотами и послами, и, конечно, массовый выпуск копеек Второго ополчения на Ярославском денежном дворе не мог остаться незамеченным в Новгороде. Надо полагать, что этот первый выпуск определил весовую норму новгородских копеек и отказ шведского командования от трехрублевой стопы. Видимо, вскоре после июля 1612 г., возможно, с началом нового 7121 г. в сентябре шведы начали чеканку тоже по облегченной стопе. Эта стопа была более низкой, чем в Ярославле: если копейки Ярославского двора чеканились по 3,4 рубля (с весовой нормой 3¹/₂ почки, т. е. 0,60 г), то в Новгороде чеканка производилась по стопе в 3,6 рубля, весовая норма копейки получалась равной 0,57 г.

Заметим, что эта весовая норма не находит рационального соотношения с весом почки Торговой книги (0,17 г), на которую ориентировалось русское денежное дело с 1535 г. Это нерациональное соотношение становится вполне рациональным, если вместо почки Торговой книги (0,17 г) подставить старую новгородскую почку XV в. М. А. Львов определяет ее размер в 0,2031 г, В. Л. Янин - в 0,196 г^*. Размер новгородской почки XV в. у обоих исследователей практически совпадает - он колеблется около 0,20 г. В таком случае копейка трехрублевой стопы, чеканившаяся в Новгороде после 1535 г. и равная 4 почкам по 0,17 г, уменьшенная на половину старой новгородской почки (0,10 г), получает вес 0,58 г, что близко соответствует той весовой норме, которая получилась при чеканке по стопе в 3,6 рубля. Копейка НРГI, чеканившаяся в Новгороде после марта 1615 г. по стопе 3,9 рубля, имеет вес копейки трехрублевой стопы, уменьшенной на ³/₄ старой новгородской почки (0,15 г). Использование старых весовых эталонов времени самостоятельности Новгорода вполне можно объяснить усилением сепаратистских тенденций в городе, заметно оживившихся в годы смуты, что сказалось еще раньше в отказе от московского стиля в оформлении монет с 1608 г.

^* (Львов М. А. К вопросу о методике метрологического исследования русских монет XV века//НС ГИМ. - 1974. - Ч. 3. - С. 140; Янин В. Л. К истории формирования новгородской денежной систему//ВИД. 1979. - Т. XI. С. 256.)

Точные размеры стопы, принятой шведами в середине 1612 г., указываются в книгах Новгородского двора: "И всего декабря и генваря (1614 и 1615 гг. - А. М.) собрано старых денег 1936 рублев 15 алтын. Давано по 6 рублев на 100 руб., и в тех прибыли^* у 100 руб. по 14 руб." Такая же запись повторяется в феврале 1615 г.: "И всего в феврале собрано старых денег 1264 рубли з гривною. По та места по 6 руб. давано на 100 руб. И в тех прибыли на 100 руб. по 14 рублев^**. "Из этих записей следует, что 100 старых рублей соответствовали 120 новым. Из гривенки, которая равнялась 300 старым копейкам (3 рублям), следовательно, чеканилось 360 копеек или 3,6 рубля, с нормативным весом копейки 0,58 г. Взвешивание копеек с буквами PIH, чеканившихся по этой весовой норме, показывает несколько более низкий вес, лежащий между 0,54-0,56 г, что объясняется процессом снашивания монеты в обращении (диагр. 21).

^* (Под прибылью понимались вся сумма пошлин и производственные расходы денежного двора.)

^* (Berglund A., Zakharov V. V. Op. cit. - P. 47, 48.)

В марте 1615 г. в книгах Новгородского двора появляется запись, свидетельствующая о новом изменении стопы: "С тех мест почато на рубль довати по гривне. И всего в марте собрано старых денег 988 рублев 20 алтын и на те денги давано по 10 руб. на 100 руб., а деланы изо ста по 130 рублев. И прибыль у тех денег у 100 по 20 руб." В июньской записи 1616 г. появляются новые цифры: "По та место давано на рубль по гривне и того прибыль у 100 рублев по 20 рублей. А с сех мест давано по 4 алтына на рубль". В следующем месяце - в июле 1616 г. - записываются последние сведения о денежной стопе: "И всего в ыюле собрано старых денег 708 рублев 15 алтын. Давано на рубль по 4 алт., и тут о прибыли на 100 руб. по 18 рублев"^*. Из всех этих записей можно сделать вывод о переходе в марте 1615 г. к чеканке по стопе 3,9 рубля из гривенки, поскольку каждым 100 рублям старыми копейками соответствовали 130 рублей новыми; на гривенку, следовательно, приходилось 390 копеек.

^* (Ibid. P. 48-49, 51-52.)

Видимо, эта стопа сохранялась до конца пребывания шведов в городе. Впрочем, в июне 1616 г. вместо 10 рублей наддачи стали давать 12 (на рубль давали 4 алтына - 12 копеек, как сообщает запись в книгах), а прибыль от перечеканки по-прежнему оставалась равной 20 рублям, так что в сумме на 100 рублей старыми копейками приходилось уже 132 рубля новыми. Но в июле 1616 г. прибыль уменьшилась до 18 рублей, и восстановилось прежнее равенство: 100 старых рублей = 130 новым.

Весовая норма копеек 3,9-рублевой стопы равна 0,53 г. Однако взвешивание копеек с буквами НРГI, чеканка которых началась с марта 1615 г., показало, что их реальная весовая норма составляет около 0,48 г. Обычно нормативный и реальный вес монет расходится на 0,1-0,2 г, здесь же расхождение составляет 0,5 г (диагр. 22). Остается предположить, что шведы чеканили монеты после марта 1615 г. ниже установленной весовой нормы, снизив ее не на ³/₄, а на целую новгородскую почку. Не этими ли обстоятельствами были вызваны отмеченные в июне и июле 1616 г. увеличение суммы наддачи с 10 до 12 рублей и уменьшение размера прибыли с 20 до 18 рублей?

По данным записей книг Новгородского двора можно составить представление о составе денежного обращения в Новгороде во время шведской оккупации.

"Книги сплавочные", где записывалось, "что сливано на денежном дворе посадских и митрополичих и монастырских и всяких денег", т. е. серебро, которое поступало на денежный двор не от частных лиц, а от различного рода казенных учреждений, сообщают о поступлениях на денежный двор не только талеров или серебра в изделиях, но также "крох" - серебряных отходов, получающихся при чеканке монет. Большую часть поступлений составляли деньги, которые взимались в виде пошлин, налогов, штрафов и т. п. с населения города и уезда. Основная масса денег была представлена копейками трехрублевой стопы.

В книгах имеются записи о поступлениях "новых" и "смешанных" денег. "Новые" деньги фигурируют в записях от января, февраля и апреля 1614 г., затем следует перерыв до сентября 1615 г., после чего поступления "новых" денег продолжаются вплоть до февраля 1617 г. "Смешанные" деньги встречаются единственный раз - в марте 1614 г.^* Поскольку в книгах обычно указываются округленная сумма в рублях и вес ее в гривенках и золотниках, создается возможность вычислить реальный средний вес "новых" и "смешанных" монет.

^* (Ibid. - P. 13-14, 20-22, 23 24.)

Средний вес первой группы "новых" копеек, записанных в январе, феврале и апреле 1614 г., оказывается равным 0,57-0,58 г. "Новые" копейки второй группы (сентябрь 1615 г. - февраль 1617 г.) имеют более низкий вес - 0,54 г. Весовые показатели первой группы дают основание видеть в "новых" деньгах московские копейки Владислава 1611-1612 гг. и ярославские копейки ополчения 1612 г., нормативный вес которых составлял 0,60 г и был, естественно, несколько выше среднего веса тех монет, которые находились в обращении. В 1614 г. эти монеты были "новыми" для Новгорода. Такое же определение дают этим монетам А. Берглунд и В. Захаров, впрочем, вслед за И. Г. Спасским определяя их стопу в 3,6 рубля^*. "Смешанные" монеты марта 1614 г. - это скорее всего копейки трехрублевой стопы и "новые", общий средний вес которых в сумме составляет около 0,59 г.

^* (Ibid. - P. 25.)

Следовательно, по данным книг, новгородское денежное обращение в 1614 г. обслуживалось копейками трехрублевой стопы, новгородскими копейками PIH, чеканенными по стопе 3,6 рубля со второй половины 1612 г., и в незначительной степени - московскими копейками Владислава и ярославскими монетами ополчения. Видимо, московские копейки четырехрублевой стопы, массовая чеканка которых началась с ноября 1613 г., еще не проникли в новгородское обращение. Данные письменных источников подтверждает клад из Новгорода, зарытый в 1614 г.: здесь встречены в большом количестве копейки трехрублевой стопы, копейки PIH 3,6-рублевой стопы и некоторое количество московских копеек Владислава 1611-1612 гг. Копейки Михаила в кладе отсутствуют.

К сентябрю 1615 г. состав денежного обращения несколько меняется. Исчезают "новые" монеты со средним весом 0,57 г и их место занимают копейки со средним весом 0,54-0,55 г, тоже названные в книгах "новыми"; нет больше "смешанных" денег, но по-прежнему основную массу поступлений составляют копейки трехрублевой стопы. "Новые" монеты 1615-1617 гг., судя по весу, являются новгородскими копейками PIH, чеканка которых прекратилась в марте 1615 г. в связи с переходом к стопе в 3,9 рубля. Записи 1615-1617 гг. свидетельствуют, что они активно изымались из денежного обращения. Господствующее место начинают занимать легковесные копейки с буквами НРГI, чеканенные по стопе 3,9 рубля.

Несмотря на трудности военного времени и сокращение внешней торговли, Новгородский денежный двор при шведах довольно интенсивно снабжался серебром. Сравнение с 1611 г. показывает, что в 1613-1617 гг. приток серебра заметно увеличился. В 1611 г. количество обработанного серебра составило в среднем 121 гривенку в месяц; с феьраля 1614 г. по февраль 1615 г. эта цифра увеличилась до 656, а с марта 1615 г. по февраль 1617 г. - до 724 гривенок^*.

^* (Ibid. - P. 26 27.)

В 1611 г. книги денежного двора называют всего приблизительно 13 работающих денежных мастеров: Гаврилу Репина с товарищами (Гаврила Репин был, очевидно, старостой станицы - производственной артели, которая объединяла 9-10 денежных мастеров) и Ивана Брагу с сыном Филькой (эти два мастера почему-то названы в книгах отдельно). Всего, следовательно, накануне шведской оккупации на денежном дворе работали 13 мастеров, не считая рабочих других специальностей (волочильщиков, бойцов и пр.).

По записям книг 1613-1617 гг. ("Книги денежного двора что отдавано мастером в дело государевых и всяких денег") можно убедиться, что называются уже 10 различных имен денежных мастеров, за любым из которых, видимо, стояла станица приблизительно из 10 человек. Эти десять мастеров были старостами, которые отвечали за все операции по изготовлению денег. Каждый год работали одновременно шесть или семь станиц. Следовательно, за время шведской оккупации общее число денежных мастеров на Новгородском дворе выросло примерно в пять раз. К этому числу нужно прибавить волочильщиков, бойцов, кузнецов и других, количество которых нигде не указывалось.

Ниже приводится сводка о работе денежных мастеров (и соответственно станиц), составленная по помесячным записям книг денежного двора:

Гаврила работал полные 1614 и 1615 гг. и январь 1616 г.

Постник - январь, октябрь, ноябрь и декабрь 1614 г., полный 1615 г., а также январь 1616 г.

Богдан - с января по август 1614 г., с июня по декабрь 1615 г. и с января по ноябрь 1616 г.

Нефед - полные 1614, 1615 гг. и с января по февраль 1617 г.

Кирилл - полные 1614-1616 гг. и с января по февраль 1617 г.

Федор - полные 1614-1616 гг. и с января по февраль 1617 г.

Томило - с января по сентябрь 1614 г.

Лука - с января по май 1616 г.

Григорий и Исак - только февраль 1617 г.

Книги денежного двора за 1613-1617 гг. дают возможность выяснить источники поступлений серебра на денежный двор и в какой-то степени объяснить причины его интенсивной работы. По всей видимости, с начала 1614 г. на денежном дворе велись раздельные записи для серебра, поступавшего от частных заказчиков и от официальных лиц и учреждений ("казенные" заказы).

"Книги покупочные, что куплено серебра" велись с января 1614 г. по февраль 1617 г. В них записывались небольшие партии серебра, поступавшие на денежный двор от самых разнообразных лиц. С начала 1615 г. вводится новый порядок расчетов с заказчиками: денежный двор расплачивается с ними готовыми монетами за вычетом в конечной сумме пошлин, взимаемых при чеканке (плавильной, золотничной и оплаты мастерам). Устанавливается постоянная цена - за гривенку серебра, сданного на денежный двор, заказчик получал на руки 312 копеек. Об этом свидетельствует запись в сентябре 1615 г.: "И всего 123 году з генваря сентября по 15 число куплено серебра 276 грив. 25 золотников по 2 алтына з денгою золотник, гривенка по 3 рубля по 4 алтына"^*.

^* (Ibid. P. 12, 50.)

Книги для частных заказчиков были заведены с декабря 1614 г. и велись до февраля 1617 г. По приказу "боярина и воеводы Ивергора Карлусовича да диака Монши Мартыновича" денежный двор начал скупку у населения старых копеек (т. е. копеек трехрублевой стопы). Владельцы старых денег приносили на денежный двор мелкие суммы - 5, 10, 15, 50 рублей и получали за них новые деньги 3,6-рублевой стопы: за каждый рубль старыми деньгами - рубль и шесть копеек новыми. За гривенку серебра старыми деньгами на руки выдавалось 318 копеек - немного больше, чем за гривенку сырого серебра, которое оценивалось в 312 копеек. Учитывалось то обстоятельство, что старые деньги имели очень высокую пробу и процент угара при их переплавке колебался в пределах 1-1,5%. Твердая цена на старые деньги включала всю сумму пошлин и производственные расходы денежного двора. Изменение стопы в марте 1615 г. не повлекло за собой изменения цены сырого серебра - никаких указаний на это в книгах не содержится.

Весовое выражение общей суммы старых копеек, поступивших на денежный двор от частных лиц с декабря 1614 г. по февраль 1615 г., оказывается почти в три раза больше веса сырого серебра, купленного денежным двором с января 1615 г. по февраль 1617 г. Старые копейки трехрублевой стопы, видимо, до 1615 г. служили основным источником сырья для чеканки монет.

Количество старых копеек и серебра, покупавшегося денежным двором у частных лиц, не идет ни в какое сравнение с теми большими поступлениями, которые шли на денежный двор от казны. В специальных книгах о приеме денег "посадцких и митрополичих и монастырских и всяких" регулярные записи велись с декабря 1613 г. до февраля 1617 г.^* Здесь записывались поступления таможенных пошлин с городских таможен и из Ивангорода, поступления от шведских должностных лиц (среди сдатчиков серебра встречаются имена Делагарди, Монши Мартыновича Пальма, Эверта Горна и др.), от специальных поставщиков серебра на денежный двор, каким был, по всей вероятности, торговый гость Богдан Шорин. Перерабатывались в деньги так называемые "крохи", а также пошлины самого денежного двора. Все это серебро передавалось денежным мастерам, о чем свидетельствуют "Книги денежново двора что отдавано мастером в дело государевых и всяких денег при Иване Никифорове да при Ждане Игнатьеве" (книги за 1614 г.). В этих книгах фиксировался вес серебра, переданного мастерам в передел. Подсчеты месячных норм серебра, поступившего на денежный двор, и того количества, которое находилось "в деле" у денежных мастеров, чаще всего не совпадают, из чего можно заключить, что существовали не дошедшие до нас книги с записями о взимании государственных пошлин, о размерах угара, о нормах выхода готовой продукции. Поскольку в доходах от чеканки было непосредственно заинтересовано шведское командование, не исключено, что подобные записи могли храниться не на денежном дворе.

^* (Ibid. - P. 13, 24.)

По всей видимости, к 1615 г. относится активизация попыток шведского командования извлечь дополнительные доходы от эксплуатации монетной регалии. Шведы явно не остановились на снижении реального веса копейки до 0,48 г (при нормативном весе 0,53 г), о чем свидетельствуют нумизматические и письменные источники.

1615-й год был переломным в новгородско-шведских отношениях. Позиции обеих сторон определились со всей очевидностью. Для шведов не оставалось больше иллюзий относительно добровольного вхождения этого богатого торгового города в состав Швеции, а для удержания его силой оружия у Швеции в тот момент не было возможностей. Неудача под Псковом, развернувшаяся партизанская война, массовые побеги новгородцев в Москву и упорное нежелание присягать королю показывали всю тщетность усилий шведского командования изменить ход событий. Вся энергия шведских захватчиков обратилась на дипломатическую борьбу, на достижение наиболее благоприятных для Швеции условий мирного договора, которые обсуждались с января 1616 г. по февраль 1617 г., результатом чего стало заключение мира с Россией в Столбове.

В отношениях с новгородцами шведы совершенно перестали церемониться. Источники сообщают о грабежах и насилиях, которые чинили оккупанты^*. Политика в денежном деле была не последним звеном в этих грабительских действиях в годы пребывания шведов в Новгороде.

^* (Соловьев С. М. Указ. соч. - Кн. V. - Т. 9. - С. 85.)

Данные нумизматики позволяют предположить, что где-то в 1615 г. было положено начало тайной чеканке фальшивых монет. Эти данные, значительно расширившие круг монет, относящихся к шведской чеканке в Новгороде, были опубликованы в 1977 г.^*. К двум известным типам - копеек с именем Василия Ивановича и с буквами PIH и НРГI на лицевой стороне - добавилось еще более десятка новых типов, явно подражавших монетам Михаила Федоровича со знаками русских денежных дворов. Выпуск этих фальсификатов можно было поставить в непосредственную зависимость от письма Густава-Адольфа 29 июля 1615 г., написанного им во время осады Пскова, где он говорил о соблюдении тайны при закупке серебра для чеканки в Новгороде и рассуждал о возможных выгодах от этой чеканки, предоставляя Государственному казначейству Швеции самые широкие полномочия и свободу действий в ее организации^**.

^* (Мельникова А. С. Новые данные о чеканке монет в Новгороде в С. 179-193.)

^** (Спасский И. Г. Новые материалы о Новгородском денежном дворе С. 294-301.)

Впрочем, состояние источников на 1977 г. оставляло нерешенными ряд вопросов. Не было окончательной ясности в определении места чеканки подделок: чеканились ли они в Новгороде в 1615-1617 гг. или же в Швеции после заключения Столбовского мира; нельзя было установить продолжительность и масштабы чеканки шведских фальсификатов; наконец, не были выявлены все типы копеек шведского производства. Находки последних лет в кладах и коллекциях, а также новые архивные данные в некоторой степени позволили разрешить эти вопросы, хотя все еще остается много неясностей. Поскольку сделаны лишь первые шаги в изучении шведских фальсификатов и выделении их из числа подлинных русских монет XVII в., нужно надеяться, что со временем средствами нумизматики эти неясности будут устранены. Однако ряд выводов можно сделать уже сейчас.