После Столбовского мира 1617 года

Летом 1618 г. должна была состояться ратификация Столбовского договора. В Стокгольм было направлено посольство Барятинского из Москвы, в Москву прибыла шведская делегация во главе с послом Стенбуком. Согласно условиям мирного договора шведы возвращали России Новгород, Старую Руссу, Порхов с уездами, Сумерекую волость и Ладогу. Гдов с уездом оставался еще некоторое время у шведов. Шведы получали значительные территориальные приобретения, чрезвычайно важные для них в экономическом отношении. В руки шведов переходила вся Ижорская земля с русским побережьем Балтийского моря, с городами Ям, Копорье, Орешек. К Швеции перешел также правый берег реки Наровы с важным опорным пунктом русско-европейской торговли на Балтике - И ван городом, который по условиям Тявзинского мира 1595 г. оставался за Россией Россия оказалась полностью отрезанной от Балтийского побережья. Система политических и экономических отношений между владениями России и Швеции на Балтике, утвердившаяся после Тявзинского мира 1595 г., была изменена в пользу Швеции. Ей удалось, наконец, замкнуть "барьер" перед русской торговлей на Западе^*. Для русских купцов свободными остались только побережья Баренцева и Белого морей, которые Швеции не удалось захватить в 1611 и 1613 гг.

^* (Шаскольский И. П. Столбовский мир... - С. 25-28.)

В руки шведского купечества полностью перешел контроль над всеми основными водными и сухопутными путями в Ижорской земле. Это имело прямым следствием невозможность русским купцам вести прямую торговлю с государствами Западной Европы через Балтику. Монопольное право на посредническую роль в русской торговле с Западом получали города Ревель, Нарва, Дерпт, Стокгольм, Выборг, Рига. Столбовский договор обеспечил получение шведской казне значительных доходов от обложения всей русско-балтийской торговли. Но шведская сторона не удовольствовалась этим. Русское правительство обязалось выплатить Швеции контрибуцию - 20 тыс. руб.; было подчеркнуто, что эта сумма должна быть выплачена "деньгами готовыми, ходячими, безобманными серебряными новгородскими"^*.

^* (Соловьев С. М. Указ. соч. - Кн. V. - Т. 8. - С. 86.)

В Москве с осени 1613 г. началась массовая чеканка монет четырехрублевой стопы, вполне отвечавших этим требованиям. Однако шведская сторона сочла необходимым специально оговорить пункт о доброкачественности серебряных копеек. Здесь напрашивается мысль о том, что шведы беспокоились не напрасно, хорошо зная состояние денежного обращения новгородской земли, засоренного неполноценными монетами собственного производства. Вопросы, касающиеся русских монет, возникли и во время переговоров в Москве со шведским послом Стенбуком. В проекте союзного договора со Швецией, который привез с собой Стенбук, содержалось предложение ввести в России свободное обращение шведских денег, а в Швеции - русских по существующему курсу монет обоих государств.

Это предложение не нашло дальнейшего развития, и, видимо, даже не обсуждалось^*, однако сам факт его возникновения заслуживает самого пристального внимания. Его следует сопоставить с теми претензиями, которые были предъявлены русской стороной посольству Стенбука. В опубликованном И. Г. Спасским в 1972 г. "Наставлении боярам, назначенным на встречу с шведским послом Стенбуком", датированном 1618 г., сказано, что шведы, невзирая на заключенный 20 ноября 1616 г. договор в Ладоге "из Великого Новагорода и из иных городов, которые царскому величеству отданы и очищены, никаких дел и книг и иного ничего не вывозить и людей сильно не выводить", вывезли печать Новгородского государства, "да из денежного двора чеканы, которые деланы были блаженные памяти при царе и великом князе Василье Ивановиче всея Руси, и денежных мастеров Нефедка с товарищи взяли с собою и свезли в Свею силно и ныне в Свее денги чеканят, переделав те старые чеканы на великого государя нашего его царского величества имя, и то учинено через мирной договор неведомо коими обычаи, кабы на роздор, а не соединение, чего искони не бывало, что государю вашему денги чеканить в своем государстве великого государя нашего царского величества имянем"^**.

^* (Шаскольский И. П. Столбовский мир... - С. 141.)

^** (Спасский И. Г. Новые материалы... - С. 301.)

Между претензиями русского правительства и предложениями шведов о свободном обращении русских и шведских денег в обоих государствах существует, на наш взгляд, несомненная связь.

Шведы, чеканившие почти шесть лет русские деньги в Новгороде, разумеется, не только сумели извлечь выгоду из этой чеканки, но и значительно расширили сферу обращения русских монет в прибалтийской торговле. Столбовский мир открыл перед шведскими городами самые заманчивые перспективы обогащения за счет русского купечества - недаром Густав-Адольф говорил в речи на шведском сейме 26 августа 1617 г.: "Наши города благодаря этому миру и торговле, которая благодаря ему же оказалась в их руках, намного увеличат свои доходы"^*. Свободное обращение русских и шведских денег должно было значительно облегчить торговые операции, так как в этом случае отпадала необходимость обмена шведских ригсдалеров на русские копейки по уставной цене с неизбежными убытками при этом. При уставной цене в 42 копейки за талер в 1613-1615 гг. или же в 50 копеек в 1620 г. один талер по весу в среднем соответствовал 53-56 русским копейкам этого времени.

^* (Цит. по: Шаскольский И. П. Столбовский мир... - С. 203.)

"Наставление боярам...", где выражались претензии русской стороны по поводу чеканки в Швеции русской монеты, раскрывает тайную подоплеку намерений шведского правительства. Предлагая ввести свободное обращение русских и шведских денег в пределах обоих государств, шведская сторона, надо полагать, была осведомлена о том, что в "Свее" уже велась тайная чеканка русских монет, более выгодная для шведской экономики, чем обмен шведских денег на русские. Русские с большой точностью перечислили незаконные действия шведов: вывоз из Новгорода, вопреки ладожскому договору от 20 ноября 1616 г., мастеров денежного двора, чеканов, ранее использовавшихся для чеканки копеек, и переделку их на чеканы с именем Михаила Федоровича, организацию в Швеции чеканки русских копеек. Возможно, именно осведомленность русского правительства об организации тайной чеканки русских денег в Швеции сорвала переговоры о свободном хождении русских и шведских монет в Швеции и России. Впрочем, это предложение вряд ли имело бы успех, так как оно противоречило существу русской экономической политики, тщательно ограничивавшей сферу обращения русской монеты пределами Русского государства.

Итак, "Наставление боярам..." 1618 г. прямо указывает на Швецию как на место чеканки подражаний русским копейкам. Об этом же говорят места находок кладов с подделками. Ни в Новгороде, ни в Новгородской обл. не были встречены клады, сложившиеся до 1617 г., содержащие в своем составе эти монеты. Из этого следует вывод, что в годы шведской оккупации 1611-1617 гг. эти монеты не попадали в денежное обращение. Подделки начинают объявляться в кладах 30-40-х годов XVII столетия, причем места находок совпадают с направлением торговых путей, связывавших Россию со странами Западной Европы. Клады происходят из Архангельской, Ярославской, Вологодской, Костромской, Ленинградской и Смоленской обл., из Эстонии и Латвии. Москва и Московская обл., чрезвычайно богатые кладами времени Михаила Федоровича, дали единичные экземпляры шведских фальсификатов, и по одной монете нашлось в кладах из Тамбовской и Тульской обл^*.

^* (Мельникова А. С. Новые данные... - С. 192.)

Анализ кладов позволяет заключить, что центр изготовления подделок находился за пределами России и массовое их поступление на русскую территорию началось приблизительно с 20-х годов XVII в. через Архангельск и Прибалтику. Документально подтверждает этот вывод состав большого клада из Пулково Ленинградской обл.^* В кладе имеются 40 западноевропейских талеров, самый поздний из которых датируется 1645 г., и 1491 экз. русских монет. Клад отражает состав денежного обращения Ижорской земли - той русской территории, которя отошла к Швеции по Столбовскому миру. Особенностью клада является преобладание монет новгородского и псковского чеканов и большое число шведских фальсификатов. Здесь насчитывается 90 экз. копеек PIH 1611 -1615 гг., 91 экз. копеек НРГI 1615-1617 гг. и 41 экз. копеек тайной шведской чеканки. Место находки и состав пулковского клада окончательно снимают всякие сомнения в том, что массовое производство шведских фальсификатов началось вне Новгорода после заключения Столбовского мира, а также убеждают в том, что протест русских дипломатов посольству Стенбука в 1618 г. не был удовлетворен шведской стороной и чеканка подделок продолжалась. Видимо, они играли значительную роль в денежном обращении Ижорской земли.

^* (Сотникова М. Н., Спасский И. Г. Указ. соч. - С. 73 (клад № 32). Русская часть клада в этом издании представлена неполно и неточно, и мы используем сведения, полученные нами при визуальной обработке клада.)

Опубликованная В. Л. Яниным опись Новгородского двора, составленная 14 марта 1617 г. после ухода шведов из Новгорода, и раньше уже привлекавшаяся нами при изучении деятельности Новгородского двора при Борисе Годунове, позволяет восстановить картину работы двора при шведах и проливает свет на организацию тайной чеканки русских копеек в Швеции.

Опись содержит перечень оборудования и орудий чеканки денежного двора. Там было семь больших наковален, на которых работали бойцы, плющившие проволоку гладкими чеканами, и семь малых наковален - на них работали чеканщики, чеканившие из гладких расплющенных кусочков серебряной проволоки монеты. Упомянуты в описи также семь "волоков" - волочильных станов, при помощи которых волочильщики вытягивали из серебряных "гнезд" проволоку для чеканки монет. Поскольку каждое производственное объединение денежного двора - станица - последовательно производило все операции по изготовлению монеты, из перечня оборудования в описи можно заключить, что при шведах на дворе работали семь станиц. Эти сведения вполне соответствовали вышеприведенным данным книг Новгородского двора за 1614-1617 гг., согласно которым здесь каждый год одновременно работали шесть или семь мастеров "с товарищи", т. е. семь станиц, которые обычно возглавляли старосты, назначавшиеся из числа чеканщиков^*. Среди предметов, оставшихся на денежном дворе после шведов, опись называет также 15 "матошников вершников", 14 "матошников исподников прежних государей" и два маточника "иолуденежных", верхний и иснодний, т. е. полушечных. Серебра или денег "после немец" на денежном дворе не оказалось.

^* (Мельникова А. С. Новый ("Английский") денежный двор... - С. 144-148. )

15 "матошников вершников" представляют собой 10 лицевых маточников Бориса Годунова начиная с 1600 г., 2 - Дмитрия Ивановича, 3 - Василия Шуйского^*, а 14 "матошников исподников" - 10 оборотных маточников Бориса, 2 - Дмитрия, 4 - Василия, 2 - Владислава Жигимонтовича. Оборотных маточников при таком раскладе получилось не 14, а 18, но эти лишние четыре оборотных маточника приходятся на маточники 3 и 6-Бориса Годунова (табл. 3), 2 - Дмитрия Ивановича (табл. 4) и 2 - Владислава Жигимонтовича (табл. 4). Эти маточники были, видимо, забиты вскоре после их изготовления, ибо монеты, чеканенные при их посредстве, известны в единственных экземплярах; о разовом использовании этих маточников говорит также отсутствие у них поштемпельных связей с прочими маточниками Новгородского двора.

^* (Учитываются только маточники 3, 4 и 5 как сделанные заново, а маточники 1 и 2 представляют собой маточник 2 времени Дмитрия Ивановича (табл. 4), на котором выгравировались последовательно даты (на 1 сохранилась прежняя Н/РДI, на 2 Н/РЕI). Не учитывается маточник Владислава, так как при нем использовался маточник 4 времени Василия (с буквами НРД).)

В. Л. Янин насчитал 16 оборотных маточников. Двумя лишними оборотными маточниками были, по его мнению, именные маточники Василия, которыми пользовались шведы в 1611-1617 гг. и которые они увезли с собой после 1617 г.^* Однако внимательное прочтение текста "Наставления боярам..." 1618 г. показывает, что с Новгородского двора были вывезены не маточники, а чеканы; документ прямо говорит о том, что вывезены были "чеканы, которые деланы были... при... Василье Ивановиче" и что "те старые чеканы" переделали на имя Михаила Федоровича. Следовательно, шведы вывезли чеканы, которые снимались с маточников, а сами маточники "прежних государей", изготовленные после 1600 г., оставались без движения на Новгородском денежном дворе на Рогатице.

^* (Янин В. Л. Новые материалы... - С. 88.)

В документах XVII в. всегда четко различаются маточники - закаленные стержни с позитивными изображениями и надписями на торце, и многочисленные чеканы (или штемпеля), которые снимались (оттискивались) с каждого маточника и использовались для непосредственной чеканки монет. Чеканы изготавливались из более мягкого, ковкого металла с негативными оттисками изображений и надписей на торце. Даже фальшивомонетчики делали "воровские" маточники и снимали с них чеканы, что нашло отражение в терминологии письменных свидетельств о чеканке фальшивых монет.

Скорее всего вывезенные чеканы были переделаны в маточники на имя Михаила Федоровича, поскольку этого требовала технология нанесения изображений рисунков и надписей на орудия чеканки - позитивные изображения и текст, естественно, было легче вырезать на рабочей поверхности, сбив с нее старые изображения. Разумеется, маточники, сделанные из чеканов, должны были бы стать очень хрупкими и, следовательно, недолговечными. Этим, видимо, и объясняется большое количество различных типов шведских фальсификатов при очень небольшом количестве самих сохранившихся монет.

Исчезновение имени Нефедки со страниц книг денежного двора в феврале 1617 г. подтверждает справедливость обвинения шведов в том, что они вывезли "Нефедка с товарищи" в Швецию насильно после заключения Столбовского мира. Тем большего доверия заслуживает утверждение московских бояр о незаконной чеканке подделок под русские монеты. Нумизматические данные придают этому обвинению полную достоверность. Нетрудно заметить, что шведские фальсификаты делятся на две группы (см. табл. 6 соотношения штемпелей, фототабл. 23 и диагр. 23).

В одну из этих групп входят подражания копейкам Василия Шуйского и Дмитрия Ивановича, снабженные знаком ПС (табл. 6, Н., Шв. оккупация, 3-2, 3-3), а также тип 2-1, представляющий сочетание подлинных маточников НРГI и оборотного 1. Подлинный оборотный маточник Василия Шуйского 2 объединяет эту группу с массовой чеканкой шведов 1611 -1617 гг. - с копейками PIH и НРГI. Число дошедших до нас фальсификатов этой группы ничтожно: пока известны только два экземпляра копейки ПС с именем Василия (один экземпляр происходит из клада, найденного в Эстонии, на хуторе Пэнтсаку, второй из упомянутого выше пулковского клада) и один-единственный экземпляр копейки ГIС с именем Дмитрия (из пулковского клада). Копейка 2-1 также известна в единственном экземпляре (коллекция ОН ГЭ).

Выпуск этот следует датировать второй половиной 1615 г. и, возможно, связывать с упоминавшимся выше письмом Густава-Адольфа от 29 июля 1615 г. Может быть, именно в связи с чеканкой указанной группы фальсификатов на Новгородском денежном дворе начиная с июня 1616 г. стали давать за 100 старых копеек не 110, а 112 новых? Эти первые выпуски еще прочно привязаны к шведской чеканке 1611-1615 гг., они используют подлинные маточники Шуйского и не претендуют на подражания ходячей в то время монете, которой были в 1615 г. московские копейки Михаила. Экономическая целесообразность подобного выпуска очевидна. Она заключалась в том, что эти легкие копейки с именами "прежних государей" вполне могли сойти за полноценную старую монету трехрублевой стопы, широкое обращение которой в Новгороде фиксируют письменные источники и нумизматические данные.

Вторая группа фальсификатов (табл. 6, чекан Нефедки, 4-4, 5-4, 6-4, 7-4, 4-5, 7-5, 7-6, 8-5, 9-5, 9-6, 9-7, 7-7), подражающих ходячим в то время монетам Михаила, могла появиться только после 1617 г. Очень убеждает в этом находка большого числа монет данной группы в пулковском кладе, состав которого четко отражает характер денежного обращения Ижорской земли после передачи ее шведам. Именно эти копейки могли чеканить "Нефедка с товарищи", переделав старые чеканы на новые, с именем царствующего в России правителя. Шведами был вывезен, видимо, только один лицевой-маточник с буквами ПС (4), ими же приготовленный для тайной чеканки. Рисунок его обнаруживает большое сходство с новгородским датированным маточником 1617 г. (Н/РКЕ), что косвенно свидетельствует о том, что резал его новгородский резчик на денежном дворе. Этот маточник был сделан вполне профессионально, что и объясняет, почему из всех шведских фальсификатов более всего сохранились копейки ПС, вышедшие из-под этого маточника. Остальные маточники, переделанные из старых чеканов, оказались менее прочными. Рисунки и надписи здесь выполнены много хуже и с художественной, и с технической стороны. Это не удивительно, так как делались они уже в "Свее", вне Новгородского денежного двора, без участия резчика.

Готовя лицевой маточник ПС в 1615 г., шведы предназначали его для чеканки монет, подражавших копейкам трехрублевой стопы. Но после 1617 г. этот же лицевой маточник был использован для чеканки копеек с именем Михаила. Копейки Михаила со знаком Псковского двора только появились в этот период - Псковский двор начал работать после долгого перерыва лишь в результате заключения Столбовского мира. Первый выпуск шведских фальсификатов (4-4) подражал псковским копейкам Михаила, пока готовились новые лицевые маточники со знаками Московского и Новгородского денежных дворов.

Реальный средний вес шведских подделок составляет 0,46 г (диагр. 23). Нормативный вес их, видимо, лежал в пределах 0,47-0,48 г, приближаясь к весу копеек НРГI 1615-1617 гг. Шведские фальсификаты, следовательно, чеканились по стопе, которая была ниже четырехрублевой и которая, очевидно, была образована путем вычитания из копейки трехрублевой стопы новгородской почки (0,68-0,20=0,48). Апробирование шведских подделок обнаружило, что основная их масса имела обычную для русских монет до 1627 г. высокую, 960 пробу; однако 3 экз. оказались 750 пробы. Видимо, при их чеканке серебро очищалось не с такой тщательностью, как это делалось на русских денежных дворах.

Продолжительность чеканки шведских фальсификатов за пределами Новгорода после февраля 1617 г. установить трудно. В кладах они попадаются начиная с 30-40-х годов XVII в. вплоть до начала XVIII в. (например, в кладе 1717 г., хранящемся в ОН ГЭ, № 27 новой серии, на 2756 экз. встречены 257 шведских копеек PIH и НРГI, а также 8 экз. шведских фальсификатов после 1617 г. - типы 4-4, 4-5, 7-6 к 7-7). Безусловно, с нашей точки зрения, одно - несмотря на протесты русских дипломатов, незаконная чеканка русских монет в Швеции продолжалась, коль скоро русские клады середины и второй половины XVII в. оказываются засоренными эти фальсификатами.

Трудно сказать, в какой мере были повинны в организации этой чеканки официальные шведские власти. Возможно, в этом случае имела место частная инициатива шведского главнокомандующего в Новгороде - "Якова Пунтосовича" Делагарди. На такую мысль наводит история архива, в котором находились книги Новгородского денежного двора. Существует мнение, что часть этого архива, в том числе та, где были книги денежного двора, принадлежала Делагарди. С 1617 по 1628 г. он занимал ведущие государственные должности в Прибалтике и, в частности, в землях, отошедших к Швеции после Столбовского мира. В 1628 г. он переехал в Швецию и перевез с собой весь свой личный архив. Когда в 80-90-х годах XVII в. шведский король конфисковывал имения шведской знати и были отобраны имения наследников

Делагарди, архив этот попал в Камер-архив в Стокгольме, а в XIX в. - в Государственный архив Швеции, где он находится и сегодня^*.

^* (Шаскольский И. П. Как оказался в Стокгольме Новгородский архив начала XVII века//Советские архивы. - 1968. - № 3. - С. 114-119.)

Вывоз русских документов из России в Швецию, как пишет И. П. Шаскольский, считался всеми исследователями "актом государственной власти, продиктованным политическими соображениями, - стремлением иметь новгородский архив в Стокгольме для каких-то нужд шведского правительства. Теперь же, - продолжает исследователь, - выяснилось, что это был акт произвола Якоба Делагарди. Воспользовавшись своим положением главнокомандующего, он увез с собой всю документацию за тот период, когда управление Новгородской областью было сосредоточено в его руках... увез для каких-то собственных нужд, не собираясь передавать эту документацию в руки правительства"^*.

^* (Там же. - С. 117.)

Как полагает И. П. Шаскольский, вопрос этот будет окончательно решен только в результате дополнительных исследований, но приведенные им соображения кажутся чрезвычайно интересными при изучении тайной шведской чеканки после 1617 г. Из "Наставления боярам..." 1618 г. известно, что "сильно" были вывезены Нефедка с товарищами и старые чеканы; о книгах денежного двора здесь не говорится. Но факт вывоза книг с Новгородского двора сомнению не подлежит. Если книги вывез Делагарди^*, раз они очутились в его частном архиве, логично допустить, что он же вывез и денежников, и старые чеканы и организовал тайную чеканку русских монет. Плохое качество шведских фальсификатов в какой-то степени свидетельствует о кустарной организации чеканки; надо полагать, что на денежных дворах Швеции сумели бы придать русским копейкам более совершенный вид.

^* (Имя Делагарди постоянно упоминается в книгах денежного двора; характер записей дает основание полагать, что в большинстве случаев он выступал с казенными заказами.)