Глава 6. В разгар смуты

"Литва" и Московский денежный двор

Политическая карьера Василия Шуйского закончилась 17 июля 1610 г. В сентябре этого же года Москва присягнула сыну польского короля Сигизмунда III - королевичу Владиславу. Приглашение королевича на русский престол состоялось в тот момент, когда единственной реальной силой в стране оказались польские интервенты. Польский король осаждал Смоленск и не скрывал своих намерений занять русский трон, войска гетмана Жолкевского в июле подошли к Москве и осадили ее. В руках поляков была вся Смоленщина, а в июне 1611 г. они взяли и Смоленск, а также заняли Северские земли, Можайск, Верею, Борисов. В северо-западных районах страны хозяйничали шведы, которые стремились захватить Новгород и Псков. Лжедмитрий II после распада тушинского лагеря бежал в Калугу, вновь собрал военные силы и в июле двинулся к Москве. В этих условиях "седмочисленные" бояре во главе с князем В. В. Голициным решились впустить в Москву поляков. Это произошло в ночь с 20 на 21 сентября. В ожидании Владислава, который должен был, согласно договору от 17 (27) августа 1610 г., прибыть в Москву, креститься и найти русскую невесту в обмен на "вечный мир" с Полыней, власть в стране перешла к польскому командованию.

В сентябре 1610 г. польские политики оказались очень близкими к осуществлению идеи "унии" Речи Посполитой и России. Эта идея вынашивалась в Польше в последние десятилетия XVI в. Смерть последнего представителя правящей династии в России, взрыв гражданской войны и кризис власти создавали вполне реальные предпосылки для превращения России в неполноценный политический придаток Речи Посполитой. Социальная верхушка русского общества склонялась к идее династической унии в надежде на то, что при помощи Речи Посполитой можно будет сохранить существующий строй и стабилизировать положение в стране.

Договоры русского боярства с польско-литовской стороной (февраль, сентябрь 1610 г.), а также наказ великому посольству, отправленному из Москвы для переговоров с Сигизмундом III под Смоленск осенью 1610 г., содержали ряд условий, не отвечавших планам Речи Посполитой сделать Россию неполноправным членом унии. Вместо стремившегося к русскому трону Сигизмунда русские пожелали ввести на престол его сына Владислава, которому в тот момент было 14 лет. Основная часть помещенных в договорах статей обусловливала возможность существования России как отдельного государства во главе с особым правителем и лишь в перспективе допускала возможность объединения России и Речи Посполитой под властью одного монарха. Королевича Владислава обязывали соблюдать православие, административный порядок и сословный строй русского общества. Все эти условия тем самым сохраняли без изменений существовавшие денежную систему Русского государства и порядок управления денежным производством.

Поляки, войдя в Москву, расположились в центре города, заняв Кремль и Китай-город. Денежный двор, расположенный на территории Кремля, оказался полностью под их контролем. Казначеем был назначен Василий Петрович Головин, член Думы Лжедмитрия II, а в "товарищи" к нему был поставлен Федор Андронов, бывший тушинец, "торговый мужик", получивший звание думного дворянина от Сигизмунда III к немалому негодованию боярской знати.

Князь М. Г. Салтыков жаловался на Андронова королю: "Московские люди крайне скорбят, что королевская милость и жалованье изменилось и многие люди разными притеснениями и разореньем оскорблены по приговору торгового человека Федора Андронова, а с Мстиславского с товарищи и с нас дела посняты, и на таком человеке правительство и вера положены... Как такому человеку знать правительство? Отец его в Погорелом Городище торговал лаптями, а он взят в Москву из Погорелова, по приказу Бориса Годунова, для ведовства и еретичества, а на Москве был торговый мужик... Много казны в недоборе, потому что за многих Федор Андронов вступается и отпускает для посулов в суд с правежа; других не своего приказа насильно берет к себе под суд и сам государевых денег не платит"^*.

^* (Цит. по: Соловьев С. М. Указ. соч. - Кн. IV. - Т. 8. - С. 615. )

Федор Андронов забирал из казны сокровища и передавал А. Гонсевскому для отправки королю, но и сам не гнушался ничем для пополнения собственного богатства. Когда после очищения Москвы от поляков велось следствие по делу Андронова, один из привлеченных к ответу, Пятунка Михайлов, рассказал случай, выразительно характеризующий "казначея". После прихода поляков в Москву он, Пятунка, попросил у Федора Андронова, приходившегося ему родственником, убежища и дал ему на сохранение свои сбережения, где кроме 400 рублей, принадлежащих Пятунке, были еще 300 рублей, переданных ему другим лицом. "И те денги взял у него Федор Ондронов все", а самого Пятунку "прибил"^*. После освобождения Москвы Федор Андронов был арестован правительством ополчения, бежал из-под стражи, но в марте 1613 г. был снова схвачен и казнен в 1614 г. Такой человек ведал в 1610-1612 гг. финансами страны.

^* (Акты времени междуцарствия ... - С. 99-100.)

Денежным двором "при Литве" руководил дьяк Ефим Григорьевич Телепнёв^*. Политическая карьера и сама фигура этого человека также весьма любопытны. Впервые его имя упоминается в 1604 - 1605 гг., когда он был дьяком в Великом Новгороде, и в 1606 г. вместе с боярином М. П. Катыревым-Ростовским и дьяком В. Оладьиным верстал и давал жалованье служилым людям^**. Более известно его имя в связи с событиями 8 сентября 1608 г., когда он и двое новгородских воевод - М. В. Скопин- Шуйский и М. И. Татищев - пытались бежать из Новгорода, захватив с собой государственную казну. Причиной побега был страх перед новгородским восстанием, которое назревало в связи с псковскими событиями 2 сентября 1608 г. Беглецов вернули, и по доносу Телепнёва М. И. Татищев как инициатор и организатор бегства был казнен.

^* (РИБ. 1875. - Т. II. - № 95. - С. 242.)

^** (Веселовский С. Б. Дьяки и подьячие ... - С. 510.)

Очевидец этих событий дьяк Иван Тимофеев очень нелестно пишет о Ефиме Телепнёве: "самописчий некто", который был во всем подобен коварному Михаилу Татищеву, "был ему собеседником и особенно близок был ему по лукавству. Дни его жизни у царя были тогда светлыми (он пользовался расположением царя) по причине тайной, законопреступной заслуги и из-за временного приближения (к царю) его родственников; частью он малым чем отличался от того коварного, потому что тайно наушничал царю"^*. Туманные намеки Ивана Тимофеева о "тайной, законопреступной заслуге" перед царем дают известное основание подозревать, что в Новгороде, как и в Москве и Пскове, была сделана попытка организовать денежный откуп и выпустить ухудшенные деньги, для чего был привлечен Ефим Телепнёв. Возмущение новгородцев не дало осуществить этот замысел, и, захватив казну, воеводы и Телепнёв бежали из Новгорода 8 сентября. Сам факт захоронения трех кладов 1608-1609 гг. в Новгороде и его окрестностях свидетельствуют о беспокойстве новгородцев, причиной которого могло служить и состояние денежного дела в момент захоронения кладов. Разумеется, такое толкование событий 8 сентября 1608 г. в Новгороде может быть предложено лишь как одна из версий объяснения этого взрыва классовой борьбы в городе.

^* (Временник Ивана Тимофеева. - С. 129, 304.)

В 1610 г. Ефим Телепнёв оказывается в Москве, где становится головой денежного двора и руководителем Денежного приказа^*. Он вошел в члены великого посольства, направленного из Москвы к Сигизмунду III в сентябре 1610 г. В Москву он вернулся, видимо, в декабре 1610 г. вместе с частью посланников. Дневник похода в Россию короля Сигизмунда III (1609-1611 гг.) называет Ефима Телепнёва "канцлером". После освобождения Москвы от поляков он был обвинен в присвоении казны и осенью 1612 г. сидел "за приставом" и у него "было описано много казны"^**. Однако уже с февраля по август 1613 г. он ведает "по боярскому приговору" Печатным приказом. Тогда же ему был подчинен опустошенный при поляках и не имевший самостоятельного управления Казенный двор. А в ноябре 1613 г. он опять становится во главе Денежного приказа и Московского денежного двора^***. Прочие "друзья великого короля" поплатились за службу королю более серьезно: как уже говорилось, Ф. Андронов был казнен, а приказные дьяки "при Литве" Иван Безобразов, Иван Чичерин, Степан Соловецкий, Тимофей Савин и Бажен Замочников были арестованы и пытаны, причем трое из них погибли после пыток^****. Уцелел Ефим Телепнёв, видимо, и потому, что на фоне худородных "людишек", выдвинувшихся в Тушине, он был думным дьяком еще с времени Бориса Годунова, и потому, что знал денежное дело. Не следует исключать и его способности к "лукавству", о которых писал Иван Тимофеев.

^* (Веселовский С. Б. Дьяки и подьячие ... - С. 510.)

^** (Первые месяцы царствования Михаила Федоровича. - С. XX. - Прим. 3.)

^*** (Богоявленский С. К. Приказные судьи XVII в. - М. - Л.: Наука, 1946. - С. 43.)

^**** (Любомиров П. Т. Очерки истории Нижегородского ополчения 1611-1613 гг. - 2-е изд. - М., 1939. - С. 156.)

О работе Московского денежного двора при поляках имеются сведения в "Отчетах расходов царской казны после разгрома Москвы поляками в 1611-1612 гг."^*. Из этих сведений следует, что денежный двор в эти годы работал и выдавал значительные суммы "по королевским грамотам". Он действовал, по-видимому, даже в дни осады Москвы летом и осенью 1612 г. Об этом свидетельствуют записки киевского мещанина Божка Балыки, который прибыл в Москву вместе с киевскими купцами "для торговых дел" в июне 1612 г. и попал вместе с ними в осаду "в нещастливый час". Видимо, в сентябре произошел описанный им страшный случай людоедства в Кремле, жертвой которого стал московский человек, который нес уголь "майстерам денежным у ворота Микольские": выскочившие со стен гайдуки "порвали и зараз забили и зъели" этого человека^**. Денежный двор должен был работать, так как деньги были нужны, прежде всего для уплаты жалованья наемникам и русским ратным людям. Нарушение хозяйственной жизни в стране в годы смуты вынуждало массу служилых людей либо покупать съестные припасы и предметы первой необходимости, либо становиться на путь прямого грабежа. Внутренняя торговля, которая, разумеется, испытывала серьезные затруднения в связи с общей разрухой и военными действиями, тем не менее не замерла окончательно, приспособившись к создавшимся условиям. Торговые люди собирались группами, примыкали к военным отрядам и под их защитой двигались от города к городу.

^* (РИБ. - 1875. - Т. II. - № 95. - С. 247 и след.)

^** (Записки киевского мещанина Божка Балыки ... - С. 103-104.)

Божка Балыка описывает такой путь торговых людей от Киева к Москве с отрядом Струся. Он рассказывает об одном весьма характерном эпизоде: отряд Струся заманил в засаду "шишей" - одну из воровских шаек, рыскавших в те времена по дорогам, - следующим образом. Воины улеглись на торговые возы купцов, ехавших в обозе, накрылись рогожами; "шиши", полагая, что перед ними беззащитные купцы, напали на них и были разбиты. По словам того же Божка Балыки в Москве в 1612 г. в осаде оказалось несколько сот купцов^*.

^* (Там же. - С. 100.)

О характере торговли в этот период сообщают также "роспросные речи" родственников Федора Андронова. Сестра его рассказывала, что ее муж "заезжал с товаром в Великий Новгород до взятия новгородцкого и после де взятия и нонечи живет в Великом Новегороде". Отправляясь к нему, жена его "съехалась... на дороге, не даяждая Твери, с торговыми людми с беляны, с осташковцы... и иные многия торговый люди ехали с ними же; и нас де на дороге мешь Тверью и Торжку ограбили всех". И далее, в тех же "роспросных речах" рассказывается, что "из Новгорода торговые всякие люди с товары ездят беспрестанно в Осташков и в Торжок, и во Тверь, и во Ржеву и в Старицу и в Погорелое и в Ярославль, и ис тех городов в Великий Новгород всякие торговые люди с товары ездят же"^*. Эта циркуляция торговых людей по дорогам между воюющими группировками, между разбойничавшими отрядами "шишей", разумеется, должна была разносить по стране и денежные знаки.

^* (Акты времени междуцарствия ... - С. 68, 75.)

Согласно закономерностям образования кладов во время общественных потрясений клады должны были в изобилии оседать в тайниках. И действительно, от двух лет правления Владислава Жигимонтовича сохранились сведения о находке двадцати с лишним кладов. Топография их, состав и размеры иллюстрируют характер денежного обращения в 1610-1612 гг. Видимо, основная масса кладов была зарыта в 1611 г.; впрочем, датировка кладов этого периода - дело нелегкое, так как все монеты Владислава представлены в кладах лишь одним-единственным, наиболее многочисленным типом (табл. 4, М., 2-2). Исключение составляет клад из Смоленска^*, который удалось точно датировать первой половиной 1611 г.

^* (Мельникова А. С. Клад русских монет XVI-XVII вв. из Смоленска//Материалы по изучению Смоленской области. Вып. VI. - М.: Московский рабочий, 1967. - С. 289-294.)

Клады по преимуществу встречаются в районах, захваченных "Литвой", или по пути следования польско-литовских отрядов. В Москве и ее окрестностях было зафиксировано четыре клада. Большая часть находок приходится на западные районы: клад из-под Мозыря, четыре клада из Смоленщины, по одному из под Брянска и из Латвии. К югу от Москвы найдено три клада: два из-под Тулы и один из Черниговской обл. Происхождение и принадлежность этих кладов очевидны: они или оставлены польскими солдатами и состоят из польских и русских монет, или же являются сбережениями местного населения, спрятанными в момент опасности. В клады вместе с монетами попадали предметы утвари или украшения. Так, в одном кладе из Москвы вместе с монетами были спрятаны медная полуженая ендова, сковородка и стопка; в кладе из Смоленска находились несколько свернутых в трубочку серебряных копеек, которые использовались как украшения.

Часть находок происходит из районов, оказавшихся в 1611-1612 гг. свободными от поляков и шведов. Это клады из окрестностей Гдова, из Лодейного Поля, Осташкова, Мурома и Мордовии. Любопытно, что наиболее крупные по размеру клады относятся именно к данной группе. Видимо, это была в большинстве случаев казна торговых людей, которые отваживались в те годы передвигаться со своими товарами по стране. И наконец, три клада из Новгорода и Новгородской области относятся ко времени шведской оккупации Новгорода в 1611-1617 гг.

Своеобразие монетных комплексов в 1610-1612 гг. заключается в том, что при сравнительно больших объемах кладов собственно монеты 1610-1612 гг. насчитываются единицами. Причина здесь заключалась в сокращении монетного производства даже по сравнению с самыми тяжелыми временами при Василии Шуйском в 1608-1610 гг. Это было обусловлено почти полным прекращением притока серебряного сырья в Москву. Вряд ли можно говорить о полном прекращении архангельской торговли в эти годы, да и северо-западные города, несмотря на военные действия, сохранили какой-то объем внешнеторговых операций. Но ни привозные товары, ни торговые пошлины, взимаемые талерной монетой, в создавшихся условиях практически не могли дойти до Москвы. Недостаток серебряного сырья на Московском денежном дворе мог быть возмещен только серебряной "ветошью". Эту "ветошь", или "рухлядишку", несли на денежный двор частные лица (как уже упомянутый Пятунка Михайлов^*), но основным заказчиком по-прежнему должна была выступать казна. Уж если правительство Василия Шуйского, нуждаясь в монетном сырье, посягнуло на сокровища Кремля и серебряную и золотую утварь монастырей, то, разумеется, ничего другого нельзя было ждать от интервентов, которые зашли в этом много дальше.

^* (Акты времени междуцарствия ... - С. 99.)

Наемникам выплачивали жалованье не только деньгами, но "судами", "всей рухлядью", не утруждаясь перечеканкой их в деньги, - об этом неоднократно сообщали "Отчеты расходов царской казны...". Но, конечно, в деньги переделывались и "суды, что взяты с Казенного двора и всякое серебро, которое сымано с поясов", и многие другие сокровища^*. "На немцы" с денежного двора с 1611 г. по 10 мая 1612 г. было выдано "золота и серебра делати в денги" из церкви Благовещенья церковных сосудов "с большого наряду риз, с потрахели да с поручей, снято в дробницах золота 10 гривен 24 золотника. Из церкви Архангела Михаила с трех покровов, которые были на гробех великого князя Василья и царя и великого князя Ивана и царевича Ивана в дробницах золота 17 гривенок 2 золотника. Из Чюдова монастыря выдано нотир да двое блюдечка, да лжица, да кандило, да к евангилию сделано было, а еще недоделано... Да от Казны выдано, с государева посоха снято было б гривенки.... да с конского наряду, с ошейник и с огловли и с лысин, и с похвей... Да от образов Донские пречистые, и с Вознесенского монастыря, из церкви Архангела выдано прикладных 420 угорских"^***.

^* (Источники сообщают, что во время осады Кремля войсками ополчения поляки добывали пропитание следующим образом: "Мнози же рустии людие ириходиша нощию к стене града Кремля, и серебра и жемчюгов и свешиваху з града. Рустии же людие емлюще сия и в то место вяжуще только же хлеба и дающе им. Егда же сия уведана быша, и пойманы мнози и наказаны. По сем начаша им вместо злата навязываху за хлеба место камения и кирпичи. И сие им злохитрьство преста".)

^** (Цит. по: Лаврентьев А. В. Оригинальные сведения о "смутном времени" в летописном своде 1652 г.//Исследования по источниковедению истории СССР до октябрьского периода. М.: Ин-т истории АН СССР, 1982. - С. 119.)

^*** (РИБ. 1875. Т. II. - № 95. - С. 226, 236, 242, 245-246 и др.)

Зависимость русского денежного дела от привозного сырья - одна из наиболее уязвимых его сторон - обернулась непоправимыми потерями для национальной культуры.

Те условия, на которых состоялось объединение России с Речью Посполитой в 1610 г., оставили, как уже выше говорилось, без изменений всю систему русского государственного устройства. Это, разумеется, в полной мере распространилось и на денежное дело. Любопытно, однако, что в планах польско-литовских политиков о создании восточноевропейской федерации в целях поощрения экономических контактов между Россией и Речью Посполитой имел место пункт об установлении в обоих государствах монеты "одинаковой цены и веса"^*.

^* (Флоря Б. Н. Русско-польские отношения... - С. 253.)

В 1610 г. эта тема вообще не поднималась. Русские денежные дворы приступили к чеканке монет с именем Владислава Жигимонтовича, сохранив в неприкосновенности все традиции русского денежного дела (чекан Владислава представлен в соответствующей части табл. 4 соотношения штемпелей, фототабл. 20 и весовой диагр. 18). Впрочем, анализ монет показывает, что на Московском дворе начали частично использовать пунсонную технику, принятую в западноевропейском денежном деле. Маточники оборотных сторон копеек Владислава различались между собой только расположением букв, сами же буквы были абсолютно идентичны (табл. 4, М., фототабл. 20, типы 1-1 и 2-2). Видимо, в роли маточника здесь выступали отдельные строки надписи, которые переводились на штемпеля, и на последних оттискивались легенды, отличавшиеся друг от друга только смещением строчек. Возможно, типы оборотных строк копеек Владислава, маточники для которых изготовлялись описанным образом, отличались большим разнообразием; пока же удалось выделить только два варианта. Иной характер имел маточник оборотной стороны третьего типа московской монеты Владислава: здесь надпись была выполнена очень мелкими, аккуратными буквами. Однако можно заметить, что буквы этой надписи по начертаниям очень близки двум другим оборотным маточникам времени Владислава (табл. 4, М., оборотный маточник 3) и тоже выполнены в пунсонной технике.

Фототаблица 20. Владислав Жигимонтович (1610-1612). Московский денежный двор

Фототаблица 20. Владислав Жигимонтович (1610-1612). Новгородский денежный двор

Монеты Владислава свидетельствуют, что на первых порах Денежный приказ пытался сохранить вес копейки трехрублевой стопы. Следует учитывать, что провозглашение царем Владислава воспринималось московским обществом в 1610 г. как конец междоусобицы, восстановление государственного порядка с "законным" царем во главе. Выпуск доброкачественной монеты служил залогом государственного порядка.

Диаграмма веса монет 18. Владислав Жигимонтович. (1610-1612). Московский денежный двор. Копейка б/б, табл. 4, М., 1-1, 1-2, 2-2, 3-2, 3-3. 136 экз

По данным монет, работа на Московском денежном дворе при поляках развертывалась следующим образом. Вначале был использован старый лицевой маточник без букв времени Шуйского. Он сочетался с новым оборотным штемпелем с именем Владислава Жигимонтовича (табл. 4, М., 1-1). В собрании ОН ГЭ сохранились две монеты этого типа с весом 0,65 г. Затем был приготовлен новый оборотный маточник (при помощи пунсонной техники) и появился новый тип 1-2. Копейки этого типа встречаются очень редко. Три монеты собрания ОН ГИМ. имеют веса 0,52, 0,64, 0,66 г. Наконец, московским резчиком был приготовлен лицевой маточник, предназначенный для чеканки Владислава. В сочетании с оборотным маточником 2 новый лицевой маточник дал жизнь самому обильному типу копеек Владислава (2-2). В собрании ОН ГИМ их имеется 107 экз. Весовые данные копеек типа 2-2 располагаются в очень широком диапазоне: от 0,34 до 0,67 г^*. По всей видимости, тип 2-2 чеканился дольше других.

^* (Вес копеек типа 2-2: 0,34, 0,37, 0,42 - 2 экз., 0,43 3, 0,46, 0,47 6, 0,48 - 8, 0,49 - 2, 0,50 5, 0,51 - 7, 0,52 - 6, 0,53 - 7, 0,54 - 8, 0,55-10, 0,56 - 11, 0,57 - 4, 0,58 - 10, 0,59 6, 0,61, 0,62 - 3, 0,63, 0,64, 0,65, 0,67 - 2.)

Скорее всего, уже в самом конце пребывания поляков в Москве началась чеканка двух новых типов, имевших заметные отличия от предыдущих копеек Владислава. Был приготовлен новый оборотный маточник - 3, о котором уже говорилось выше. Для лицевой стороны использовали очень старый маточник времени Федора Ивановича, отмеченный буквами МО под конем. Монеты этого последнего типа (табл. 4, М., 3 - 3) очень редки. В ОН ГИМ хранятся три экземпляра таких монет с весами 0,37, 0,41 и 0,54 г; в ОН ГЭ их тоже три с весами 0,45, 0,47 и 0,49 г. Лицевой штемпель с буквами МО был использован также в сочетании со старым оборотным маточником Владислава (М., 3-2), известны пока только две монеты из собрания ОН ГИМ, чеканенные сочетаниями этих штемпелей. Веса их составляют 0,40 и 0,45 г.

Как можно убедиться, монеты Владислава обнаруживают ни с чем не сравнимую весовую пестроту (диагр. 18). Однако в этой пестроте можно выделить четыре весовые нормы, по которым чеканились копейки на протяжении царствования Владислава, с сентября 1610 г. по сентябрь 1612 г. Безусловно, какая-то часть монет чеканилась по трехрублевой стопе. Такой вес имеют самые первые выпуски - типы 1-1 и 1-2. Основной массив копеек Владислава, как уже говорилось, составляет тип 2-2. В нем выделяется группа копеек, тоже чеканенная по трехрублевой стопе. Из этого следует бесспорный вывод о том, что чеканка Владислава в 1610 г. началась с выпуска полноценных монет по трехрублевой стопе. Денежный приказ, судя по этому факту, счел понижение веса копейки при Шуйском на четверть почки временным эпизодом и восстановил "доброту" русской копейки.

Однако возможностей для чеканки полноценной копейки у казны не было. Редкость полноценных копеек Владислава в собраниях и кладах не случайна; они были быстро вытеснены легковесными монетами этого правителя. Чеканка облегченной монеты началась, видимо, с сентября 1611 г. Об этом свидетельствуют письменные источники. В "Отчетах расходов царской казны..." приводятся данные о чеканке монет с сентября 1611 г. по май 1612 г. За эти месяцы было сделано "в денги на Денежном дворе 378 гривенок, а денег вышло из дела за угаром и за всякими и мастерскими росходами 1318 рублей"^*. По этим данным, средний вес одной копейки составляет 0,56 г. Но в основе этого среднего веса лежали по меньшей мере три, а может быть, и четыре весовые нормы, которые обнаруживаются при индивидуальном взвешивании копеек Владислава. Поэтому мы не рискуем принимать во внимание показатели среднего веса при выведении весовых норм и монетной стопы копеек Владислава, как это сделал И. Г. Спасский (у него средний вес оказался равным 0,565 г, а монетная стопа - 3,6 рубля из гривенки)^**.

^* (РИБ. - 1875. - Т. II. - № 95. - С. 247.)

^** (Кстати, средний вес всех типов копеек Владислава коллекции ОН ГИМ (117 экз.) составил 0,51 г - цифру, близкую норме копеек четырехрублевой стопы!)

Видимо, новый, 7120-й год (сентябрь 1611 г.), начался ухудшением монеты. Монеты пониженного веса не выделялись новыми маточниками: новая, отныне законная, стопа составляла 3,4 рубля из гривенки с весом копейки в 0,60 г (3¹/₂ почки). Но на этой норме, судя по данным монет, в Москве не удержались. Диаграмма монет Владислава (диагр. 18) показала, что помимо монет, чеканенных по весовым нормам трехрублевой стопы и по стопе в 3,4 рубля, выделяется еще группа монет с весом, тяготеющим к 0,51 г. Это копейки, чеканенные по четырехрублевой стопе. И наконец, просматривается еще одна группа монет с весом, заниженным в диапазоне 0,37-0,47 г. Эта последняя группа чеканилась из расчета веса копейки в 2³/₄ почки (0,47 г).

Копейки самого массового типа (2-2) чеканились по всем четырем весовым нормам, сменившимся во время двухлетнего царствования Владислава Жигимонтовича. Копейки с буквами МО (М., 3-3 и 3-2) показали веса: 0,37, 0,40, 0,41, 0,45 - 2 экз., 0,47 и 0,49 г. Разумеется, по семи имеющимся экземплярам трудно составить представление об их весовой норме, но совершенно ясно, что монеты эти легче копеек не только трехрублевой, но и 3,4-рублевой стопы. Видимо, копейки этого типа чеканились по двум самым низким весовым нормам (0,51 и 0,47 г). Здесь важно другое - использование новых, отличающихся от прочих монет Владислава, штемпелей как лицевого (с буквами МО), так и оборотного (М., 3, с мелкими, четкими буквами). Скорее всего, чеканка этих легковесных копеек, дошедших до нас считанными экземплярами, была предпринята уже в самом конце пребывания поляков в Москве, летом и в начале осени 1612 г. Можно предположить, что в этот момент Денежный приказ попытался вернуться к прежней практике выделения облегченных монет специальными штемпелями, как это было при Василии Шуйском начиная с 1608 г. Но если при Шуйском такими монетами оказались копейки с весовой нормой, составлявшей 33/4 почки (0,64 г), то при поляках сочли нужным выделить только совсем легковесные копейки, равные 23/4 почки (0,47 г). Из этого может последовать вывод, что при поляках, официальной весовой нормой после сентября 1611 г. стали 3³/₄ почки (0,60 г), затем 3 почки (0,51 г).

Вывод И. Г. Спасского о введении четырехрублевой стопы поляками во второй половине 1612 г. подтверждается^*. Уточняя его наблюдения, мы полагаем, что чеканка по четырехрублевой стопе началась после мая 1612 г., а к осени 1612 г., незадолго до освобождения Москвы, денежный двор перешел к чеканке еще более легковесных монет, выделив их специальными штемпелями.

^* (Спасский И. Г. Денежное обращение в Московском государстве... - С. 336-337.)

Московский денежный двор продолжил начатую при Шуйском чеканку золотых монет. Об этом, помимо сохранившихся копеек с именем Владислава Жигимонтовича, сообщают также упомянутые выше "Отчеты расходов царской казны...": "И всего золота отдано на Денежный двор в дело, в денги, для немец 75 гривенок золота 47 золотников; а денег сделано из того золота 2755 рублев"^*. Средний вес золотой копейки по этой записи составлял 0,56 г. Вес золотых копеек собрания ОН ГИМ выдержан в трех весовых нормах - трехрублевой стопы с весовой нормой 0,68 г, стопы в 3,4 рубля с нормой 0,60 г и четырехрублевой стопы с нормой 0,51 г^**. Легковесных копеек по 2³/₄ почки (0,47 г) среди них встречено мало (имеется, правда, единственная копейка типа 2-2 с весом 0,36 г). Отсутствие легковесных золотых копеек Владислава свидетельствует об особом назначении этого выпуска, предназначенного для выплаты жалованья наемникам. Об этом же говорит текст записи в "Отчетах" - деньги из золота делались "для немец".

^* (РИБ. - 1875. - Т. II. - № 95. - С. 248.)

^** (Веса этих копеек: (М., 2-2) 0,36, 0,46, 0,48, 0,52, 0,57, 0,59 - 3 экз., 0,60 - 2, 0,61, 0,62 2, 0,64 2, 0,65 2, 0,66 - 3, 0,68; (М., 3-2) - 0,56; (М., 3 - 3) 0,48, 0,51.)

Помимо Московского при Владиславе Жигимонтовиче некоторое время работал и Новгородский денежный двор. В октябре 1610 г. боярин И. М. Салтыков привел к присяге новгородцев, а в январе новгородцы восстали против польского ставленника, казнили Салтыкова и установили, по образцу Пскова, самоуправление. Новгородские копейки с именем Владислава могли чеканиться в короткий отрезок времени между октябрем 1610 г. - январем 1611 г. Новгородские копейки Владислава очень редки. В собрании ОН ГИМ, например, хранится их всего 4 экз., в уже упоминавшемся смоленском кладе 1611 г.^* - 5 экз., в одном из новгородских кладов - 7 экз.

^* (Мельникова А. С. Клад русских монет... - С. 292.)

Для чеканки этих монет был использован лицевой маточник времени Василия Шуйского без даты, с буквами НРД и приготовлены два оборотных штемпеля (табл. 4, Н., 1-1, 1-2). Выбор недатированного лицевого маточника понятен: маточник 1610 г. с буквами PIH (118г.) мог служить только до сентября 118 (1610) г. Новый маточник с датой 119 приготовить в Новгороде уже не успели. Оборотный маточник 1 выполнен в традициях новгородского стиля - надпись сделана приземистыми, неряшливыми буквами, напоминающими оборотные новгородские маточники Василия 3 и 4. Однако оборотный маточник 2 (он пока известен по единственному экземпляру из смоленского клада^*) отличается по стилю от этого маточника Владислава. На маточнике 2 мы видим признаки, характеризующие московскую манеру: написание "князь" вместо обычного новгородского "кнзь", имя Владислава, написанное через "I", характерное для московского стиля монет Владислава начертание буквы М.

^* (Там же. - Рис. 1, б.)

Не следует исключать возможность того, что с воцарением Владислава Денежный приказ попытался возобновить нарушенную практику руководства денежными дворами вне столицы и вернуться к использованию московского стиля в провинциальном чекане. Вес единственного экземпляра типа 1-2 нам не известен, и мы не можем судить, была ли связана попытка возрождения московского стиля в Новгороде с введением иной весовой нормы. Вес других копеек Владислава, чеканенных на Новгородском дворе, тяготеет к нормам трехрублевой стопы. Средний вес семи монет из новгородского клада, имеющих, кстати, отличную сохранность, составляет 0,67 г. Копейки собрания ОН ГИМ весят 0,62, 0,64 - 2 экз., 0,66 г. Если Москва и пыталась снизить весовую норму новгородских копеек, то это ей явно не удалось.

Псковских копеек с именем Владислава мы не знаем. Псковские летописи сообщают, что псковичи не целовали крест королевичу^*. В марте 1611 г. в Ивангороде появился новый самозванец, объявивший себя Дмитрием Ивановичем. "Новый летописец" называет его "Сидоркой, Псковским вором" и полагает, что под его именем скрывался московский дьякон Матюшка. Псковичи признали нового самозванца и 4 декабря этого же года целовали ему крест, а в марте 1612 г. признали его и в таборах Первого ополчения под Москвой: "Под Москвою ж воеводы и казаки поцеловали тому вору крест"^**. Карьера самозванца закончилась уже в начале лета: 1 июня 1612 г. он был привезен "к Москве" и казнен. Однако какое-то время "Сидорка, Псковский вор" воспринимался как реальная политическая сила.

^* (ПЛ. - М. - Л., 1955. - Вып. II С. 274.)

^** (Новый летописец. - С. 115.)

Нумизматические данные дают основание полагать, что Псковский денежный двор даже чеканил монеты Лжедмитрия III. В собрании ОН ГИМ хранятся две монеты, оборотные стороны которых представляют хорошо известный тип псковской копейки 1605 г. с именем Дмитрия Ивановича. Однако лицевые стороны их чеканены при помощи маточника, до сих пор встречавшегося только в псковском чекане Михаила Федоровича. Вес этих необычных копеек (табл. 4, П., А-А) выдержан в норме трехрублевой стопы (0,61 и 0,70 г), поэтому они не могут быть отнесены к времени Михаила. Остается предположить, что новый лицевой маточник был приготовлен на Псковском денежном дворе задолго до воцарения Михаила, может быть, между 1608-1610 гг., когда Псков пытался самостоятельно готовить орудия чеканки, "отложившись" от Москвы и Денежного приказа. Этот лицевой маточник, так же как и лицевой маточник Василия Шуйского 2, резанный незадолго до событий 2 сентября 1608 г. на Псковском денежном дворе, видимо, местными мастерами, не отличался ни художественными, ни техническими достоинствами. Сухой, очень схематичный рисунок, низкий рельеф резко контрастируют с изображениями на прочих псковских копейках, особенно на маточнике 1604 г., широко использовавшемся в псковском чекане. События в Пскове после 1608 г., как уже говорилось выше, не благоприятствовали деятельности денежного двора, и приготовленный лицевой маточник мог оставаться без применения.

После признания в Пскове Лжедмитрия III чеканка копеек с именем Дмитрия Ивановича, по всей видимости, была санкционирована правительством Первого ополчения, приславшего осенью 1611 г. в Псков двух воевод: Никиту Хвостова и Михаила Милославского. По примеру тушинского правительства, использовавшего Псковский денежный двор после присяги Пскова Лжедмитрию II 2 сентября 1608 г., подмосковное ополчение также могло попытаться наладить здесь чеканку монеты с именем Дмитрия Ивановича после марта 1612 г. до 1 июня 1612 г. Выбор весовой нормы, которая, судя по двум известным экземплярам, была не ниже трехрублевой стопы, говорит о том, что и здесь правительство Первого ополчения следовало тушинскому: весовая норма копеек Лжедмитрия 111 так же, как в свое время копейки Лжедмитрия II, была выше московской, в этот период опустившейся уже до четырехрублевой стопы.

Копейка типа А - А является уникальным памятником, не только свидетельствующим о недолгих притязаниях на русский трон Псковского вора Сидорки, но и являющимся документальным подтверждением попытки правительства Первого ополчения организовать собственную регулярную чеканку.

Мы надеемся, что в будущем новые находки в кладах и коллекциях смогут внести окончательную ясность в атрибуцию этого необычного типа псковской копейки.

В 1612 г. русское денежное хозяйство очутилось на грани катастрофы. Московский денежный двор из-за недостатка сырья не смог выпускать копейки даже по самой низкой весовой норме в 2³/₄ почки. Псковский денежный двор практически не работал в 1608 - 1611 гг. В Новгороде с лета 1611 г. чеканка монет становится регалией шведского командования. Единое русское денежное обращение, по существу, распалось. Оно разделилось на несколько изолированных ареалов, граница между которыми пролегла по территориям к югу от Москвы, занятым поляками, шведами, казацкой вольницей, и уездам, расположенным к северо-востоку от Москвы.

Возрождение русского денежного дела оказалось тесно связанным с национально-освободительным движением русского народа.