Глава 5. Первые испытания "доброты" русской копейки

Начало смуты и Лжедмитрий I

Лжедмитрий венчался на царство в июле 1605 г. - "7 числа июля месяца, в воскресенье"^*, а восстание в Москве, положившее конец его правлению, произошло 17 мая 1606 г. Царствовал он менее года. От этого времени до нас дошли довольно разнообразные и обильные нумизматические памятники в виде монет (копеек) и медалей. Они представлены в табл. 4 соотношения штемпелей, на фототабл. 15, 16 и диагр. веса 6, 7 и 8.

^* (Мемуары Арсения//Тр. Киевской духовной академии. - 1899. - № 4. - С. 462. )

Фототаблица 15. Дмитрий Иванович/Лжедмитрий I/(1605-1606). Медали

Фототаблица 16 Дмитрий Иванович/Лжедмитрий I/(1605-1606). Московский денежный двор

Фототаблица 16 Дмитрий Иванович/Лжедмитрий I/(1605-1606). Псковский денежный двор

Фототаблица 16 Дмитрий Иванович/Лжедмитрий I/(1605-1606). Новгородский денежный двор

Монеты с именем Дмитрия Ивановича, царя и великого князя всея Руси - так именовал себя самозванец - в кладах и коллекциях музеев представлены довольно большим количеством экземпляров. В коллекциях музеев хранятся также золотые и серебряные медали, предназначенные для коронационного и свадебного обрядов. В ОН ГИМ, к примеру, насчитывается более 1100 экз. серебряных копеек, две золотых и одна серебряная медаль^* времени Дмитрия. Для сравнения укажем, что монеты царя Владислава Жигимонтовича, формальное время правления которого составляло около двух лет, в собрании ОН ГИМ представлены всего 114 экз. серебряных копеек и 24 экз. золотых.

^* (Серебряная медаль представляет собой новодел XVIII в.)

Таблица 4. Соотношение штемпелей монет Дмитрия Ивановича (1605-1606); Василия Ивановича Шуйского (1606-1610); Владислава Жигимонтовича (1610-1612)

Наиболее интенсивно работал при самозванце Московский денежный двор. Об этом можно судить по большому количеству копеек московского чекана. Не последнюю роль здесь должно было играть оживление польско-русской торговли в те годы: самозванец разрешил свободно торговать в Смоленске польско-литовским торговым людям и "пущати из Смоленска во все Государства и городы" этих торговцев^*. Сказывались также результаты внешнеполитических усилий предшествующих лет, направленные на развитие внешней торговли со странами Европы. Присутствие в столице множества иностранцев, пришедших с самозванцем, также должно было способствовать усиленному притоку заказов на чеканку, поскольку иноземная монета в русской торговле не принималась. В дневнике польских послов отмечен любопытный эпизод, рассказывающий о ссоре между литовскими людьми и русским целовальником, который "не хотел брать литовских монет"^**. Но, разумеется, основным заказчиком выступала казна, ибо новый царь не скупился на различные милости, в том числе и денежные.

^* (СГГиД. - 1819. - Т. II. - С. 217.)

^** (Сказания современников о Дмитрии Самозванце. - Спб., 1834. - Ч. IV. - С. 117.)

Источники сообщают о щедрых вознаграждениях наемникам, которые помогли Дмитрию занять русский трон. Разовые выплаты отдельным лицам нередко превышали суммы, которые русские дворяне могли получить за год службы. Польские гусары, например, получили от 200 до 800 руб. - оклады, которые имели лишь высшая знать и члены Боярской Думы. К тому же самозванец по пути к Москве щедро раздавал долговые расписки, которые казна должна была оплачивать уже от имени царя Дмитрия Ивановича. Известно, что Лжедмитрий велел заплатить все те деньги, которые были взяты взаймы еще при Иване Грозном и не отданы, удвоил жалованье служилым людям^*. Средства самозванец черпал в той же казне, не смущаясь крупными поборами и с духовенства. В казну были отобраны некоторые участки церковной земли в Москве; с одного только Троице-Сергиева монастыря было взято 30 тыс. руб., с других монастырей тоже взыскивались различные суммы^**. Секретарь самозванца Ян Бучинский писал в январе 1606 г., обращаясь к царю: "Ваша царская милость роздал, как сел на царство, полосма милеона, а милеон один по-русски тысеча тысеч рублев"^***.

^* (Скрынников Р. Г. Социально-политическая борьба ... - С. 321-322; Соловьев С. М. История России с древнейших времен. - Кн. IV. - Т. 8. - М.: Соц.-эконом, литература, 1960. - С. 430.)

^** (Платонов С. Ф. Очерки по истории смуты в Московском государстве XVI-XVII вв. (Опыт изучения общественного строя и сословных отношений в смутное время). - 2-е изд. - М., 1937. - С. 221.)

^*** (СГГиД. - 1819. - Т. II. - С. 261.)

Медали времени Дмитрия Ивановича делятся на две категории. К первой следует отнести медали, приготовленные для коронации. Коронационные медали не были в обычае у русских. Факт заимствования их из Польши не вызывает сомнения. По всей видимости, и сделаны они были в Польше, поскольку русские денежные дворы не были знакомы с принципами оформления подобных медалей и не имели соответствующего оборудования. Известны два вида серебряных коронационных медалей Лжедмитрия.

Диаграмма веса монет 6. Дмитрий Иванович /Лжедмитрий I/(1605-1606). Копейки. Сводная диаграмма. 1125 экз

Диаграмма веса монет 7. Дмитрий Иванович. Псковский денежный двор. Копейка ПС (1605 г.), табл. 4, П., 1-1. 594 экз

Диаграмма веса монет 8. Дмитрий Иванович. Псковский денежный двор. Копейка ПС (1606 г.), табл. 4, П., 2-1. 210 экз

На одной из них (единственный известный экземпляр хранится в ОН ГЭ, № 150040, вес 32,96 г, размер 3,5 см, фототабл. 15, 1) помещено изображение Дмитрия в русской одежде, но с королевской короной на голове, со скипетром и державой в руках. Вокруг изображения размещалась латинская надпись, которая в переводе обозначала: "Дмитрий Иванович Божиею милостию император России. Год жизни его 24". На оборотной стороне медали изображался двуглавый орел, увенчанный тремя коронами, со щитом на груди, несущим изображение ездеца. Круговая надпись оборотной стороны была написана "по-русски": "ДМИТРЕЙ ИВАНОВИЧЪ. БЖ. МЛ. ЦЕСАРЬ. РОСКИЙ. ЛЕ. ЦРСТВА. СВОГ. А.", что означало следующее: "ДМИТРИЙ ИВАНОВИЧ БОЖИЕЮ МИЛОСТИЮ ЦЕСАРЬ РУССКИЙ. ЛЕТА ЦАРСТВА СВОЕГО 1-ГО". Другой тип серебряных коронационных медалей Дмитрия до нас не дошел, но мы имеем полное представление о нем по новоделам, чеканенным в конце XVIII в. подлинными штемпелями, вывезенными из Кракова Петром I. На этих серебряных медалях, один экземпляр из которых имеется в ОН ГИМ (ОН ГИМ, 91533/КП 70023, вес 26 г, фототабл. 15, 2), помещалось изображение царя в профиль, с обнаженной головой, со скипетром в правой руке, в горностаевой мантиии, накинутой на плечи. Круговая легенда, расположенная на двух концентрических лентах, идущих от спины и от груди, и начертанная русскими буквами, но имеющая явные полонизмы, читается после расшифровки следующим образом: "ДМИТРИЙ ИВАНОВИЧ БОЖИЕЮ МИЛОСТИЮ ЦАРЬ И ВЕЛИКИЙ КНЯЗЬ ВСЕЯ РОССИИ И ВСЕХ ТАТАРСКИХ КОРОЛЕВСТВ И ИНЫХ МНОГИХ ГОСУДАРСТВ". На оборотной стороне медали изображался двуглавый орел со щитом на груди, где помещался ездец, и продолжалась легенда в круговой надписи: "МОСКОВСКОЙ МОНАРХИИ ПОДЛЕГЛЫХ ГОСПОДАРЬ КОРОЛЬ И ОБЛАДАТЕЛЬ И ЦЕСАРЬ РОССИИ И САМОДЕРЖЕЦ".

Обе эти медали, по мнению их исследователя А. Карзинкина^*, предназначались для раздачи иностранцам, поскольку и изображения, и язык их не были понятны для русских. Но в оформлении медалей содержалась определенная политическая программа, равно рассчитанная как на русских подданных Дмитрия, так и на его иноземных покровителей. "Дмитрий Иванович" не случайно был изображен в королевской короне и назван "королем" и "цесарем", что было никак не свойственно для титулатуры русских царей. Самозванец стремился в дипломатических отношениях к признанию за ним права на королевский титул. Дневник польских послов приводит такую аргументацию самозванца в споре о титуле: "Королю польскому уже известно, что мы не только князь, не только царь, но также император в своих обширных владениях ... Мы не можем довольствоваться титулом княжеским или господарским, ибо не только князи и господари, но и короли состоят под скипетром нашим и нам служат". Известно, что самозванец выражал "укоризны" Сигизмунду III за то, что тот употреблял титул по отношению к "Дмитрию царю Московскому", умалявший достоинство последнего^**.

^* (Карзинкин А. О медалях Дмитрия Ивановича. - М., 1889. - С. 78. - Табл. 1, - Рис. 8.)

^** (Сказания современников о Дмитрии Самозванце. - Ч. IV. - С. 132; РИО. - 1912. - Т. 37. - С. 221-223.)

Требования самозванца отнюдь не следует рассматривать как легкомысленное зазнайство новоявленного русского царя. В сношениях России с Англией, например, титул "царь" воспринимался равнозначно титулу "император". Английский хронист Хауэс писал в XVII в., что великий князь Иван Васильевич "был первым, кто принял звание царя, которое означает то же, что и название "император", и подтвердил свое право на этот титул завоеванием Казани и Астрахани, царей которых он привел в качестве пленников во время триумфа в Москву, свой главный город"^*. Как известно, вопрос о составе и полноте царского титула в дипломатических сношениях с европейскими государствами не принадлежал к числу формальных моментов: это был вопрос об определении места России в системе европейских государств, о признании самостоятельного существования России и целостности ее государственных границ^**. Для самозванца, который отлично понимал свою зависимость от польских покровителей, вопрос о титуле, разумеется, приобретал особое значение. Коронационные медали "Дмитрия Ивановича", безусловно, носили ярко выраженный декларативный характер и составляли одно из средств в борьбе за признание за ним королевского титула.

^* (Цит. по: Никитина Л. Н. Английские хроники о титуле русских царей//Общество и государство феодальной России. - М.: Наука, 1975. - С. 174.)

^** (Флор я Б. Н. Русско-польские отношения и политическое развитие Восточной Европы во второй половине XVI - начале XVII века. - М.: Наука, 1978; Флоровский Л. В. Страницы истории русско-австрийских дипломатических отношений XVIII в.//Феодальная Россия во всемирно-историческом процессе/Сб. статей, посвященный Л. В. Черепнину. - М.: Наука, 1972. - С. 389-396.)

Иной вид и назначение имели золотые медали, предназначенные для свадебной церемонии и венчания на царство Марины Мнишек. Эти золотые, по существующей русской традиции, разбрасывали в толпу при шествии через нее торжественной процессии, ими осыпались венчаемые во время обхода кремлевских соборов и на их ступенях. Незнакомые с этим обычаем иностранцы единогласно отметили его в своих записках о свадьбе и венчании Марины. Так, Паэрле заметил "несколько золотых монет, ценою в 1,5, 10 и даже 20 червонцев", которые "бросал народу Мстиславский, взяв их из золотого сосуда, подле него стоявшего"^*. Взору присутствовавшего на церемонии Петрея они представились как "несколько тысяч золотых монет, нарочно для того приготовленных, с изображением на обеих сторонах орла двуглавого". Стоимость их он определил в "2 венгерских червонца" или же меньше^**. В дневнике Марины Мнишек они описываются как "золотые деньги", из-за которых русские дрались палками, или же "португальские червонцы", брошенные знатным польским панам, "к коим никто из них не притронулся"^***. Польские послы писали, что это были португальские монеты в 20, 10 и 5 червонных золотых, которые бросал князь Мстиславский из золотого блюда^****. Маржерет видел золотые монеты ценою в пол-экю, в экю и в два экю, "нарочно приготовленные для того случая, так как в России вовсе не делают золотой монеты"^*****. В записках голландского купца Исаака Массы вся церемония описывается более подробно: "Дьяк Сутупов, Афанасий Власов и Шуйский по многу раз полными горстьми бросали золото по пути, по коему следовал царь, державший за руку свою супругу... Золото было самое лучшее, (от монет) величиною в талер и до самых маленьких в пфеннинг"^******.

^* (Сказания современников о Дмитрии Самозванце. - Спб., 1859. - Ч. I. - С. 187-188.)

^** (Сказания иностранных писателей о России. Изд. Археологическою комиссиею. - Спб., 1851. - Ч. I. - С. 350.)

^*** (Сказания современников о Дмитрии Самозванце. - Ч. IV. - С. 158.)

^**** (Там же. - С. 150.)

^***** (Сочинение капитана Маржерета. - С. 299.)

^****** (Масса, Исаак. Краткое известие о Московии в начале XVII в. - М., 1937. - С. 134.)

Современники, наблюдавшие свадьбу и коронацию, называют свадебные медали монетами, что было естественно для европейцев, привыкших к свободному обращению золотой монеты. "Червонцы", "венгерские червонцы", "экю", "португальские червонцы", золотые монеты величиною от талера до пфеннинга, о которых пишут очевидцы, были действительно специально "для этой цели приготовленные" золотые монетовидные знаки, которые на Руси чаще всего называли угорскими или просто золотыми. Чеканились эти знаки в различных достоинствах, как больше, так и меньше угорского, весовым эталоном для которого служил венгерский дукат весом в 3,4 г. Устойчивой системы номиналов русских золотых не существовало, поскольку чеканка их производилась эпизодически и они имели характер наград или "поминков"; или же они, как в данном случае, входили в число церемониальных атрибутов^*. Свидетельства иностранцев позволяют судить, что к маю 1606 г. были приготовлены монеты в 1/2, 1,2, 5, 10 и 20 угорских; возможно, были отчеканены и меньшие номиналы.

^* (Спасский И. Г. Монетное и монетовидное золото в Московском государстве и первые золотые Ивана III//ВИД. - 1976. - Т. VIII. - С. 110-131.)

В коллекциях музеев сохранились два образца из серии этих золотых: ценой в 1 угорский (ОН ГИМ, 91533/Р-12, вес 3,94 г) и 10 угорских (ОН ГИМ, 91533/Р-11, вес 34,33 г и ОН ГЭ, А364, вес 34,00 г, см. фототабл. 15, 3, 4). Монета в 1 угорский имеет изображение двуглавого орла на обеих сторонах и круговую легенду, переходящую с лицевой стороны на оборотную: "БЖИЕЮ МИЛОСТИЮ ЦРЬ И ВЕЛИКИЙ КНЗЬ - ДМИТРЕЙ ИВАНОВИЧЬ ВСЕЯ РОУСИИ". Монета в 10 угорских тоже имеет на лицевой и оборотной сторонах изображение двуглавого орла, но с единорогом на щите, расположенном на груди орла с лицевой стороны, и с ездецом на щите - на оборотной. Круговая легенда здесь более пространна: "БЖИЕЮ МЛТИЮ ЦРЬ И ВЕЛИКИЙ КНЗЬ ДМИТРЕЙ ИВАНОВИЧЬ ВСЕЯ РУСИ ВЛАДИМЕРСКИЙ МОСКОВСКИЙ - НОВГОРОДСКИЙ ПСКОВСКИЙ ТВЕРСКОЙ ПОЛОЦКИЙ ЦРЬ КАЗАНСКИЙ ГДРЬ АСТРАХАНСКИЙ".

В отличие от коронационных оформление этих медалей было выдержано полностью в русских традициях, и чеканились они на Московском денежном дворе - традиционном месте чеканки золота после 1595-1596 гг. Если коронационные медали имели явно западную ориентацию, то знаки с изображением двуглавого орла и русской надписью были рассчитаны целиком на русских подданных и имели цель нейтрализовать то неблагоприятное впечатление, которое должна была произвести на русское население свадьба царя с католичкой. Этот факт, в частности, весьма способствовал падению авторитета самозванца в России. Современники говорили: "До конца хотя разорити нашу непорочную христианскую веру, прияв себе из Литовской земли невесту, лютерския веры девку, и введе ея в соборную и апостольскую церковь Пречистыя Богородицы и венча царским венцом, и повеле той своей скверной невесте прикладыватися и в царских дверях святым миром ея помазал"^*.

^* (ААЭ. - 1836. - Т. II. - № 67. - С. 155.)

Не только угорские были предназначены для смягчения непримиримости ревнителей православия. В дневнике Марины отмечено, что короновалась она в русской одежде и лишь на четвертый день праздничных церемоний царь и царица появились перед народом одетыми по-польски, с коронами на голове. Еще до свадьбы самозванец весьма беспокоился о том, чтобы Марина хотя бы внешне соблюдала русские и православные обряды. В наказе невесте, доставленном в Самбор, требовалось, чтобы в субботу она ела мясо, а в среду постилась по русскому обычаю, чтобы убирала голову по-русски. Он хотел, чтобы будущий тесть его, Юрий Мнишек, выпросил разрешение у папского легата Марине, оставшейся втайне католичкой, ходить в православную церковь. Решительный отказ креститься в православную веру, исходивший и от самой Марины, и от ее родни и папского нунция, поставил самозванца в весьма затруднительное положение. Он вынужден был объединить чин коронования с чином венчания, нарушив тем самым ряд традиций православной церкви^*. Ропот недовольства он надеялся заглушить пригоршнями золота. Соблюдение этого русского обычая, равно как и сугубо "русское" оформление монетовидных знаков, не оказали желаемого действия и не предотвратили восстания 17 мая, последовавшего вскоре после свадьбы и коронования Марины.

^* (Мемуары Арсения//Тр. Киевской духовной академии. - 1898. - № 3. - С. 587-593.)

Чеканка большого количества золотых монет на Московском денежном дворе дает некоторую возможность для уточнения датировки серебряных монет. Свадьба и коронация Марины состоялась в начале мая 1606 г. Для подготовки нескольких типов штемпелей и чеканки золотых требовалось время. Вряд ли мы допустим большую ошибку, если будем датировать время подготовки к свадебной церемонии на денежном дворе апрелем или даже мартом этого года. Из этого следует, что резчики Московского денежного двора, будучи заняты резанием штемпелей для чеканки золотых, не могли работать над новыми маточниками для серебряных копеек уже практически с ранней весны 1606 г.

Хронологическая систематизация серебряных копеек Дмитрия, казалось бы, не должна составлять особого затруднения, поскольку недолгое время его царствования оставило немногочисленные типы копеек. К тому же подавляющее большинство при чеканке представляли лицевые маточники предшествующего времени, включая и маточники его политического врага - Бориса Годунова. Денежки с именем Дмитрия неизвестны. Впервые обратившийся к систематизации монет Дмитрия И. Г. Спасский, исходя из факта преемственности и использования маточников прошлых царствований, к числу первых выпусков монет самозванца отнес те, которые непосредственно примыкали к царствованию Бориса Годунова.

Известны семь кладов времени Лжедмитрия, но в этих кладах встречены только единичные экземпляры массовых выпусков его монет. Однако и по этим скудным данным удается установить, что, например, в псковском чекане не встретился тот тип, который согласно систематизации И. Г. Спасского должен был открыть чекан самозванца (у И. Г. Спасского это тип д в табл. II), но, напротив, всегда присутствует копейка, которая согласно той же систематизации должна была выпускаться только в конце его правления (тип е в табл. II)^*. Однако более всего вынуждает пересмотреть эту систематизацию обращение к монетам Новгородского денежного двора. Именно они в первую очередь свидетельствуют, что монетная политика самозванца была совсем не так проста, как это кажется на первый взгляд.

^* (См.: Спасский И. Г. Денежное обращение в Московском государстве...)

В Новгородском чекане известны два датированных лицевых маточника с датами НРГI (113 г.), Н/РДI (114 г.) и два оборотных, с именем Дмитрия Ивановича. Их сочетания образуют два типа новгородских копеек (у И. Г. Спасского это типы ж и з на табл. III, в нашей табл. 4 - типы Н., 1-1 и 2-1). Удивляет здесь одно обстоятельство. Почему приготовленный при Борисе Годунове лицевой новгородский маточник 113 г. (НРГI, табл. 3, Н., 13) не был использован в новом чекане Дмитрия, но был заменен новым, имеющим ту же дату? Привлекает внимание еще одна характерная деталь: новый лицевой новгородский маточник 113 г. (Н/РГI) по стилю является прямой противоположностью новгородским копейкам московского типа, утвердившимся в чекане Бориса после 1603 г. На этом маточнике изображены скачущий во весь опор всадник, дата и знак двора, вытянутые в одну строчку, как на монетах 1596-1602 гг. Однако не вызывает сомнения и то, что резал этот маточник тот же мастер, который готовил в 1604-1605 гг. маточники московского типа. Для него характерны плавные линии, законченный рисунок, изображение плаща в виде изящной пальметки. Оборотный маточник новгородских копеек Дмитрия тоже близок по стилю оборотным сторонам поздних копеек Годунова.

Однако копейка следующего, 114 (1606) г. полностью возвращается к московскому типу. Опять здесь появляются торжественно выступающий конь, знак двора и дата, написанные в две строки и заполняющие пространство между передней и задней ногами коня. По приемам изображения и общему стилю рисунка эта копейка разительно напоминает копейки Годунова 112 и 113 гг. (с буквами Н/PBI и Н/РГI). Основная масса копеек 114 г. имеет оборотную сторону, общую с копейкой Дмитрия 113 г. Встречена пока единственная монета с другим вариантом оборотной стороны. Этот другой тип маточника, по всей видимости, выполнен рукой иностранца, пытавшегося воспроизвести тип русской надписи. Слово "Дмитрий" здесь передано набором знаков, механически воспроизводящих начертание русских букв, но иногда сбивающихся на латинский шрифт (например, буквы Р). Вес копейки - 0,67 г, она связана лицевым штемпелем с чеканом Дмитрия, следовательно, не имеется оснований считать ее фальшивой (табл. 4, Н., 2-2).

Взгляд на новгородский чекан самозванца в целом дает возможность увидеть одну крайне выразительную деталь. Монеты 113 г. выполнены в явно архаичной манере. И отказ от использования вполне пригодного маточника 113 г. времени Бориса, и то обстоятельство, что новый маточник по рисунку тяготеет к стилю новгородских копеек 1596-1602 гг., - все это говорит о том, что Новгородский денежный двор в первый год царствования самозванца возвращается к практике денежного дела, характерной для 1596-1602 гг. Однако лицевой маточник следующего, 114 г. демонстрирует возвращение денежного дела на позиции 1603-1605 гг., которые характеризуются как утверждение московского стиля.

Не пытаясь пока давать какую-либо оценку этим наблюдениям, обратимся к монетам Псковского денежного двора.

Известно, что на Псковском дворе не было собственного резчика монетных маточников. Новый оборотный маточник с именем Дмитрия Ивановича, сделанный на этом дворе, по стилю отличается от всех известных нам псковских маточников, предшествующих времени Дмитрия. Некоторые особенности написания букв М, А, Ч, 3, Ь, Д позволяют предположить, что готовил этот маточник мастер, привыкший к латинскому шрифту (табл. 4, П., 1). Это предположение не кажется столь уже невероятным, если учесть, что две коронационные медали резались в Польше, где наряду с латинским шрифтом употреблялся и русский. Конечно, сравнение мелкого шрифта копеечного маточника с крупными, рельефными буквами на медалях дает не очень много материала для каких-либо выводов, однако можно заметить черты некоторого сходства в начертании букв М и особенно Ч. Если вспомнить также загадочный оборотный маточник Новгородского двора (Н., 2), можно предположить, что при самозванце на Новгородском и Псковском дворах использовался труд иностранного мастера, возможно, поляка.

Для лицевых сторон псковских монет были привлечены два старых маточника. В ход пошел самый популярный при Федоре Ивановиче лицевой маточник с изображением скачущего коня и с остатками букв ПС под ногами коня, а также маточник с буквами ПС, приготовленные в 1604 г. (П., 1-1, 2-1). Сравнение обоих лицевых маточников показывает, что один из них - тип 1 - относится к архаичному типу псковских копеек. Второй тип псковской копейки самозванца - тип 2 - относится к монетам московского стиля. Сопоставляя подборку лицевых маточников, участвующих в псковском чекане, с чеканом новгородским, нельзя не обратить внимание на присущую им общую закономерность: в работе используются два типа маточников - архаичный и московский. По аналогии с новгородской чеканкой можно и здесь предположить следующую последовательность в подборе орудий чеканки: в 1605 г. используется архаичный тип, а в 1606 г. - московский. Следовательно, архаичной новгородской копейке с буквами Н/РГI соответствует архаичная псковская копейка, а новгородской копейке московского типа Н/РДI - псковская копейка московского типа.

Смысл и значение этих наблюдений становятся окончательно ясными при изучении монет Московского денежного двора. Московский денежный двор использовал при самозванце вдвое больше лицевых маточников, чем другие дворы, и один оборотный (М., 1-1, 2-1, 3-1, 4-1). Оборотный маточник с именем Дмитрия Ивановича обнаруживает стилистическое сходство с поздними копейками Бориса Годунова 1604-1605 гг. Лицевые маточники представлены четырьмя разновидностями. В немногих экземплярах в коллекциях и кладах встречаются копейки со знаком Московского двора с/М, лицевой штемпель которых был изготовлен еще при Федоре Ивановиче после 1595-1596 гг. (М., 1-1). Столь же немногочисленны копейки с буквами МО, восходящие по лицевому штемпелю к времени Федора (М., 2-1). Чаще встречаются копейки с буквами МО и словом ГД-РЬ по сторонам всадника (штемпель тоже времени Федора - М., 3-1). Основная же масса копеек самозванца, сохранившаяся не только от московского чекана, но и вообще от его правления, представлена копейками без знака двора (М., 4-1).

Этот лицевой маточник по нашей систематизации отнесен ко времени Федора Ивановича. И. Г. Спасский датировал его приготовление последними месяцами правления самозванца^*. Простой расчет времени показывает, что в последние месяцы правления самозванца Московский денежный двор, занятый работой над штемпелями для чеканки золотых монетовидных знаков и их чеканкой ввиду предстоящих торжеств, практически не мог готовить новый лицевой маточник (кстати, выполненный на очень высоком техническом и художественном уровне). Копейки Дмитрия, чеканенные с помощью маточника без букв (М., 4-1), составляют около 90% всех его копеек московского чекана. Следовательно, маточник этот должен был находиться в работе большую часть времени из 11-месячного правления самозванца, но никак не в последние месяцы его правления, как полагает И. Г. Спасский. В силу этих соображений можно сказать, что маточник без букв был введен в эксплуатацию еще в первой половине царствования самозванца.

^* (Там же. - С. 313-320. )

Сравнительно недавно, в кладе 1613 г., найденном в Солигаличе (СГ - № 840), была обнаружена любопытная московская монета самозванца. Лицевая сторона ее обычна - это тип копейки без знака, но оборотная сторона имеет имя и титул царя, написанные необычно крупными буквами. Видимо, это оформление оборотной стороны следует считать работой иностранного мастера, который не имел навыка в резании мелких букв на рабочей поверхности орудия чеканки. Возможно, им был приготовлен не маточник, а лишь чекан - не случайно пока встречена единственная монета с такой оборотной стороной.

Нет точных данных для того, чтобы определить хронологическую последовательность использования всех четырех московских маточников. Однако общее обозрение копеек московского чекана Дмитрия Ивановича обнаруживает, что и здесь соблюдается принцип подбора архаичных маточников, к 1603 г. вышедших из употребления (с буквами с/М и МО), и новых, ярко выраженного московского типа, утвердившегося в Москве в 1603-1605 гг. (со словом "Государь" и без букв). В Москве после 1603 г., как можно было убедиться, при Борисе Годунове использовались только два типа лицевых маточников - "портретный" и со словом "Государь". Разумеется, при самозванце возможность употребления "портретного" маточника Бориса исключалась, но маточник со словом "Государь", как и близкий ему по стилю маточник без знака, были использованы. По аналогии с Новгородским и Псковским денежными дворами можно заключить, что и здесь вначале использовались маточники архаичного типа, а затем - московского, нового.

Если принять предположение о такой последовательности подборки маточников на денежных дворах, то выясняется следующая закономерность. В самом начале царствования самозванца на всех денежных дворах одновременно наблюдается возвращение к архаичному типу монет. Но затем, видимо, с осени 1605 (7114) г. этот рецидив прошлого сменяется возвращением к стандартному московскому типу, начало распространения которому было положено при Борисе Годунове в 1603 г. Такая синхронность и однозначность действий всех трех денежных дворов государства не могут восприниматься как простое совпадение или, тем более, как случайное обстоятельство.

Эти явления в денежном деле при самозванце следует рассматривать в общем контексте его внутренней политики. Не касаясь всех ее аспектов, отметим одну из наиболее характерных особенностей этой политики - тенденцию к восстановлению порядков "отца" - царя Ивана Грозного, нарушенных узурпатором Борисом Годуновым. Лжедмитрий I как "законный сын" считал себя призванным восстановить попранную справедливость. В своей крестьянской политике Лжедмитрий восстановил статью 88 Судебника Ивана Грозного 1550 г. о крестьянском выходе; в сводном Судебнике, составление которого относится большинством исследователей к периоду после 1 февраля 1606 г., реставрируются догодуновские порядки, разрешавшие крестьянский выход. К государственному управлению были призваны люди, которые находились в оппозиции Борису и были при нем отстранены от активного участия в политической жизни. Об этом свидетельствует, в частности, "Поименная роспись духовным и светским чинам", составленная в царствование самозванца, где в перечне государственных деятелей называются имена Мстиславских, Воротынских, Куракиных, Шуйских, Голицыных, Романовых, Морозовых, Нагих, Богдана Вельского^*. В состав Думы при самозванце вошли также "худородные" люди, уже за одно только это возвышение обязанные новому царю.

^* (СГГиД. - 1819. - Т. II. - С. 207-210; Скрынников Р. Г. Социально-политическая борьба ... - С. 314-317.)

Некоторые из этих деятелей приняли самое непосредственное участие в управлении финансами страны. Так, бывший дьяк Посольского приказа Афанасий Власьев^* стал в 1605 г. окольничим и "подскарбием надворным", а также "секретарем великим". Дьяк Богдан Сутупов получил должность печатника и кравчего великого. Поскольку Посольский приказ по характеру своей деятельности был связан с ведомством казначеев, новая должность "подскарбия" А. Власьева имела непосредственное отношение к его прежней службе. В "товарищи" к нему попал Богдан Сутупов, получивший чин печатника, так как печатники, стоявшие во главе государственного архива, одновременно были "товарищами" казначеев^**. Следует также напомнить, что высший думный чин "конюшего великого" получил политический враг Бориса Годунова Михаил Нагой.

^* (Веселовский С. Б. Дьяки и подьячие XV-XVII вв. - М.: Наука, 1975. - С. 98.)

^** (Леонтьев А. К. Указ. соч. - С. 140, 150.)

Прямых указаний источников о вмешательстве упомянутых лиц в денежное производство не имеется, так же как неизвестны лица, руководившие в это время Денежным приказом. Однако характер монетной продукции показывает, что денежным делом с начала царствования самозванца управляли люди, которые были вполне подготовлены к выполнению требований, направленных на реставрацию догодуновских порядков.

Нумизматический материал свидетельствует, что архаичный стиль в денежной чеканке восторжествовал ненадолго и уже с осени 1605 г. в дело пошли маточники московского стиля. Нельзя ли связать этот вопрос с проявлением вначале скрытой, а затем и прямой оппозиции самозванцу в среде боярской и приказной верхушки? Возврат к московскому стилю в чеканке можно было бы отнести к явлениям того же порядка, что и тайное письмо вчерашних покровителей самозванца - Шуйских и Голицыных к королю Сигизмунду III, в котором они жаловались на легкомыслие и недостойное поведение Дмитрия Ивановича и просили возвести на русский престол сына польского короля^*.

^* (Соловьев С. М. Указ. соч. - Кн. IV. - Т. 8. - С. 439-440.)

С этим поворотом внутренней политики русского правящего класса против самозванца можно, по всей видимости, связывать и изменение политики в денежном деле на рубеже 1605-1606 гг. Оно нашло выражение в возврате к системе мероприятий по унификации монетного типа, прерванной июньскими и июльскими событиями 1605 г. Политика самозванца в денежном деле отличается теми же чертами противоречивости, что и его политика по крестьянскому вопросу. С одной стороны, правительство Дмитрия Ивановича готовило сводный Судебник 1606 г., где содержались некоторые уступки крестьянству; с другой стороны, в интересах дворянства были изданы указы от 6 января и от 1 февраля 1606 г. об удлинении срока урочных лет. В. И. Корецкий объясняет эту противоречивость тем, что самозванец был вынужден лавировать: вначале он пытался удовлетворить дворянские требования, но видя, что в стране, особенно на юге, весной 1606 г., зреет новый взрыв крестьянской войны, он пошел на значительные уступки народным массам^*. Эти метания самозванца между социальными полюсами русского общества, от позиции которых прямо зависела его собственная судьба, находят аналогию в его подходе к денежному делу: вначале самозванец решительно отказывается от системы мероприятий Бориса Годунова, но затем столь же решительно их возобновляет.

^* (Корецкий В. И. Формирование крепостного права ... - С. 238-249.)

Разумеется, дело было не только и не столько в личности самозванца и отношении к нему правящей верхушки. Вся совокупность действий Денежного приказа, начало которым было положено в 1603-1604 гг., была органически необходима для русского денежного хозяйства. Централизация страны и аппарата управления логически требовала полной унификации монетного типа и централизованного управления денежным производством.