Становление централизованного государства требовало укрепления государственного аппарата, усиления элементов стандартизации в управлении и законодательстве, в организации делопроизводства. Общий смысл реформ в системе феодальной государственной надстройки в XVI - начале XVII в. сводился к борьбе за централизацию государственного управления. Эти глобальные тенденции эпохи явственно сказались и в денежном хозяйстве. Развитие экономики централизованного государства и его территориальный рост, углубление и расширение товарно-денежных отношений в стране, включая рост торгового капитала, распространение денежных повинностей, развитие внешней торговли, особенно в связи с овладением Волжским путем после присоединения Казани и Астрахани, требовали увеличения денежной массы. Неуклонный рост цен в течение XVI в. также усиливал потребность в деньгах. Вовлечение русской экономики в сферу общеевропейской торговли, о чем, в частности, свидетельствовали неоднократные предложения русскому правительству со стороны торговых контрагентов о введении в России общеевропейских денежных единиц, неизбежно ставило перед русским денежным хозяйством новые требования.
В конкретных условиях России середины и второй половины XVI в., когда феодализм продолжал развиваться по восходящей линии и элементы буржуазных отношений находились в зачаточном состоянии, а отдаленность русского рынка от общеевропейских торговых путей к тому же значительно сужала масштабы получения сырья для чеканки монет, возможности русского денежного хозяйства были весьма ограничены. В ответ на требования времени оно могло только увеличить продуктивность денежных дворов, чтобы насытить внутренний рынок денежными знаками, и избавиться от пережитков феодальной раздробленности, чтобы экономика централизованного государства обслуживалась единой по всем показателям монетой. Главной задачей в этих обстоятельствах стало привлечение в страну драгоценных металлов и недопущение утечки золота и серебра за пределы страны.
Правительственный аппарат стремился регламентировать торговлю золотом и серебром, что нашло отражение в соответствующих статьях Торговой книги и ряде таможенных грамот. Так, например, рисует эту регламентацию Таможенная псковская грамота 1594 г.: "...А золото б и серебро всякое купцы (речь идет об иноземцах. - А. М.) меняли на псковские товары или б продавали псковичам на деньги, да и на те б деньги товар же во Пскове покупали. А денег бы русских и золота и серебра явленого изо Пскова не возили... Да у кого деньги или серебро или золото вымут, и у тех гостей у торговых людей деньги и серебро и золото и животы их имати на государя"*. Иноземные купцы могли вывозить из России только товары. В то же время наиболее эффективным способом удержания в стране драгоценных металлов служило учреждение государственных денежных дворов и утверждение монопольного права чеканки монет государством. Крупные светские и духовные феодалы не имели права чеканки собственной монеты.
* (Цит. по: Чистякова Е. В. Новоторговый устав 1667 г.//АЕ за 1957 г. - М., 1958. - С. 110.)
Увеличение объема чеканки на денежных дворах могло быть достигнуто только в результате беспрепятственных и постоянных торговых связей со странами Европы, откуда в Россию поступало серебро. Однако прямого выхода на Балтику русская торговля не имела, а прибалтийские города-посредники - Дерпт, Рига, Ревель, Таллинн - меньше всего были заинтересованы в выгоде для русской экономики. Борьба за выход к Балтийскому морю, начатая Русским государством в середине XVI в., как нельзя больше отвечала интересам русского денежного хозяйства.
Денежная реформа Елены Глинской сделала первый принципиально важный шаг: она оформила общерусскую денежную систему, утвердила монопольное право государства на чеканку монеты и окончательно ликвидировала систему денежных откупов. Она дала толчок и направление дальнейшему развитию денежного дела при Иване Грозном.
По классификации монет Ивана IV, осуществленной И. Г. Спасским в 50-х годах, копейки были распределены между тремя денежными дворами, причем ведущим признавался Московский денежный двор, Новгородскому же были приписаны лишь два выпуска, с большим интервалом следовавших друг за другом. Денги, по мнению автора, чеканились в Москве. Чеканка Тверского двора признавалась с большой натяжкой и никаких убедительных доказательств ее существования приведено не было. Нерегулярный характер чеканки в Новгороде И. Г. Спасский объяснял "суровым и подозрительным отношением к Новгороду" со стороны Ивана IV, хотя и признавал значение Новгорода как "чрезвычайно важного центра внешней торговли Русского государства в годы Грозного"*. Но, рассуждал он далее, из-за событий внутриполитического характера и Ливонской войны торговая деятельность новгородского купечества приостановилась, серебро на денежный двор не поступало, и он мог не работать годами.
* (Спасский И. Г. Денежное обращение, в Московском государстве ... С. 309.)
Ведущее значение, по мнению исследователя, во все годы занимал Московский денежный двор, на котором перерабатывалась основная масса серебра, поступавшая в Россию главным образом через казенные заказы. Из 47 типов монет Ивана IV (денег и копеек, не считая полушек) на долю московского чекана, по классификации И. Г. Спасского, приходилось 36 типов, на долю новгородского - 6, псковского - 4 и тверского (?) - 1.
Сведения письменных источников времени Ивана Грозного дают некоторые основания для сомнения в этой классификации. Прежде всего кажется неправильным представление о слабом участии в денежном обращении Новгородского денежного двора. Известно, что Новгородский денежный двор значительно расширил свою территорию к 1586 г., в начале 80-х годов присоединив к основному своему помещению на Ярославовом дворище, между церквами Николы и Святых Отцов, бывший двор Федосеева на Рогатицкой улице. Спустя несколько лет вместо него был приобретен бывший двор Язычкова, превосходящий федосеевскую усадьбу почти втрое*. Если Новгородский двор так слабо функционировал, то зачем ему было расширять помещение?
* (Янин В. Л. Из истории Новгородского денежного двора XVII в.//ВИД. - 1978. - Т. X. - С. 19-20.)
При рассмотрении позиции И. Г. Спасского вызывает недоумение также то обстоятельство, что деятельность именно Новгородского (а не Московского!) двора оставила наибольшее количество сведений в письменных источниках середины и второй половины XVI в. Это, во-первых, пространное сообщение Софийской летописи 1535 г. о проведении денежной реформы, где помимо сведений о ходе реформы содержится первое упоминание об организации государевых денежных дворов*. Вологодско-Пермская летопись под 1536 г. говорит о чеканке "Ноугородок новое кузло" в Новгороде и Пскове. В 1565 г. иностранец Р. Барберини сообщал о существовании в Московии Новгородского и Псковского дворов. Текст соглашения 1569 г. с Английской торговой компанией о праве чеканить монету на русских денежных дворах называет казенные денежные дворы в Москве, Новгороде и Пскове**. В 1571 г. в Уставной таможенной грамоте о взимании пошлин на Торговой стороне в Новгороде прямо говорится о чеканке монет на монетном дворе***. Наконец, о Новгородском денежном дворе сообщают писцовые книги 1581-1582 гг. и книги, составленные до 1586 г.****
* (ПСРЛ. - Л., 1929. - Т. 4. - Ч. I. - Вып. 3. - С. 171.)
** (Кауфман И. И. Указ. соч. - С. 73.)
*** (СГГиД. - 1819. - Ч. II. - № 43. - С. 58-59. )
**** (Майков В. В. Указ. соч. С. 219, 235, 239; Греков Б. Д. Указ. соч. - С. 30.)
О Московском денежном дворе рассказывается в летописных известиях 1535 г.; в Вологодско-Пермской летописи под 1538 г., свидетельствующей, что "Московки новое кузло" чеканятся в Москве; в записи Торговой книги, где говорится о том, что "на Москве из ефимков добрых" чеканятся московки (т. е. денги)*. Немец-опричник Генрих Штаден в своих записках указал, что Московский денежный двор был расположен на Варварке**. К этим данным присоединяются упомянутые выше сведения Р. Барберини и текст соглашения 1569 г. с Английской компанией.
* (ЗОРСА. - 1851. - Т. I. - Отд. 3. - С. 116.)
** (Штаден Г. О Москве Ивана Грозного. Записки немца-опричника. - Л., 1925. - С. 105.)
О работе Псковского денежного двора сообщают псковские и Вологодско-Пермская летописи, рассказывает писцовая книга по Пскову 1585-1586 гг.*
* (Сб. Московского архива Министерства юстиции. - Т. 5. - С. 12-13.)
О Тверском денежном дворе в указанный период сведений в письменных источниках пока не встречено.
Разумеется, большее по сравнению с другими денежными дворами количество письменных сведетельств о Новгородском денежном дворе можно объяснить случайным стечением обстоятельств, не отражающих истинное состояние денежного дела при Иване Грозном. Проверить это можно данными классификации монет, единственными объективно достоверными свидетелями работы денежных дворов.
В момент создания классификации монет Ивана Грозного ее автор И. Г. Спасский выражал некоторые сомнения в правильности ее результатов: "...отсутствие подходящих кладовых и других материалов вынуждает к большей осторожности в окончательных выводах и оставляет некоторые из них под большим или меньшим сомнением"*. За время, истекшее с момента написания этих строк, источниковая база заметно расширилась. Если в 1955 г. исследователь располагал всего 18 кладами времени Ивана Грозного и Федора Ивановича, доступными для визуального изучения, то сейчас количество таких кладов увеличилось до 55. Эти клады позволили предпринять попытку проверить классификационную схему, правильность разбивки монетных типов по времени появления и местам чеканки**.
* (Спасский И. Г. Денежное обращение в Московском государстве ... - С. 300.)
** (Подробная и аргументированная хронологическая и топографическая систематизация монет Ивана Грозного, основанная на сравнительном изучении кладов его времени, обоснована в работе: Мельникова А. С. Систематизация монет Ивана IV и Федора Ивановича. - С. 77-137. Предпринятое в 1985 г. изучение монет Грозного в связи с внутриполитическими событиями его царствования и развитием идеологических воззрений самодержавной власти (Мельникова А. С. Место монет Ивана Грозного в ряду памятников идеологии самодержавной власти//ВИД. - 1985. - Т. XVII. - С. 121-133), а также находка и изучение по штемпелям новых восьми кладов времени Ивана Грозного и Федора Ивановича уточнили ряд моментов в нашей систематизации и в целом подтвердили объективную правильность тех ее контуров, которые были намечены в 1980 г.)
Клады показали, что основная масса денег сосредоточивалась в московских и тверских кладах, а основная масса копеек - в псковских и новгородских. Вряд ли такое разделение кладовых комплексов можно объяснить случайностью. По всей видимости, в этом нашла выражение устойчивая традиция, зародившаяся в XV в., - разделение русского денежного обращения на два ареала: московский и новгородский, ведущее положение в которых заняли монеты московского и новгородского чеканов. К концу XV в. эта традиция закрепилась в названиях основных номиналов денежной системы - "московки" и "новгородки" с соотношением 2 : 1. Денежная реформа 1535-1538 гг. заменила "новгородку" копейкой, "московку" - денгой, понизив их весовое содержание, но сохранив соотношение, при котором на одну копейку приходилось две денги. Однако в официальном делопроизводстве и в живой речи, как показывают иностранные словари, до конца XVII в. вместо названий "копейка" и "денга" употреблялись "новгородка" и "московка"; сохранялся счет на "новгородское число" со стоденежным рублем и на "московское число" с двухсотденежным. Клады XVI в. показали, что эти пережитки имели прочную материальную основу: московские земли более охотно принимали денгу, новгородские и псковские - копейку. Деление русского денежного обращения на московский и новгородский ареалы сохранялось, следовательно, и в середине, и во второй половине XVI в.
Анализ процентного содержания двух основных номиналов русской денежной системы в кладах XVI в. позволяет не только увидеть "живые следы прежней автономии"* в денежном обращении XVI в., но и дает основание утверждать, что между русскими денежными дворами после 1535 г. закрепилось своеобразное "разделение труда": Новгородский и Псковский дворы чеканили только копейку, Московский и Тверской - только денгу (об этом прямо говорит Вологодско-Пермская летопись, которая заявила, что в Новгороде и Пскове чеканятся новгородки "новое кузло", а в Москве - московки "новое кузло").
* (Ленин В. И. Полн. собр. соч. - Т. I. - С. 153.)
Это разделение продолжалось и после реформы, о чем свидетельствует высказывание Р. Барберини (1565 г.) о том, что в России талеры тотчас перечеканиваются в монету, которая называется денгой; чеканят ее только в двух местах - в Москве, где на монете изображается всадник с мечом, и в Новгороде, где на монете изображается святой Георгий (т. е. всадник с копьем. - А. М.)*. Высказывание Барберини, конечно, имеет весьма общий характер - он ничего не говорил о работе двух других денежных дворов - Псковского и Тверского; оно может быть истолковано произвольным пониманием ходячего названия русских монет - "московки" и "новгородки", которое он мог понять как указание на место их чеканки. Однако заслуживает внимания сам факт четкого подразделения русской монеты по локальному признаку на два вида - деления, которого не мог не заметить в 1565 г. даже иностранец.
* (Путешествие в Московию Рафаэля Барберини в 1565 г. - С. 23-24.)
Согласно новой классификации монет Ивана Грозного, разработанной в указанных выше исследованиях последних лет, распределение их между денежными дворами оказалось совершенно иным, чем это предполагалось раньше. К чекану Московского двора отнесены 34 типа денег и мечевая копейка; Псковского - 8 типов копеек, Новгородского - 16 типов копеек, Тверского - 7 типов денег (см. табл. 1).
Разделение монет между этими четырьмя денежными дворами может быть оспорено, так как и источниковая база пока недостаточно обширна (в нашем распоряжении, например, мало кладов новгородского и тверского ареалов), и формальные признаки, которыми приходилось руководствоваться при построении классификационной схемы, не всегда дают однозначные ответы. Но главный вывод - отнесение денег к продукции Московского и Тверского дворов, копеек - Новгородского и Псковского дворов - кладами подтверждается без сомнений. Ясен и второй вывод - изменение наших представлений о производственных возможностях денежных дворов. Монеты показывают, что денежные дворы работали очень неравномерно, а значение каждого из дворов в денежном производстве не было величиной постоянной, неоднократно менялось на протяжении правления Ивана Грозного.
Московский денежный двор действительно занимал ведущее положение в первой половине его правления. Здесь чеканился основной номинал реформы (денги - "московки"), до 50-х годов XVI в. игравший главную роль в системе номиналов, введенных реформой (копейка - денга - полушка). Возможно, там же чеканились все типы полушек (повторим, что чеканка полушек еще ждет своего изучения). После 1547 г. на Московском денежном дворе продолжалась чеканка "царских" денег, т. е. денег с легендой "Царь и князь великий Иван". Скорее всего, других номиналов в Москве не чеканили (исключая "мечевую копейку", по оформлению аналогичную денге). Об этом свидетельствуют данные московских кладов, неизменно показывающие самый малый процент копеек в их составе, и прямое указание Торговой книги: "а выходят ефимки добрые на Москве в московки"*.
* (ЗОРСА. - 1851. - Т. I. - Отд. 3. - С. 116.)
Со второй половины XVI в. обнаруживается значительный спад производственной активности Московского двора. Процентное содержание "царских" денег в кладах второй половины правления Грозного выше 34% не поднималось (даже в кладах московского ареала), в то время как великокняжеские денги в кладах, зарытых до 50-х годов, достигали 50-60% состава клада. Отсутствие или резкое сокращение количества "царских" денег в кладах 50-х - начала 60-х годов приводит к убеждению, что вскоре после 1547 г. чеканка их была прервана или резко сократилась на какое-то время. Денги вновь появляются в кладах 70-80-х годов. По-видимому, в сокращении (или прекращении) чеканки денег сыграли роковую роль опустошительные пожары апреля и мая 1547 г., когда выгорели Китай-город, дворы за Яузой и Москвой-рекой, в Кремле, на посаде от Арбата до конца Тверской, на Дмитровке, Мясницкой, Покровке и Варварке*. Денежный двор, по свидетельству немца-опричника Генриха Штадена и более поздних письменных источников, находился на Варварке (совр. ул. Разина). На то, что денежный двор или сгорел, или серьезно пострадал, косвенным образом указывает строительство Гостиного двора на пожарище, образовавшемся между современными улицами Разина, Куйбышева, Рыбным и Хрустальным переулками**.
* (Сытин П. В. История планировки и застройки Москвы//Труды МИРМ. - М., 1950. - Вып. 1. - С. 53-55.)
** (Там же. - С. 55.)
Однако причиной упадка двора были, очевидно, не только и не столько пожары. После введения в 1565 г. опричнины и разделения московской территории на земскую и опричную Московский денежный двор оказался на той части, которая отошла к земщине. Вероятно, управление двором и получение доходов от чеканки вошли в компетенцию земских властей. Принадлежность денежного двора к кругу учреждений земщины определила, надо полагать, и характер отношения Ивана IV к его деятельности. Согласно своей последовательно враждебной политике по отношению к земщине и ее институтам царская власть в лице Ивана Грозного, видимо, предпочитала отныне обращаться с казенными заказами на иные денежные дворы. Другой источник серебра - заказы от частных лиц - в 50-60-х годах должен был резко сократиться, поскольку значительная часть московских потенциальных заказчиков ("лучших людей") была в эти годы разорена или физически истреблена, да и все население Москвы уменьшилось почти в три раза.
Запустение Московского денежного двора во второй половине XVI в. находит объяснение и еще в одном внутриполитическом событии. Дело в том, что в середине 50-х годов на Московском дворе был приготовлен новый лицевой маточник денги с весьма своеобразным оформлением. Всадник, сидящий на коне, в качестве головного убора имел не обычный для денег Ивана Грозного трехчастный венец, а великокняжескую шапку - такую, как ее изображали на миниатюрах, - со сферическим верхом и с меховой опушкой (табл. 1, М., 17-21). Такое же изображение головного убора было на царской денге Тверского денежного двора с буквами IB (Т., 18-22) и на копейке с буквами Я/ДМ, которую мы отнесли к чекану Новгородского двора (Н., 25-26). Все эти изображения появились на копейках и денгах, чеканка которых производилась приблизительно в одно и то же время - в середине 50-х годов.
Изображения головных уборов и на монетах, и на миниатюрах выражали понятие о ранге в системе феодальной иерархии. Так, в миниатюрах Лицевого свода князь неизменно изображался в великокняжеской шапке, а царь - в пятилучевой короне*. Обращение к русским монетам XV в. показывает, что и в денежном деле существовала своя система знаков, обозначавшая различные понятия, которые дополняли или раскрывали содержание легенд. Форма головных уборов в этой системе занимала едва ли не ведущее место. Трехчастный венец обычно использовался в тех случаях, когда возникала необходимость обозначить верховную власть. Комбинации изображений трехчастного венца и великокняжеской шапки на монете служили средством передачи характера междукняжеских отношений**.
* (Арциховский А. В. Древнерусские миниатюры как исторический источник. - М.: Изд-во МГУ, 1944. - С. 131.)
** (Мец Н. Д. Ярославские князья по нумизматическим данным//СА. - 1960. - № 3. - С. 121-140.)
На монете Ивана IV трехчастный венец впервые появляется на копейке ФС (табл. 1, Н., 14-17), которую мы относим к Новгородскому денежному двору и датируем ее появление 1542 г., связывая ее чеканку со всей системой мероприятий по пропаганде идей самодержавной власти, осуществлявшейся митрополитом Макарием (он оставил архиепископскую кафедру в Новгороде, стал с 1542 г. метрополитом и вместе с кругом единомышленников разработал целую систему идеологических взглядов, развивавших идею самодержавной власти)*.
* (Подобедова О. И. Московская школа живописи при Иване IV. - М.: Наука, 1972.)
Изображение на монете всадника в трехчастном венце стало отождествляться с образом царя-самодержца, юного Ивана IV. Изображение трехчастного венца, появившееся после 1542 г., сохранялось до 60-х годов XVI в., после чего его сменила пятилучевая корона. В эти же годы осуществилась целая серия изменений государственной атрибутики: в геральдике произошло слияние родовой эмблемы - ездеца - с государственной - двухглавым орлом, к старым царским регалиям - бармам и кресту - прибавился скипетр, атрибут королевской власти. Причина этих изменений связана с тем, что в 1561 г. произошло событие, которое ожидалось Иваном IV и его сподвижниками 15 лет: патриарх Константинопольский и Собор восточных святителей утвердили акт венчания на царство Ивана IV в январе 1547 г.
Появление пятилучевой короны вместо трехчастного венца на монетах Ивана IV следует рассматривать в контексте этих событий. Лишь после утверждения акта венчания на царство в 1561 г. Ивана Грозного стали изображать в пятилучевой короне, как это следовало по канонам древнерусского изобразительного искусства.
Учитывая ту смысловую нагрузку, которую несли рисунки головных уборов на монетах, нужно обратить особое внимание на изображение великокняжеской шапки на некоторых типах монет Ивана Грозного. Всего вероятнее, это оформление монет следует связывать со временем конфликта между Иваном IV и Избранной радой, который имел место в 50-х годах (вспомним, что клады датируют денги и копейку с великокняжеской шапкой тоже 50-ми годами). Историки спорят, был ли действительно в 1553 г. боярский "мятеж" или же он возник в воображении автора приписок к Царственной книге, сделанных спустя более десятка лет. Но если учесть, что в Лицевом своде в великокняжеской шапке изображался после 1547 г. только один персонаж - великий князь Владимир Андреевич Старицкий, а также то обстоятельство, что Владимир Андреевич был знаменем боярской оппозиции, можно предположить, что изображение всадника в великокняжеской шапке символизировало великого князя Старицкого и было завуалированным вызовом Ивану Грозному. Оппозиция, возникшая в среде Избранной рады, видимо, смогла использовать в своих интересах денежные дворы. Судьба после разгрома оппозиции денежных дворов, участвовавших в выпуске монет с великокняжеской шапкой, на наш взгляд, весьма красноречиво об этом свидетельствует.
Московский денежный двор больше не готовил новых маточников, и тип денги с великокняжеской шапкой был его самым последним выпуском, видимо, завершившимся в середине 50-х годов. Возобновление чеканки в конце правления Ивана Грозного, которое имело незначительные масштабы, скорее всего, производилось уже другими штемпелями, с традиционным изображением всадника с венцом. Впрочем, следует заметить, что выпуск денги с великокняжеской шапкой был довольно обильным и, если принять высказанную выше гипотезу, с точки зрения царской власти, Московский двор действительно весьма сильно "провинился". Тверской денежный двор после выпуска "крамольной" денги с буквами IB и с великокняжеской шапкой прекратил свое существование навсегда.
Впрочем, прекращение или сокращение деятельности денежных дворов, выпускавших мелкий номинал - денгу, следует объяснять и гораздо более существенным обстоятельством. Экономическое развитие, расширение и углубление торговых связей внутри страны в течение XVI в. поставили перед денежным обращением необходимость пользоваться копейкой как самым крупным и удобным номиналом денежной системы. Неуклонный рост цен на протяжении XVI в. требовал более крупных единиц денежного счета, реально существующих в виде монет. Ими становились копейки, а полушки и денги постепенно отодвигались на положение разменной монеты. Рост значения копейки в денежном обращении делается еще более заметным в первом десятилетии XVII в., когда чеканка денег была прекращена до 1613 г., а после 1613 г. возобновилась в скромных масштабах. Полушки чеканились тоже не в очень больших количествах - уже приводилось свидетельство Торговой книги о том, что из-за малой потребности в полушках их мало чеканили в конце XVI в. Чеканка этой монеты была не только трудоемка, но и невыгодна для заказчиков, много терявших "в крохах" и в процессе плавки своего серебра.
По мере падения в денежном обращении роли денги как самостоятельной денежной единицы сокращалось и число заказов на ее чеканку.
Торговые люди предпочитали переделывать свое серебро на копейки, что можно было сделать только в Новгороде или в Пскове, поскольку в Москве копеек не чеканили. Лишенный притока серебра, находившийся в опальном городе, да еще в ведении земщины, Московский денежный двор медленно хирел. Возрождение его наступило лишь в самые последние годы XVI в., во время царствования Федора Ивановича, при правителе Борисе Федоровиче Годунове, что было связано с рядом важных перестроек во всем русском денежном деле.
Псковский и Новгородский денежные дворы, в отличие от Московского, судя по монетам, переживали пору своего расцвета как раз во второй половине XVI в. Этому способствовали многие обстоятельства. Прекращение или сокращение деятельности Московского денежного двора должно было поставить перед периферийными денежными дворами задачу бесперебойного снабжения денежного обращения, а возросшая к тому времени роль копейки привлекла на эти дворы большую часть запасов серебра, владельцы которого стремились получить на руки крупные номиналы, более удобные для торговых сделок. Однако главную роль в возвышении этих дворов, по-видимому, играли внешнеполитическая конъюнктура и внутриполитические события.
Присоединение к России в 1558 г. Нарвы вызвало оживление русской внешней торговли и, разумеется, участия в ней новгородского купечества, издавна активно торговавшего с западными странами. Первоначальные успехи России в начале Ливонской войны (1558-1583 гг.), вернувшие стране Полоцк и открывшие западноевропейские рынки для русской внешней торговли, способствовали процветанию последней в 60-70-х годах XVI в. Это вызвало приток серебра на денежные дворы, которые соответственно увеличили производственные мощности, т. е. число одновременно находившихся в производстве маточников и снятых с них штемпелей. Возрос и объем чеканки. Расцвет деятельности Новгородского двора, судя и по обилию новых типов монет, и по данным кладов, приходится как раз на 60-70-е годы.
Разгром Новгорода в 1570 г. в результате похода Ивана Грозного, после чего город был поделен между опричниной и земщиной, имел непосредственное влияние на судьбу Новгородского денежного двора, причем благоприятное. Торговая сторона Новгорода, где находился денежный двор, отошла к опричнине. Уставная таможенная грамота 1571 г. свидетельствует, что двор попал под непосредственный контроль опричных властей. В грамоте, в частности, говорится о порядке взимания пошлин за чеканку монеты. Под опекой и защитой опричных властей, для которых денежный двор стал источником постоянного и прочного дохода, он мог интенсивно работать, не испытывая серьезных затруднений с сырьем. Одним из наиболее солидных заказчиков, очевидно, выступала царская казна, которая была заинтересована в бесперебойной работе двора.
Вполне естественно, что размах деятельности Новгородского двора в 60-70-х годах требовал расширения производственных помещений. Писцовые книги 1581-1582 гг. засвидетельствовали, что такое расширение уже произошло, писцовые книги 1586 г. тоже показали, что первоначально присоединенное помещение заменили на более обширное*. Понятно также, почему двор Язычкова, взятый в 1586 г. под денежный двор, оказался неосвоенным. Последующие неудачи Ливонской войны лишили Русское государство недолгого преимущества во внешней торговле с Западом, опорные пункты внешней торговли на западной границе - Нарва, Ям, Корела, Копорье, Ивангород, Полоцк - отошли к врагу, Смоленск и Псков были разрушены. В этих условиях Новгородский двор сократил производство.
* (Янин В. Л. Из истории Новгородского денежного двора XVII в. - С. 19.)
Выпуск копейки с изображением великокняжеской шапки (Н., 25-26) не оказал заметного влияния на судьбу Новгородского денежного двора. Возможно, его последствия (если они были) заслонила крайне благоприятная конъюнктура поступления серебра на денежный двор, сложившаяся сразу же после присоединения Нарвы к России в 1558 г. Впрочем, на рубеже 60-70-х годов наблюдаются некоторые изменения в оформлении лицевой стороны копейки: многообразие буквенных сочетаний, свойственное новгородским копейкам (буквы АЛ, Юр, ГД, Я/ДМ, С/ВАЯ, ВАЯ), после 50-х годов заменила устойчивая комбинация трех букв - к/ВА. Четыре типа копеек, для чеканки которых использовались четыре разных лицевых маточника, отмечены этими буквами (Н., 28, 29, 30, 31). Копейки с буквами к/ВА очень многочисленны, особенно это относится к типу 29-26. Такую перемену в оформлении копеек, может быть, следует связывать с переходом Новгородского двора в опричнину и попыткой опричных властей унифицировать внешний вид копейки хотя бы в пределах продукции одного двора.
Однако позднее тенденция к унификации оформления монет исчезла. Резкое ухудшение состояния внешней торговли, связанное с неудачами в Ливонской войне, потеря Нарвы в 1581 г. обескровили внешнюю торговлю, серебро стало поступать на денежные дворы в небольших количествах, и объем их продукции резко сократился. На Новгородском дворе вновь вернулись к прежней практике использования разнообразных буквенных сочетаний: копейки 80-х годов имеют буквы под конем к/МНХ, к/АН, ф/АН (Н., 32-26, 33-26, 34-26), а количество их в кладах и коллекциях значительно сокращается по сравнению с копейками к/ВА. Следует также помнить, что к этому времени опричнина окончательно изжила себя и денежный двор в Новгороде опять вернулся к прежней системе управления.
Псковский денежный двор по сравнению с Московским и Новгородским был небольшим. Об этом прежде всего свидетельствуют писцовые книги по Пскову 1585-1587 гг. Из описания следует, что Псковский денежный двор находился "в большом городе, надо рвом, промеж Трупеховских и Петровских ворот". Он состоял из нескольких помещений, обнесенных забором. В двух избах делали "мастеры денги", в одной из них сидели в отдельной комнате приказчик "с товарищи" - администрация денежного двора. В сарае, где находились четыре каменные печи, "тянули серебро", т. е. вытягивали проволоку, из которой чеканили монету. В другом сарае было пять каменных печей, в которых серебро плавили, а в постройке по соседству делали "гнезда, в чем плавят серебро", - готовили слитки серебра для волочения их в проволоку. Посреди двора стоял погреб дворников, а у ворот - два колодца. Общий размер двора составлял 24 сажени в длину и 23 сажени "поперег". Рядом с двором жили дворники. Писцовая книга называет их имена и сообщает о размере жалованья, которое они получали от денежного двора. Это были Мамонко Денисьев, "сын извощика", и Кондрашко Федоров, а жалованья они получали по рублю на человека в год. Названы имена приказчиков. Ими в 1585-1587 гг. были Михайло Иванов, сын Дедков, "с товарищи". Денежными мастерами, "что серебро делают", названы Таврило Матвеев и Остафий Иванов, сын Кладов. Первый жил на Полонище у Нового Вознесенья в монастыре, второй - в Завеличье, в дворцовой деревне у Крестов*.
* (Сб. Московского архива Министерства юстиции. - Т. 5. - С. 12-13.)
Это описание дает представление не только о размере двора и характере его построек, но и об организации денежного дела. Двор был небольшим. Невелик был и его штат. Писцовые книги называют только двух главных работников - денежных мастеров и упоминают двух дворников (в данном случае дворник выступает как лицо, ответственное за состояние двора*). Подсобные рабочие, о существовании которых мы знаем по более поздним источникам, - волочильщики, бойцы, подметчики и кузнецы** - в писцовых книгах по Пскову не названы.
* (Дворник - содержатель постоялого двора, хозяин заезжего дома. Работник и сторож при всяком доме. Стар. - смотритель над торговым двором, рядской староста.)
** (Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка. - М.: Наука, 1955. - Т. I. - С. 423.)
*** (Волочильщики волочили проволоку из серебряного сырья, бойцы плющили эту проволоку и делали заготовки для монет, подметчики подкладывали эти заготовки под чеканы, которыми работали денежные мастера - чеканщики. Кузнецы отливали серебро в специальные формы - гнезда. Все работники объединялись в производственные артели - станицы, в каждой из которых были представлены все специальности.)
Администрация двора в писцовых книгах по Пскову представлена в лице приказчика "с товарищи". Во главе двора ставился голова - выборная должность из представителей верхушки торгово-ремесленного населения посада; голова был высшей администрацией двора, а следующее административное звено составляли целовальники, осуществлявшие повседневное руководство двором*. Видимо, приказчиков Псковского двора можно отождествить с целовальниками, а умолчание писцовых книг по Пскову о наличии помещения для головы скорее всего следует объяснять тем, что на территории двора не было специального помещения для головы, в отличие от приказчиков, обязанных быть при денежном производстве постоянно. Вряд ли организация денежного дела в Пскове могла отличаться от ее организации на других денежных государевых дворах.
* (Мельникова А. С. Псковский и Новгородский денежные дворы в середине XVII в.//НиЭ. - 1971. - Т. VIII. - С. 108-122; Она же. Новый ("Английский") денежный двор ... - С. 151-152.)
Продукцию Псковского денежного двора составляли копейки и, возможно, полушки. В первой половине правления Ивана Грозного Псковский двор работал довольно умеренно. По нашей классификации с 1535 г. по начало 50-х годов здесь выпускались только три типа копеек: копейки великокняжеские безымянные с буквой А, затем, после 1547 г., царские именные копейки с буквами IBЯ и ГР (см. табл. 1, 11., 8-11, 20-24, 21-25). Наибольшее количество в этом перечне приходится на копейку ГР, выпуск которой, видимо, был начат ближе к 50-м годам.
Оживление деятельности Псковского денежного двора в 60-х годах следует связывать с ролью Пскова как базы для развертывания военных действий русских войск в Прибалтике на протяжении первой половины Ливонской войны. Виднейшие государственные деятели часто бывали в Пскове, город активно отстраивался и укреплялся. Непременным следствием этого должно было стать оживление торговой деятельности в городе и, соответственно, усиление притока сырья на денежный двор. После присоединения к России Нарвы и Дерпта, возвращения Полоцка купечество получило свободный выход на западноевропейские рынки, и Псков как крупнейший торговый центр на западных границах России должен был богатеть.
Псковский денежный двор ответил на оживление торговой деятельности в городе так же, как и Новгородский, - значительным увеличением объема продукции и количества орудий чеканки - маточников и снятых с них штемпелей. Свидетельством расцвета города в конце 60-70-х годах служат копейки с буквами с/МН, МА, IB - р (П., 35-27, 36-28, 37-29, 37-27). Но все же по сравнению с Новгородским размах деятельности Псковского двора был скромнее. Это сказалось и в меньшем количестве вновь приготовленных маточников, и в практике использования старых, лишь слегка исправленных маточников (например, оборотного маточника 27, переделанного на 28) и лицевого с буквами IB - р, переделанных затем на буквы Ф - р.
Неудачи второй половины Ливонской войны имели непосредственное влияние на судьбу Пскова. Псковская земля стала театром военных действий, а в 1581-1582 гг. Псков был осажден войсками Стефана Батория. Военные и дипломатические поражения русского правительства, потеря Нарвы, Дерпта, Полоцка и других пограничных городов положили в 80-х годах XVI в. конец процветанию псковского купечества. Захирел и денежный двор, лишившись притока сырья для чеканки монет. Подсчет количества поздних псковских копеек Ивана IV в кладах псковского ареала показывает, что после 1580 г. объем местной чеканки заметно сократился, новые маточники больше не резались, а лишь подчищались и подправлялись старые.
О количестве рабочих на русских денежных дворах достоверные сведения имеются только для середины и второй половины XVII в. Для более раннего периода можно лишь приблизительно подсчитать число рабочих, отталкиваясь от книг Новгородского денежного двора и псковских писцовых книг.
В Новгороде работали "Гаврила Репин с товарищами"; это была, по всей видимости, одна станица, насчитывающая вместе со старостой (Гаврилой Репиным) 11 человек; еще работали там два мастера (Иван Брага с сыном Филькой). В общей сложности денежных мастеров здесь было человек 13 и, видимо, столько же рабочих других специальностей, всего около 30 человек. В Пскове же работали только два денежных мастера, и, видимо, общее число работников денежного двора составляло цифру около 10-15 человек. О Московском дворе никаких данных не имеется; скорее всего, численность рабочих здесь должна была быть близкой новгородской. Тверской денежный двор, видимо, был самым маломощным и малочисленным.