Николай Арефьев. "Морские старатели"

Николай Арефьев. 'Морские старатели'

Стоит ли искать подводные сокровища? Чтобы дать ответ на этот далеко не праздный для современных кладоискателей вопрос, историки-маринисты составили специальную карту. На ней указано и по возможности оценено все, что лежит на дне морей и океанов. Начали они с того, что нанесли на карту маршруты плаваний XVI - XVIII веков. Затем настала очередь архивных материалов. Эксперты тщательнейшим образом изучили так называемые "архивы Индий" в Севилье, многочисленные записи очевидцев, хранящиеся в библиотеках разных стран, внимательно просмотрели документы судовладельцев, сохранившиеся судовые журналы и портовую документацию отправленных грузов. В итоге на карте появились координаты 830 затонувших старинных судов. После скрупулезных подсчетов выяснилось: сокровища северной Атлантики составляют 140 миллионов долларов; клады в морях, омывающих Филиппины,- около трех миллионов; в Индийском океане их наберется на пять миллионов и т. д. В общей сложности в Мировом океане, не считая внутриевропейских морей и прибрежных вод Китая, скрываются богатства примерно на сумму в 250 миллионов долларов.

Собранный банк данных позволил создать "Информационную службу затонувших сокровищ" с отделениями в Нью-Йорке и Лондоне, которая дает платные консультации подводным кладоискателям. Впрочем, многие из них ведут собственные изыскания и подчас весьма успешно. К их числу, например, относится англичанин Рекс Коуэн. Начинал он с мечты отыскивать золото затонувших испанских галеонов и за десять лет стал крупным специалистом по истории кораблекрушений. Его основное занятие - выясние обстоятельств гибели судов, а главная тема исследований- трагические происшествия с кораблями Ост- Индийской компании на протяжении XVII и XVIII веков. Так, возглавляемая Коуэном группа обнаружила "Голландию", затонувшую в 1743 году, на которой аквалангисты сделали ценнейшие исторические находки. Оки же разыскали место гибели торгового судна у Оркнейских островов в 1740 году, расследовали шесть случаев кораблекрушений у полуострова Корнуэлл. Кстати, одно из самых любопытных открытий Коуэн сделал не на морском дне, а в архивах. Оказывается, когда в 1686 году "Принцесса Мария" разбилась о скалы у английского острова Силли, король Яков II распорядился пресечь возможные сообщения о гибели судна, и в течение трех недель его люди беспрепятственно грабили корабельные грузы.

- Часто меня спрашивают, есть ли смысл заниматься поисками затонувших судов, или они уже все найдены?- говорит Коуэн.- В таких случаях я отвечаю, что их хватит и нашим внукам-правнукам. Ведь только у берегов Великобритании нашли свою гибель около четверти миллиона судов и суденышек...

Подводный Шерлок Холмс

Среди охотников за подводными сокровищами нет табеля о рангах. Но если бы он существовал, то на одно из первых мест в нем следовало поставить профессионального водолаза-бельгийца Робера Стенюи. Причем мировую известность ему принесла "Непобедимая Армада".

После того, как в лондонском Тауэре была обезглавлена шотландская королева Мария Стюарт, а римский папа призвал католиков к войне с "коварным Альбионом", испанский король Филипп II снарядил для вторжения в Англию огромный по тому времени флот - "Непобедимую Армаду" из семидесяти каравелл и шестидесяти галеонов. 22 июля 1588 года она покинула Ла Корунью и взяла курс на Дюнкерк. Там "Армада" должна была соединиться с силами Александра Фарнезе, правителя Нидерландов, и обеспечить сопровождение барж, на которых поплывет 26-тысячная армия.

Но едва испанский флот вошел в пролив Ла-Манш, как его атаковали англичане. Морское сражение длилось две недели. "Непобедимая Армада" понесла огромные потери. Поэтому о вторжении нечего было и думать. А поскольку сильные встречные ветры не позволяли уцелевшим кораблям возвращаться Ла-Маншем, командующий флотом герцог Медина Сидония отдал приказ идти к родным берегам "окружным путем", обогнув Англию, Шотландию и Ирландию. Но до Испании дошло только 68 кораблей. Многие затонули в открытом море, другие - их оказалось больше двадцати - осенние штормы выбросили на скалы Шотландии и Ирландии.

В картотеке Стенюи, которую он начал вести в восемнадцать лет, числились два корабля "Непобедимой Армады", представлявшие интерес для охотников за сокровищами. Первым была "Флоренция", казначейское судно испанцев, укрывшееся от шторма в заливе Тобермори в Шотландии и навсегда оставшееся там. Вторым - галеас "Хирона", потерпевший крушение у скал Банбейса в Ирландии. Какой из двух выбрать? Прежде чем принять решение, Робер Стенюи отправился в ар ивы.

Итак, что известно о "Флоренции"? В тот момент, когда она появилась в заливе Тобермори, в Шотландии шли кровавые распри между кланами Макдональдов и Маклинов. Это спасло испанцев от жестокой расправы. Больше того, за оказанную ему помощь, Лохлан Мор, предводитель рода Маклинов, снабдил "Флоренцию" бараниной и пресной водой. Однако перед самым отплытием, узнав, что на испанском галеоне находятся несметные богатства, Мор потребовал поделиться с ним. За золотом он послал своего родственника Дэвида Гласа Маклина. Испанцы же схватили его и бросили в трюм. А "Флоренция", подняв паруса, направилась к выходу из залива.

Как утверждает легенда, Маклину разрешили подняться на палубу, чтобы в последний раз взглянуть на родную землю. Затем, спустившись в трюм, он поджег пороховой погреб. Взрыв переломил "Флоренцию" надвое, и она сразу же затонула. В пучине нашли смерть 500 человек команды. Вместе с галеоном ушли на дно и сокровища, которые оценивались в 30 миллионов золотых дукатов, в том числе корона с бриллиантами, предназначавшаяся для коронации Филиппа II на английский престол.

Первое упоминание о драгоценном грузе "Флоренции" Стенюи разыскал в донесении английского посла в Шотландии лорду Франциску Уолсингхэму, датированным 6 сентября 1588 года. Впоследствии на протяжении 15 поколений не прекращались попытки завладеть призрачным золотом галеона. Сначала в 1641 году по приказу короля Якова I адмиралтейство обязало потомка шотландского рода Маклинов герцога Арджилла заняться поиском сокровищ в заливе Тобермори. Увы, за 25 лет найти так ничего и не удалось. Тогда Арджиллы заключили договор с английским мастером по изготовлению водолазных колоколов Молдом, который сумел поднять лишь три бронзовые пушки. После этого Арджиллы пробовали сами вести поиски, приглашали английских и шведских специалистов и даже построили на берегу залива форт, чтобы отбивать нападения вооруженных отрядов из соседних графств. Но,- странное дело! - если верить документам, почти за сто лет ни крупицы золота с "Флоренции" шотландцы не добыли.

Лишь в 1730 году, как выяснил Стенюи, с "Тоберморского галеона" впервые достали несколько золотых и серебряных монет. Минуло еще полтора столетия, и маркиз Лори, представитель рода Маклинов, наткнулся в семейном архиве на карту, на которой был нарисован маленький кораблик на месте гибели "Флоренции". Маркизу тоже захотелось попытать счастья. Нанятый им водолаз обследовал дно залива, но обнаружил лишь обломки сгнившего деревянного корпуса судна да несколько серебряных монет.

С тех пор интерес к сокровищам "Непобедимой Армады" периодически то вспыхивал, то затихал вплоть до начала 50-х годов нынешнего столетия. Их искали одержимые одиночки и целые синдикаты, использовавшие сложную водолазную технику и мощные земснаряды. Но, результат у всех был одинаковым: пушки, ядра, старинные кремневые ружья, каменные балластины, в лучшем случае - серебряный подсвечник или десяток-другой золотых монет, хотя, согласно преданиям, "Флоренция" была "плавучим Эльдорадо". Последний раз руководить подводными работами пригласили капитана Лайонеля Крэбба, одного из самых известных английских водолазов. Газеты с нетерпением ждали результатов. После тщательного промера глубин и исследования грунта Крэбб определил место, где когда-то находился корпус галеона. Теперь оно оказалось всего в пятидесяти метрах от городской набережной. Поэтому действовать нужно было с особой осторожностью. Траншею прорывал тридцатитрехтонный кран с грейферным захватом. После каждого подъема грунт промывался мощной струей воды, пропускался через сита и лишь потом сбрасывался бульдозером в баржу. Однако добыча за несколько недель напряженной работы не оправдала ожиданий: чугунное ядро да несколько листов олова.

Изучив не одну сотню страниц старинных рукописей, множество отчетов и банковских счетов, Стенюи пришел к выводу: никакого золота на галеоне не было. За подтверждением своей догадки он обратился к испанским историкам. Проведя собственные изыскания, те пришли к выводу, что легенды о несметных богатствах, якобы находившихся на "Флоренции", сплошной вымысел. Она не могла быть казначейским кораблем всей "Непобедимой Армады", ибо в то время каждое судно имело собственную казну.

Другое дело "Хирона". Ведь на побережье у Киллибегса, куда она зашла для ремонта, на борт галеаса поднялись экипажы еще четырех кораблей "Армады". Покинув бухту, "Хирона" миновала остров Торн и Мэлин Хэд, когда вдруг в ночь на 27 октября внезапно налетевший шторм сорвал с таким трудом установленный руль. В полночь неуправляемый галеас разбился о скалы.

"С драгоценным грузом пяти кораблей "Хирона" еще в 1956 году была помечена мною двумя восклицательными знаками. Позднее чем больше я рылся в архивах, тем больше мне хотелось добавить и третий. Мешало только одно обстоятельство- я не знал, где лежит корабль,- рассказывает Стенюи.- В национальных архивах имелось множество упоминаний о "Хироне", но, как это часто случается, самых противоречивых. Дело в том, что только к вечеру 5 ноября 1588 года вице-король Ирландии получил первые сообщения о случившемся. Один из осведомителей докладывал, что "галеас, вышедший из Киллибегса, битком набитый испанцами, следовал вдоль берега, пока не потерпел крушение у скал Банбойеса, которые находятся недалеко от замка Сорля Боя". Наступившая зима помешала сразу же послать экспедицию к месту кораблекрушения. А вот тамошний правитель, сквайр Сорли Бой Макдоннел, питавший лютую ненависть к англичанам, очевидно не стал дожидаться весны. Во всяком случае, как доносил вице- губернатор сэр Джон Чичестер: "У семейства Макдоннелов есть несколько пушек с испанских кораблей, следовавших вдоль побережья после морского сражения с нами. Я потребовал отдать вышеупомянутые орудия, но они категорически отказались доставить их".

Самым же важным было упоминание о сокровищах, добытых с "Хироны": кроме бочек с вином, Макдоннел заполучил "три сундука драгоценностей, которые были доставлены в Данласский замок".

После этого, пожалуй, стоило отправиться туда и посмотреть, не оставил чего-нибудь и на нашу долю Сорли Бой. Мой старый друг Mарк Жасински, которому предстояло стать моим спутником, возражал:

- Но ведь наверняка "Хирону" и раньше искали, а результатов нет. Ты думаешь, что нам повезет больше?

- Да. Все искали ее у скал Банбойеса. Действительно, в устье реки, которая сейчас называется Буш, есть скальный мыс. Но, во-первых, я убежден, что ирландцы водили всех за нос. Представь только: ведь они, и только они, преспокойно выуживали серебро и пушки со дна. Стали бы они открывать правду тем же англичанам или любым другим чужестранцам?

- Допустим.

- Во-вторых, я отыскал несколько карт Ирландии XVI века. Так вот единственными пунктами, обозначенными в районе между Потрашем и островом Ратли, были замок Данлас и река Бойз, теперешняя Буш. А это значит, что они были единственными ориентирами, на которые могли ссылаться в тогдашних донесениях. Отсюда вторая ошибка всех историков XIX века - кстати, те, кто пытался до нас разыскать сокровища, основывались именно на их указаниях,- заключается в том, что они слишком буквально подходили к этим ориентирам. Не задумываясь, они ныряли у Данласа или в устье Буша.- Я развернул крупномасштабную карту и показал ее Марку: - Взгляни. Вот "Испанская скала", там дальше "Испанская пещера", "Испанский порт". Или "Мыс Лакада" между двумя последними - не слишком ирландское название, не правда ли? Ты понимаешь?! Когда топограф, готовивший первое издание этой карты, а это было где-то около 1904 года, опрашивал местных рыбаков-старожилов, им уже не было никакого смысла скрывать что-либо, и в названиях мест они следовали традициям, сложившимся в течение пятнадцати поколений. Именно здесь и нужно искать "Хирону".

Когда в июне 1967 года Робер Стенюи со своим другом прибыли на побережье Атлантики, там мало что изменилось за прошедшие 379 лет. "Испанский порт" оказался гигантским полукруглым амфитеатром из трехсотметровых отвесных скал, куда вела узенькая овечья тропа. Скалы были совершенно черные, лишь кое-где проглядывали пятна красноватой земли да редкие клочки зеленого дерна. Все вместе это производило впечатление какой-то мрачной таинственности. Его еще больше усиливали огромные волны, яростно набрасывавшиеся на мыс Лакада, обдавая узенький пляж мириадами брызг и клочьями желтоватой пены. Пришлось запастись терпением и ждать у моря погоды.

Наконец 27 июня - Робер навсегда запомнил этот день - она смилостивилась над охотниками за сокровищами. Они вышли в море на надувной лодке и бросили якорь неподалеку от внешних рифов "Испанского порта". Надев акваланг, Стенюи спустился под воду и, определив по компасу азимут, взял курс на юго-восток к мысу Лакада. Стараясь не замечать качающихся водорослей, он напряженно вглядывался в морское дно. Каждый раз, когда появлялась расщелина в скале, ныряльщик делал остановку, отодвигал парочку-другую камней, разгребал песок. Но все напрасно. К полудню ветер и волнение свели видимость до двух-трех метров. Тем не менее Стенюи решил продолжить рекогносцировку. Внезапно на пути вырос крутой выступ мыса Лакада. Пришлось повернуть вдоль него в северном направлении, туда, где платформа заканчивалась большой скалой. И тут внимание Робера привлекло что-то светлое. Подплыв поближе, он увидел свинцовую чушку.

Сама по себе такая находка не представляла никакой ценности. Но вот откуда она здесь взялась?

Опустившись на колени, чтобы не сносило течением, Стенюи стал искать в памяти возможное объяснение. В конце концов он вспомнил, что читал документ о некоем "человеке по имени Бойл", который в конце XVIII века обнаружил у побережья Донегала останки затонувшего корабля "Непобедимой Армады". Кроме нескольких золотых брусков и бронзовых пушек, он нашел "кусок свинца треугольной формы, длиною в один ярд", который скорее всего служил балластом. Это было точное описание находки Стенюи. С трудом он перевернул свинцовую чушку: на верхней стороне явственно проступали контуры пяти крестов - типичное испанское клеймо.

"Я нашел-таки "Хирону"! Волна радости захлестнула меня, волна успокоения, почти облегчения. Первый раунд был за нами,- рассказывает Стенюи.- Я направился еще дальше, вниз по длинному коридору, который вывел меня прямо к бронзовой пушке. Она лежала поперек прохода, наполовину засыпанная галькой. В этом месте подводная платформа резко уходила вниз к мысу Лакада. Если галеас разбился здесь, то все должно было скатиться на дно. Я двинулся по склону и в конце его, в расщелине, обнаружил вторую пушку. А рядом вросли в скалы какие-то бесформенные глыбы. Вокруг повсюду валялись покрытые ржавчиной ядра".

Из-за непогоды Стенюи и Жасински смогли возобновить поиски только через три дня. Пока напарник фотографировал пушки, Робер поднял круглый, серого цвета голыш, заинтриговавший удивительной правильностью своей формы. Осторожно поскреб ножом. Так и есть - монета! И тоже крест, почти стертый временем. А рядом была еще одна, только и ждавшая, чтобы ее подняли.

Теперь каждое погружение приносило новые находки. Жасински записал на свой счет якорь, Стенюи - несколько монет с ясно различимым испанским гербом. И вдруг королевский подарок: между двух камней мелькнула желтая искорка. Это было золотое кольцо тончайшей работы.

"Мне пришлось снять перчатку, чтобы достать его, но я даже не почувствовал холода,- вспоминает Стенюи.- Мы подняли его наверх, в лодку, и кольцо мягко заблестело в лучах ирландского солнца. Из всех сокровищ "Армады" это была самая прекрасная и трогательная находка. Должно быть, молодая испанка специально заказывала кольцо у самого лучшего ювелира города. И тот старательно выгравировал изящную ручку, держащую сердце, расстегнутую пряжку пояса и слова: "Большего я дать тебе не могу".

Захлебываясь в соленой воде, молодой испанский гранд наверняка мысленно перенесся на родину, вспомнил, как прощался с невестой, которая, провожая его в дальний путь на завоевание Англии, надела на палец кольцо, дабы оно всегда напоминало ему о любимой. Тело несчастного стало добычей крабов и угрей, а драгоценный подарок соскользнул в расщелину, где ждал меня почти четыреста лет. Впрочем, здесь следует сделать маленькое уточнение: двенадцать лет бесплодных усилий и горьких неудач все же привели меня к успеху - я нашел золото на дне морском".

...К весне команда Стенюи пополнилась тремя новыми членами: аквалангистом-нефтяником Морисом Видалем, специалистом по работам в затопленных шахтах Луи Горсом и студентом архитектурного факультета Франсуа Дюмоном, которому предстояло взять на себя вычерчивание схем и наброску эскизов. Причем сам Стенюи заранее составил план работ. Прибыв на мыс Лакада, подводные старатели начали с того, что между двумя пушками натянули красную веревку, на которой через каждый метр были навязаны узлы, а перпендикулярно к ней - белые шнуры на север и на юг. Затем Робер и Франсуа нанесли на схему каждый предмет и каждую складку дна. Только после этого ныряльщики приступили к его систематическому обследованию. 2 мая Видаль и Горе с триумфом доставили на берег две первые золотые монеты, в четыре эскудо каждая, отчеканенные в Севилье. К этой находке вскоре прибавились золотые пуговицы, серебряные вилки и множество серебряных и медных монет. Меньше чем за час Стенюи наполнил ими банки из-под джема, оказавшиеся в лодке, да еще набил монетами перчатку.

Несмотря на приближавшееся лето, работать под водой было трудно. Холод буквально сковывал все тело: колени не сгибались, шея не поворачивалась, а мышцы отказывались повиноваться. Тем не менее каждое утро пятерка аквалангистов отправлялась на дно.

"Когда работаешь там, руки обычно заняты делом, но голова свободна, и, пока я переворачивал валуны, в мозгу вертелись одни и те же мысли: "Наконец-то я здесь, и это место не променяю ни на какое другое. Я делаю самое интересное для меня дело. Такая жизнь мне чертовски по душе. И пусть не хватает времени на сон и еду, пусть я с трудом встаю по утрам и совершенно измотанный ложусь в постель. Именно это и нравится мне. Я наслаждаюсь всем этим, даже неудобствами, усталостью, холодом и приступами морской болезни",- утверждает Стенюи.

Весь первый месяц ныряльщики расчищали участки морского дна от плотно слежавшейся массы, состоящей из камней, ядер и бог знает чего еще. Они дробили ее на куски, подводили под них стропила и поднимали наверх. Пот заливал глаза, ломило спину от тяжестей, хотя в воде им по законам физики следовало бы намного терять в весе. По вечерам все превращались в каменотесов, аккуратно откалывая от твердых, как камень, глыб кусочек за кусочком. И на свет появлялись пиастры и реалы, эскудо и дукаты, медные пряжки, золотые цепи, куски фаянса, кожаные ремни, ножи, вилки, ложки...

Бывали дни, когда приходилось работать под водой вслепую - она была настолько черной, что аквалангисты не видели собственных рук. А на ощупь естественно много не сделаешь. Впрочем, еще хуже было то, что в такие дни им случалось заблудиться даже в самых знакомых местах. Когда же ветер свежел, на мелководье волны играючи швыряли подводных трудяг то на скалы, то заталкивали в пещеру. Но нет худа без добра. Вскоре выяснилось, что именно в ней находилась основная часть груза "Хироны". Каждое утро за завтраком Стенюи говорил своим товарищам: "Мы не можем больше рисковать. Лучше оставить в пещере несколько монет, чем одного из нас".

Дело в том, что пещеру образовывали две огромные плиты. В центре они покоились на нескольких "колоннах", а спереди их подпирали две глыбы. Эти глыбы его команда вытащили в первую очередь, чтобы добраться до внушительных размеров куска магмы, как окрестили ныряльщики донные осадки. Теперь предстояло заняться "колоннами". Они состояли из камней, накрепко сцементированных природой. Камни поддерживали "крышу" тонн в двести. Непосредственно под ней и велись работы. Если бы эта "дамоклова скала" рухнула, от охотников за сокровищами осталось бы мокрое место. Но, как на грех, у основания одной из колонн виднелся превосходно сохранившийся серебряный подсвечник. Его можно было даже потрогать. Вот только, чтобы вытащить подсвечник, нужно было сдвинуть маленький камешек, подпиравший второй, побольше, который служил опорой для третьего и т. д. Поэтому никто не решался попытаться достать соблазнительную приманку. И все-таки первым не выдержал сам Стенюи, хотя и требовавший от членов своей команды соблюдения "техники безопасности". Днем раньше он уже обрушил две похожие колонны, в которых оказалось множество серебряных сосудов и настоящая жила мелких монет. Поскольку тогда все обошлось, это подтолкнуло его на новую авантюру.

"Одним глазом посматривая на выход, другим - на потолок, я просунул шахтерский ломик под камень. Нажать или нет? Я нажал. Скала заколебалась, а я моментально выскочил наружу. Что произошло? Черт возьми! До меня донесся грохот катящихся камней. Что-то рухнуло в глубине пещеры,- вспоминает Стенюи об этом рискованном предприятии.- Морис Видаль тоже был снаружи. Должно быть, это он, безмозглый чурбан, вызвал каменную лавину! "Послушай, Морис! Прекрати!" Я делал ему угрожающие знаки и мысленно ругался последними словами. Совсем сошел с ума. Если не дорога собственная жизнь, подумал бы о других. Я показал ему на массивную крышу пещеры и объяснил знаками, что с нами будет, если она рухнет. И все это после того, что я втолковывал совсем недавно - не далее как сегодня утром!

Мой гнев не произвел на него никакого впечатления. "А что же ты сам тогда? Я-то видел, чем ты занимался!" - он показал на свой глаз, на меня и на мой лом. Немой язык Мориса был достаточно красноречив. Насколько я понял, если кто-то из нас двоих и был ослом, то уж никак не он, Морис.

История с коварными колоннами не образумила меня. В тот же день я держал подсвечник в руках. Но сдвинутые нами камни образовали дыру в основании подпорки. А в ней темновато отсвечивало серебро еще одного подсвечника. Должно быть, он был парой к первому. Заполучить его было делом чести. Под вторым подсвечником я обнаружил кольцо с драгоценным камнем, самым большим из всех найденных.

Может быть, есть возможность как-то разобрать пещеру? Конечно, это потребует громадных затрат сил и времени. И все же попробовать стоит. Тем более что там, в глубине, что-то призывно блестело! Час спустя я с трудом и немалым риском вытащил "огромную драгоценность" - медную ручку от кухонного котла. Зато за ней виднелся конец золотой цепочки, уходящей под основание последней колонны...

Пещера по-прежнему осталась на дне у мыса Лакада, выскобленная до последней трещины. Она пуста, а крыша ее преспокойно держится, бросая вызов силе земного притяжения. Дань нашему отчаянному бесстрашию".

К середине мая, когда стало ясно, что в верхнем сыпучем слое донных осадков ничего нет, Луи Горе и Морис Видаль предложили убрать его с помощью мощного насоса, установленного на плоту. Эффект был потрясающим. Невидимая струя воды под давлением поднимала огромными клубами песок, гравий отлетал в сторону, а камни прыгали и катились по дну. Как только показывалось скальное дно, насос останавливали, и ныряльщики принимались руками очищать каждое углубление, каждую складку. Вилки здесь были уже без зубцов, блюда превратились в черенки. Только золото оставалось нетронутым временем и стихией. Благодаря своему весу оно сразу же ушло вниз, в самые укрытые места. Эскудо лежали во всем своем великолепии, словно только-что высыпались из сундука казначея.

Затем подводные кладоискатели решили вытащить на берег две пушки, мешавшие добраться до того, что было похоронено под ними. И тут настал конец их секретным работам. Когда они несли пушку к грузовику, к берегу устремились все способные передвигаться жители соседнего поселка. Одни бежали, другие мчались на велосипедах и машинах. Каждый хотел увидеть поднятый со дна трофей собственными глазами, потрогать, узнать все подробности столь важной находки. А куда подевалось золото? А где приезжие спрятали скелеты закованных галерных рабов? Вопросы сыпались градом. Поскольку ответить на большинство из них не представлялось возможным, возникли самые фантастические слухи, которые передавались из одного паба в другой, попадая в редакции газет и на радио. В следующее воскресенье команде Стенюи пришлось выдержать настоящий пиратский набег.

"26 мая на берегу появилась группа людей, одетых в легкие водолазные костюмы, вооруженных ломами и молотками, мешками квартирных взломщиков и надувными шарами для подъема тяжестей. "Прошу вас,- предупредил я их в порту,- не трогайте ничего. Мы пока еще только составляем план места кораблекрушения, и, кроме того, у меня есть разрешение на спасение сокровищ". Но они отплыли, даже не удостоив меня ответом,- рассказывает Стенюи.- Мы последовали за ними. Было решено: что бы ни случилось, не дать им прикарманить хотя бы мелочь. Группа за группой незваные гости обследовали морское дно, но так и не приблизились к месту крушения. Но вот в конце концов кто-то из них наткнулся на один из канатов, служивших нам ориентирами. По нему они отыскали нашу пещеру и вышли прямо к тому месту, где мы заняли оборону. Луи стоял совершенно спокойный, со скрещенными на груди руками. Но его бородатая физиономия и ледяной взгляд не предвещали ничего хорошего. Словом, он выглядел так же гостеприимно, как тюремные ворота. Вся компания безропотно ретировалась, едва взглянув на Луи.

Тем временем катера вернулись из порта с новой группой. Эти пришельцы наткнулись на вторую нашу веревку и решили проследить, куда же она ведет. Я не выпускал их из виду, плавая на поверхности и стараясь оставаться незамеченным. Вдруг один из них, дойдя до конца веревки, поднял что-то свинцовое и сунул в свою сумку. Пришлось срочно нырнуть к нахалу. Стоило хлопнуть его по плечу, как он дернулся, словно его цапнула акула. Покачав головой, я показал на мешок и перевернул его. Свинец выпал. Внезапно остальные окружили меня, толкаясь и жестикулируя. Кто-то попытался стащить с меня ласты. Я ударил его. Тогда он обхватил меня, но я выскользнул и всплыл. Рядом со мной показались еще четыре головы. Я заявил, что у них нет никаких прав вторгаться в заповедное место. В ответ полился поток угроз и брани. Подошел наш "Зодиак", и Луи поспешил мне на помощь. Франсуа стоял наготове. С вражеской лодки в воду попрыгала целая армия. К счастью, до военных действий дело не дошло. После долгих споров нападающие все же решили отступить и удалились не солоно хлебавши. Три дня спустя верховный суд Белфаста в самой торжественной обстановке еще раз недвусмысленно подтвердил наше монопольное право на розыски сокровищ".

К сожалению, на этом дело не кончилось. О бесценных находках продолжали распространяться всевозможные вымыслы. Если верить им, аквалангисты уже подняли 200 тонн золота в слитках и несколько пушек, отлитых из него. Поэтому каждый вечер толпы туристов осаждали маленький импровизированный порт. Они жаждали помочь кладоискателям считать золотые слитки и сервизы из столового серебра, которых не было и в помине.

И все же надо признать, что, имея лишь нехитрый инструмент для ремонта дорог да несколько надувных лодок, сокровища, которые команда Стенюи доставала с морского дна, были действительно сказочными. Так Луи Горе собрал осколки Мальтийского креста с сохранившимися остатками белой эмали на червленом золоте. К тому времени в списке трофеев насчитывалось двенадцать золотых монет. Робер, шутя утверждавший, что побьет этот рекорд и лично найдет еще дюжину, был несказанно горд, когда за один день поднял сразу пятнадцать дукатов. Однако его рекорд продержался недолго: на следующий день Морис нашел двадцать монет.

С наступлением лета зона поисков значительно расширилась. Море разбросало останки "Хироны" на огромное расстояние. Но где бы аквалангисты ни копнули, им везде улыбалось счастье. Однажды Горсу попался необычайно интересный предмет - изящный шестигранник из горного хрусталя длиной в два дюйма с маленькой серебряной крышкой. Вечером в лагере члены экспедиции долго спорили о его назначении, пока Робера не осенила оригинальная догадка. Бесчисленные серебряные пузырьки, встречавшиеся повсюду, содержали не лекарства, как они предполагали раньше, а духи. Каждый офицер и каждый дворянин, находящийся на борту корабля, должен был иметь свой собственный пузырек. Когда зловоние, исходившее от трехсот рабов, прикованных днем и ночью к своим лавкам, становилось нестерпимым, они подносили пузырьки с духами к своим завитым усам.

...Удача не оставляла Робера Стенюи и его команду, увеличившуюся до восьми человек, и весной 1969 года. И хотя число находок поубавилось, многое из того, что попадалось морским старателям, отличалось необычайным изяществом. В июне, например, они нашли две золотые цепи. Одна из них была восьми футов в длину, с массивными звеньями, поражавшими своим великолепием. Должно быть, благодаря этой цепи ее богатый и несчастный владелец первым достиг дна. В конце сезона везунчик Луи наткнулся на маленькую "книгу", красиво отделанную золотом. Когда ее открыли, то обнаружили внутри пять отделений. В трех из них сохранились таинственные, сделанные из воска таблетки.

Подводя итог трехлетних поисков, Робер Стенюи записал в своем дневнике:

"... Мы горды тем, что на нашем счету восемь тысяч часов напряженной работы: весь район просмотрен, прощупан, простукан. Мы познакомились со всеми каверзами и причудами моря и выудили у него секреты 400-летней давности. Но вот подошла осень. Пора выпускать воздух из наших лодок. Зато можно спокойно заняться пересчитыванием свинцовых пуль, полировкой 300 золотых и 600 серебряных монет. Снова пора библиотек. И так до ближайшей весны, когда мы, подобно морским ласточкам, устремимся к берегам Ирландии, к остаткам "Непобедимой Армады", похороненным вблизи ее берегов. И я снова с нетерпением жду, когда придут восхитительные дни любимой работы, которой никогда не будет конца, ибо слишком много тайн и сокровищ остается на морском дне".

Ошибается тот, кто думает, будто у Робера Стенюи, признанного лидера среди охотников за подводными сокровищами, сенсационные находки, вроде "Хироны", случались чуть ли не каждый год. Следующий раз такая удача пришла лишь через девять лет. Правда, еще задолго до этого в Государственном архиве Гааги он познакомился с любопытным документом, который заставил его внести в список возможных объектов поисков "Слот тер Хооге". Голландский консул в Лиссабоне сообщал о том, что туда прибыли тридцать три матроса, сумевшие спастись после крушения их судна "Слот тер Хооге". Этот тридцативосьмипушечный корабль, совершавший свой первый рейс из Нидерландов в столицу голландской Ост-Индии Батавию, попал у атлантического побережья Африки в страшный шестидневный шторм. Потеряв ориентировку, он наскочил на подводные камни в ночь с 19 на 20 ноября 1724 года. Это произошло у северного побережья острова Порту-Санту в архипелаге Мадейра, в "месте, именующемя Порту-ду-Гильерми, в коем много рифов и скал". Больше часа построенное на совесть судно выдерживало удары волн, после чего все же разломилось и двести двадцать человек его команды утонули.

Среди спасшихся был первый помощник капитана по имени Баартель Таерлинк. Он-то и перечислил консулу содержимое корабельных трюмов. "Слот тер Хооге" вез в голландскую колонию масло, вино и девятнадцать сундуков, в пятнадцати из которых было по сто серебрянных слитков, в трех - восемнадцать мешков с мексиканскими пиастрами и в последнем - тридцать мешочков по триста гульденов. В общей сложности - три тонны серебра в слитках и триста килограммов монет. Голландский консул в Лиссабоне, отправляя печальную реляцию Таерлинка с перечнем затонувшего груза, к которому следовало добавить "премного ценностей и багажа пассажиров", писал, что их можно извлечь". "Мне ведомо, что голландцы знакомы со среброловным делом, однако англичане, думается, успешней справятся с ним... Глубина в месте крушения не превышает 10 - 12 саженей".

Ну, а дальше все решил случай. Однажды, будучи в Лондоне, Стенюи зашел в гости в своим старым друзьям и коллегам - супругам Зелиде и Рексу Коуен. В тот вечер речь пошла о подводных кладоискателях XVIII века, "среброловах", как они себя называли. Самым известным из них был англичанин Джон Летбридж. Рекс с гордостью показал бельгийцу недавно обнаруженный его женой раритет - наставление по подъему затонувших предметов, выпущенное в 1780 году. Там был воспроизведен рисунок с серебряного кубка, принадлежавшего Летбриджу. На одной его стороне была карта острова Порту-Санту с изображением терпящего бедствие судна и приведены координаты: 33° с. ш., 5° з. д. На другой стороне кубка художник выгравировал "ныряльную машину" знаменитого "сребро- лова". Она состояла из деревянной бочки с оконцем, в которой помещался человек. Две руки ныряльщика выходили наружу сквозь отверстия, обтянутые кожей. Таким образом, человек в бочке мог подолгу - иногда несколько часов кряду - оставаться в воде, пока холод не сводил ему пальцы. Тогда ныряльную машину поднимали на канатах на поверхность. Из бочки выливали просочившуюся воду, проветривали ее кузнечным мехом, вновь "заряжали" среброловом и опускали на дно. Легкие предметы он складывал в висевший снаружи мешок. Если находка оказывалась слишком тяжелой, ныряльщик обвязывал ее канатом и подавал сигнал наверх.

Но Стенюи заинтересовало вовсе не придуманное англичанином некое подобие субмарины-малютки, а карта: не координаты ли "Слот тер Хооге" указаны на ней? Если это так, чем закончилась экспедиция Летбриджа? Робер отправился в архивы. После долгих поисков, по-своему не менее трудных, чем на морском дне, в документах бывшей Ост-Индской компании ему удалось получить ответ на главный вопрос.

Это были контракт, подписанный Летбриджем, и представленные им отчеты. Во время первой экспедиции на остров Порту-Санту в 1725 году - почти сразу после кораблекрушения - он поднял 349 из полутора тысяч слитков, большую часть пиастров и 9067 серебряных гульденов, а также две пушки. "Остальное,- сообщал Летбридж,- я с божьей помощью достану, если в будущем году выпадет 20 - 30 дней штиля". Погода, по всей видимости, расщедрилась, ибо в 1726 году он представил слитков и монет "на сумму 190 000 гульденов". По тем временам это было огромное богатство - чуть ли не половина стоимости всего груза "Слот тер Хооге". После пятилетнего перерыва Лет- бридж вернулся со своей ныряльной машиной в бухту Порту-ду-Гильерми. Но в 1732 году он добыл лишь "один сундук". Позднее Джон предпринял еще две попытки, однако они "не оправдали затрат", как аккуратно занес в гроссбух клерк Ост-Индской компании.

Итак, картина была ясна. Англичанин оставил в "серебряной бухте" от 100 до 250 слитков, не считая монет и "премногих ценностей и багажа". Имеет смысл поглядеть на Порту-ду-Гильерми собственными глазами, решил Стенюи.

На приглашение Робера охотно откликнулись его товарищи по прежним экспедициям: Луи Горе, бельгиец Ален финк и двое французов Мишель Ганглоф и Роже Перкен. После этого он вылетел на разведку места предстоящих поисков. Островок Порту-Санту, по его словам, произвел впечатление какого-то библейского уголка: океанский бриз шевелил кисейные занавески на окнах старинных, сложенных из бурого камня домов. Жители смотрели на незнакомца с такой благожелательной улыбкой, какой способны улыбаться только люди, чьи мысли не обременены нефтяным кризисом, инфляцией и загрязнением окружающей среды. Зато сама бухта напоминала вход в преисподнюю: черные скалы, застывшие потоки базальта и разноцветной лавы, нагромождения гигантских обкатанных глыб. К тому же огромный мрачный цирк почти правильной формы окружали отвесные стометровые стены. Было понятно, почему двести двадцать человек нашли смерть в этом жутком месте: крутая волна, разбивавшаяся о подножье, не оставляла никаких надежд на спасение, а грохот шторма поглотил вопли отчаяния. Удивительно, как вообще удалось выбраться тридцати трем спасшимся?

Впрочем, для команды Стенюи внешний вид бухты Порту-ду-Гильерми не имел большого значения. Ведь работать им все равно предстояло под водой. Нужно только взять за правило не выходить в море даже при небольшом волнении. К счастью, пока оно было спокойно. Так что, когда 19 июня на остров прибыла вся группа, Робер обрадовал товарищей приятным известием: условия - идеальные, вода - прозрачная, как джин, и теплая, как чай. Поэтому уже на следующий день они приступили к поискам.

"Я нашел судно в первые тридцать секунд пребывания на дне. И это при том, что пришлось немного задержаться на спуске: в левом ухе возникла боль и никак не хотела проходить. Обычно в первом погружении я проверяю, хорошо ли лег якорь лодки. Вот и на сей раз я спускался, пропуская между ладоней нейлоновый шнур. Так, все в порядке, он достаточно натянут, лапы якоря зарылись в гальку... А это что такое? Ржавчина? Якорь зацепился за какой-то длинный проржавевший предмет. Соскребаю налипшие водоросли. Бог ты мой, да это же якорь! Никаких сомнений - якорь "Слот тер Хооге"! Поистине само провидение рукой Летбриджа направило нас в нужное место,- не смог скрыть радости Стенюи.- Короткое совещание в лодке. Решаем тщательно просмотреть дно бухты, разбив ее на пять секторов. Мой участок у самого берега, и я не ожидаю никаких сенсаций - такой опытный сребролов, как Летбридж, должен был тщательно прочесать мелководье. Все верно, я вернулся с пустыми руками.

- Множество обломков в моей районе,- доложил Луи.- Ими усыпаны подножия рифов.

- Две полузасыпанные пушки,- объявил Ален.

- В секторе целая куча добра - ружья, ядра и большие металлические обручи,-сообщил Мишель.

Во втором погружении я отправился взглянуть на Але- новы пушки. Они хорошо сохранились, как и лежащие рядом шпонки руля. Проплываю дальше над песчаной долиной и утыкаюсь в северо-западную оконечность бухты. Там обнаруживаю еще одну железную пушку, а по соседству - маленькое бронзовое орудие, груду ядер крупного калибра и несколько винных бутылок характерной старинной формы. У подножия берегового откоса вижу мотки каната и деревянные балки. Чуть в стороне - глиняная голландская пивная кружка. Металлические обручи, о которых упомянул Мишель, густо обросли ракушками, но можно поручиться, что они были надеты на бочонки с водой или вином.

Итак, перед глазами у меня почти полный комплект образцов груза "Слот тер Хооге", описанного первым помощником капитана Таерлинком. Единственное, чего не хватает, это сокровищ".

На обратном пути Робер подобрал тоненькую серебряную пластинку выглядывавшую из-под пустой винной бутылки. На одной стороне было выбито слово "ЗЕЕЛАНДИЯ", на другой - плывущий лев и дата-1724 год. Затонувший двести пятьдесят лет назад "Слот тер Хооге" прислал свою визитную карточку, приглашая познакомиться поближе.

К сожаленю, ночью задул сильный норд-вест. В бухте разгулялись волны, грозившие тем, кто рискнет выйти в море, повторением участи экипажа погибшего корабля. На пятый день Стенюи собрал "военный совет":

- Коллеги! Летбридж писал, что для погружения ныряльной машины ему необходима хорошая погода...

- И ждал ее у моря пять лет,- смеется Ален.- Думаю, нет смысла испытывать наше терпение. Наверняка нам до Летбриджа далеко.

Впрочем, у современных аквалангистов-профессионалов есть другое большое преимущество перед среброловами: поверхностное волнение для них не препятствие, ибо, если нет шторма, на дне все спокойно. Нужно лишь благополучно добраться туда.

После непродолжительных дебатов абсолютное большинство высказалось за то, чтобы продолжать поиски. И было вознаграждено за смелость настоящей серебряной "жилой": везунчик Луи обнаружил большой ком, сцементированный известью и металлическими солями, покрытый сверху водорослями. Неопытный глаз пропустил бы его без внимания, приняв за обычный камень, но Горе сразу понял в чем дело. Наверху ком разбили и извлекли из него тридцать монет. Когда их промыли, они оказались в идеальном состоянии. Это были гульдены и дукаты, в том числе так называемые "серебряные всадники". Кроме того, аквалангисты собрали в тот день солидную коллекцию старинных предметов голландского быта - медные булавки с изящно выполненными головками, пуговицы от комзолов, серебряные пряжки от туфель, фарфоровые трубки и две бронзовые табакерки с дивными гравюрами на крышках.

Тогда же выявился главный враг - песок. Чтобы добраться до ценностей, предстояло отгрести море песка в океане. Подводные старатели попытались бороться с ним с помощью пожарного брандспойта, но силы были неравны: песок обрушивался в вырытые ямы быстрее, чем его успевали выгребать.

К концу месяца стало ясно, что нужно не перемещать песок, а удалять его с места поисков. Но для этого требовался грунтосос, или, на худой конец, пневматический разгрузчик сыпучих материалов с всасывающим соплом. Только где его взять на заброшенном острове? Чтобы подбодрить свою приунывшую команду, Стенюи отправился на Мадеру в столицу архипелага Фуншале, хотя и не очень надеялся найти там необходимую технику. Оказалось, что в Фуншале с интересом следили за работой поисковиков и взялись помочь их беде. Через несколько дней на берегу бухты Порту-ду-Гильерми стоял компрессор, а двухсотпяти-десятиметровый трубопровод исправно отсасывал со дня жидкую песчаную массу, которая затем просеивалась через мелкоячеистый грохот.

Погода, увы, не баловала. В июне ныряльщики спускались под воду в среднем раз в три дня, в июле - не чаще. Август выдался получше. Трубопровод выкачал из рабочей зоны несколько тонн песка, и коллекцию трофеев значительно пополнилась. Теперь в ней фигурировали рулевой крюк, аптекарские весы, необычный стеклянный пестик, набор гирек и даже золотое колечко - скорее всего звено оборванной цепочки. Но ни одного серебряного слитка.

Множество раз Стенюи проверял свои подсчеты. Выходило, что на дне должно было оставаться от ста до двухсот пятидесяти слитков. Или все же он ошибся и теперь зря мучил товарищей?

Конец его терзаниям положил Ален. В тот день Стенюи остался на берегу, занятый разбором накопившихся отчетов и писем. Он сидел и торопливо стучал на машинке, когда в комнату тихонько вошли Горе и Финк и положили на стол какой-то тяжелый предмет, завернутый в бумагу и перевязанный ленточкой. Оторвавшись от машинки, Робер недовольно посмотрел на друзей:

- А это что такое? - кивнул он на сверток.

- Подарок от Нептуна,- стараясь сохранить невозмутимый вид, ответил Ален.

Еще не веря в удачу, Стенюи разорвал бумагу и замер. На столе, тускло поблескивая, лежал серебряный брусок. На слитке были явственно видны печати Зееландской палаты и стилизованная роза, гарантирующая чистоту металла и его вес: 1980 граммов, то есть ровно четыре амстердамских фунта. След был горячий, надо было двигаться по нему дальше. Однако сделать это оказалось не так то просто: слой песка становился все толще, и соответственно удлинялись рабочие дни. Вот как описывает их Стенюи:

"Подъем в 7.15, погрузка снаряжения от 8 до 8.45, час ходу по морю - два в непогоду, час на то, чтобы размотать шланги, одеть гидрокостюмы и запустить компрессор. Первое погружение длится два часа, потом десять минут на декомпрессию, полтора часа перерыва и вновь два часа работы под водой, после чего новая, более продолжительная декомпрессия. Затем надо все собрать, сложить, отвезти, выгрузить, добраться до дома на южной стороне острова, обсушиться. В шесть вечера приходится сломя голову мчаться за бензином и соляркой, прежде чем закроется бензоколонка. Отдыхом мне служили те минуты, когда я садился за машинку: ежедневный отчет, опись найденных предметов, сводная ведомость для таможни. Ален готовит вечерний суп. Луи чинит снаряжение, латает гидрокостюмы или обрабатывает находку, страдающую бронзовой болезнью. Роже отправляется "загорать" на пляж - там мы оставляем компрессор высокого давления. Ему поручено наполнять воздухом баллоны аквалангов, проверять трубки, маски и прочее. В десять вечера, когда мы садимся ужинать, он делает перерыв, а потом возвращается добирать "загар" до полуночи.

...Слиток № 2 появился, когда его совсем не ждали. Точный близнец первого, он лежал на другом выступе, словно приманивая Горса. Луи положил его в свой мешок и два дня обшаривал округу в поисках собратьев. Наконец сопло гибкого шланга трубопровода издало характерный всхлипывающий звук, натолкнувшись на слиток № 3: до этого пришлось отсосать почти три метра песка в глубину. "Третий номер" торчал из большого куска известняковой конкреции, в которой обнаружились также слитки от № 4 до № 18.

Полная победа! Я наслаждался ею со спокойствием генерала, чей стратегический план оказался верен от начала до конца. Противный призрак неудачи, столько дней витавший надо мной, улетучился,- продолжает свой рассказ Робер Стенюи.- На следующее утро, когда я усердно разбивал под водой каменное нагромождение, скрывавшее бог весть какое чудо, кто-то легонько коснулся моей ноги. Я оглянулся в надежде, Что это не акула. Так и есть: Луи церемонным жестом приглашал взглянуть на его находку.

Сказочный сундук Али-Бабы стоял впритык к скале и был сверху придавлен пушкой - самое прекрасное зрелище, когда-либо виденное в жизни. Трогаю пальцами доски, изъеденные древоточцами, щупаю слитки. Ничего особенного, обычное серебро. Металл, пролежав два с половиной века под трехметровым слоем песка и восемнадцатиметровой толщей воды на дне Атлантического океана, даже не потускнел. За это время серебро лишь пригасило свой вульгарный блеск. Оно очень красиво. Сундук сохранился почти целиком, за исключением передней стенки, и сейчас сквозь нее видны шесть рядов серебряных слитков, аккуратно уложенных друг на друга, как кирпичи - один ряд вдоль, другой поперек.

Мы переглядываемся с Луи Горсом, в очередной раз подтвердившим свою славу исключительно везучего человека. Его лицо, обрамленное черной шкиперской бородкой, улыбается сквозь стекло маски. Уверен, никому из наших современников еще не открывалось подобное зрелище - серебряные слитки Ост-Индской компании. Я не стал пересчитывать драгоценные "кирпичи", потому что знал: их должно быть ровно сто. Ведь так написал в своем отчете первый помощник капитана "Слот тер Хооге", не верить которому у меня нет оснований.

На несколько дней все работы были свернуты: мы разглядывали, зарисовывали, фотографировали сундук с серебром. Пригласили друзей - аквалангистов с Мадейры полюбоваться сокровищем. Радость должна быть разделенной, ею нельзя наслаждаться в одиночку. Мы не смели коснуться ни единого слитка: английское телевидение сообщило, что отрядило к нам специального кинооператора для съемок передачи "Археология на дне моря".

Все это время сундук оставался под водой. Оператор Марк Жасински, старый друг и товарищ Робера по множеству экспедиций, прибыл в плохую погоду. Море подняло со дна тучи песка, видимость не годилась для съемок. Только 15 сентября оно утихло. Команда Стенюи в полном составе вместе с оператором отправилась в бухту, чтобы присутствовать при историческом моменте - съемках клада XVIН века.

Увы, сундук оказался сломан и почти пуст! Вокруг валялись оторванные доски и несколько забытых слитков. Все, если не считать того, что в пяти метрах от сундука лежала явно чужая красная резиновая трубка.

Стенюи не находил себе места, считая, что он один во всем виноват, поскольку решил: первый настоящий сундук, полный настоящих сокровищ, должен быть показан телезрителям. И дело было не только в материальных потерях, хотя килограмм серебра стоит немалых денег. А в сундуке его было почти два центнера. Он заранее прожужжал всем уши, расписывая, как будут выглядеть слитки за стеклом музейных витрин - просто сказка!

Но кто мог это сделать? Кто эти безмозглые варвары? Во всяком случае никто из жителей Порту-Санту - в этом Стенюи был уверен. За прошедшие месяцы аквалангисты успели подружиться со всеми на острове, чье население стало как бы коллективным участником экспедиции. Конечно, о похищении было заявлено в полицию. Одновременно Робер повел собственное расследование. Друзья на Мадейре довольно скоро сообщили ему о своих подозрениях. На всем архипелаге была лишь одна группа молодых аквалангистов, способных совершить такой варварский поступок. У них имелся небольшой тендер красного цвета с белой надстройкой, принадлежавший двадцатичетырехлетнему главарю шайки, некоему И. Этот тендер прибыл на Порту- Санту за два дня до пропажи слитков и исчез сразу же после этого.

Дело осложнялось тем, что против них не было никаких доказательств. Воры вполне могли спрятать серебро на дне в укромном месте и после отъезда экспедиции извлечь его. Если на них напустить полицию, они могут вообще выбросить слитки в море. Учитывая все это, Стенюи решил действовать по дипломатическим каналам. Супруга главаря жила в Фуншале. С ней была проведена откровенная беседа: желает ли мадам И., чтобы ее мужа посадили в тюрьму за воровство, а имя семьи покрылось позором?

Мадам И. взяла дело в свои руки. Она позвонила своему мужу и, рыдая, начала заклинать его вернуть похищенное. Если он не сделает это, она,- о, страшная кара! - расскажет обо всем своей матери! Угроза была не напрасной. Теща едва не застукала беднягу И. с сообщниками в тот самый момент, когда они опускали ворованные слитки в колодец позади дома. И. сдался перед грозным ультиматумом. Неустановленные личности подложили ночью серебряные бруски на ступени бельгийского консульства в Фуншале. Полиция квалифицировала воров как "импульсивных молодых людей, поступивших опрометчиво, но заслуживающих прощения".

"За то время, что я играл в Мегрэ, из толщи песка один за другим появлялись разрозненные слитки. А половина останков судна еще покоилась посреди песчаной равнины, где мы не искали. Но раскапывать подводную "Сахару" было бы безумием - все равно что вычерпывать море ложкой. Баллоны становились все тяжелее, лямки все глубже врезались в плечи, покорябанные ладони саднили от морской воды, компрессор безостановочно барахлил, и, когда Мишель говорил о поломках, называя технические детали, я понимал, что моторы просто выдохлись, как и мы,- заключает свой рассказ Робер Стенюи.- Зачем искать дальше? Цель достигнута, все, что хотелось узнать, узнано. Летбридж после пяти лет работы тоже должен был принять трудное решение. Он оставил нам часть сокровищ. Мы последуем - как и во всем другом - его примеру. Надо же оставить что-то и нашим преемникам, верно?"

Избранники фортуны

В длинном перечне находок, извлеченных из глубин морей и океанов, одну из верхних строчек занимают сокровища испанского галеона "Консепсьон", потерпевшего кораблекрушение у острова Гаити, тогдашней Эспаньолы. Об их исключительной художественной ценности свидетельствует хотя бы то, что большая часть ожерелий, подвесок, браслетов, изготовленных безвестными индейскими мастерами в Новом Свете, была выставлена на продажу "Тиффани", самом дорогом ювелирном магазине на Пятой авеню в Нью-Йорке.

На протяжении трех веков галеон "Нуэстра Сеньора де ла Пура и Лимпиа Консепсьон" был легендой, неудержимо манившей искателей подводных кладов: ведь на нем находился, если верить архивам, "самый богатый груз, когда- либо отправлявшийся из Вест-Индии"!

Построенный в 1620 году, "Консепсьон" много раз пересекал Атлантику в составе "золотого" и "серебряного" флотов, перевозивших в Испанию награбленные сокровища. В 1641 году он отправился в свое последнее плавание. Причем его трагический финал был предрешен заранее, ибо явился результатом цепи роковых ошибок. Началось с того, что в Веракрусе испанской эскадре пришлось долго ждать, пока будет доставлено серебро, добытое за год в колониях и отчеканенные из него монеты. Поскольку трюмы "Консепсьона" не смогли вместить весь груз, часть сундуков разместили на верхней палубе. Капитан галеона пробовал возражать, ибо из-за увеличившейся осадки корабль стал плохо слушаться руля. К тому же пушечные портики опустились к самой воде и даже при небольшом волнении могли послужить причиной катастрофы. Но руководивший отправкой "серебряного" флота наместник испанского короля просто напросто отмахнулся от протестов капитана.

Еще больше предстоящий переход через океан осложнила месячная задержка в Веракрусе: были пропущены все сроки относительно безопасного плавания в Западной Атлантике, где с приходом осени нередки свирепые штормы и ураганы. Тем не менее в начале сентября эскадра из 26 галеонов под командованием адмирала Хуана де Вилла Винценсио, державшего свой вымпел на "Консепсьоне", вышла в Мексиканский залив. Первый этап плавания прошел без особых происшествий, если не считать порванных парусов. После непродолжительной стоянки в Гаване для ремонта такелажа эскадра покинула Кубу и вскоре у побережья Флориды попала в жестокий шторм, выбросивший несколько галеонов на отмели и рассеявший остальные.

"Консепсьон" изрядно потрепанный гигантскими волнами, перекатывавшимися даже через его пятнадцатиметровой высоты корму, отделался потерей почти всех мачт. О том, чтобы следовать через Атлантику, не могло быть и речи. Поэтому адмирал Хуан де Вилла Винценсио принял решение идти в Пуэрто-Рико. Однако отвечавшие за прокладку курса штурманы ошиблись. К исходу третьей недели плавания они потеряли представление о том, где находится их корабль. Одни полагали, что на траверзе восточной оконечности Кубы, другие утверждали, что галеон уже неподалеку от Пуэрто-Рико. Вопреки предложению адмирала двигаться дальше на восток, штурманы настояли на том, чтобы повернуть на юг. Это привело к трагическим последствиям: в конце концов "Консепсьон" очутился в изобиловавших рифами и банками прибрежных водах Эспаньолы. Увы, дон Хуан был бессилен что-либо изменить. По существовавшим в те времена на испанском флоте правилам навигаторы, относившиеся к торговому ведомству, не подчинялись флагману.

Через неделю галеон наскочил на риф: корма застряла между двумя огромными коралловыми массивами, а нос погрузился под воду. И все же адмирал попробовал спасти "Консепсьон". Он приказал сбросить в море закрепленные на верхней палубе сундуки с серебром. Когда нос корабля обрел плавучесть, на воду спустили единственную большую шлюпку, чтобы попытаться снять галеон с рифа. Возможно, с помощью буксира он вырвался бы из коралловой западни, если бы не налетевший в ночь на 1 декабря тропический ураган. "Консепсьон" затонул, а из 514 членов экипажа и пассажиров спаслись лишь 190. Остальные захлебнулись в бушующем прибое или были разбиты волнами о коралловые рифы.

Гибель флагманского корабля "серебряного" флота явилась для испанской казны, пожалуй, самой крупной потерей на море в XVII веке. Оставшийся в живых адмирал Хуан де Вилла Винценсио предстал перед судом, на котором в качестве свидетелей выступили уцелевшие члены экипажа. Их показания, занявшие 2000 листов, спасли адмирала от сурового наказания, а может быть, даже от смертной казни. Все свидетели были настолько единодушны в свои оценках действий дона Хуана, что суд вынес ему оправдательный приговор.

Но вот судьба драгоценного груза "Консепсьона" сложилась неудачно. Многочисленные экспедиции, посылавшиеся королем Испании для его подъема, оказались безрезультатными. Лишь в 1687 году, через 45 лет после катастрофы, молодой массачусетский корабел Уильям Фиппс, страстный кладоискатель, сумел найти место кораблекрушения. С помощью индейцев племени лукейя, промышлявших ловлей жемчуга, ему удалось достать со дна почти тридцать тонн серебра. Судя по сохранившимся в Веракрусе документам, это составляло чуть больше десятой части груза "Консепсьона".

Несмотря на заманчивые предложения, а в них не было недостатка, Фиппс хранил в тайне координаты рифа, возле которого затонул испанский галеон. Во время своих экспедиций он сам прокладывал курс судна, так что ни команда, ни ловцы-индейцы не знали, где именно оно бросало якорь. Поэтому после его смерти Серебряная отмель, как стало именоваться это место, вновь оказалась потерянной.

Почти два столетия "Консепсьон" оставался недосягаемым для многочисленных охотников за сокровищами. В экспедициях, снаряжавшихся на его поиски, участвовали английский автогонщик Малькольм Кэмпбелл и археолого-маринист Эдвин Линк, известный французский специалист- подводник князь Александр Корганов и "король морских глубин" Жак-Ив Кусто. Вполне возможно, что кто-то из них проходил над Серебряной отмелью, островерхим коралловым рифом, предательски прячущимся под самой поверхностью моря в 85 милях от Гаити. Но рассеянные по большой площади обломки галеона, к тому же погребенные под толстым слоем песка и обросшие кораллами, упорно ускользали от поисковиков.

Со временем "серебряный" галеон стал считаться чем-то вроде своеобразного "подводного Эвереста": найти "Консепсьон" значило доказать свое высочайшее мастерство. Однако, хотя приз оценивался цифрой со многими нолями, новички-любители даже не. пытались вступать в борьбу за него, оставляя это труднейшее дело асам-профессионалам. Впрочем, и среди последних находилось все меньше желающих тратить время и деньги на поиски призрачного клада.

В числе немногих, рискнувших отправиться в кишевшие акулами тропические воды, был американец Берт Уэббер. В детстве он зачитывался книгами о подводных сокровищах, а для закалки часами нырял в холодной речке, протекавшей возле его дома в Эннвилле, штат Пенсильвания. Затем, когда отец купил Берту акваланг, подросток перебрался в затопленные каменоломни. В шестнадцать лет вместо колледжа он поступил в школу подводного плавания в Майами.

"После окончания мне предлагали работу в компании, занимавшейся разведкой нефти на шельфе, но я предпочел отправиться в экспедицию, которую организовал Артур Макки из Музея морской археологии во Флориде,- рассказывает Уэббер.- Конечно, я мечтал о том, как буду находить затонувшие корабли с трюмами, набитыми золотом и драгоценностями. Но когда дело дошло до практики, я понял, что этому едва ли суждено когда-нибудь сбыться. По крайней мере у Макки. Главная причина неудач заключалась в некудышной предварительной подготовке, а точнее в ее отсутствии. Фактически мы ныряли наобум. Поэтому и результаты были невелики. Зато сам процесс поисков увлек меня, хотя приходилось переворачивать тонны песка и камней, прежде чем попадалось что-нибудь стоящее. В конце концов, несмотря на возражения родителей, я все же решил остаться профессиональным морским кладоискателем".

Нельзя сказать, чтобы избранная Уэббером профессия сделала его богачом. Экспедиции, в которых приглашали Берта, ничего не доставали. Поэтому в промежутках он брался за любую работу на суше, чтобы прокормить жену и четырех детей. Так продолжалось не один год, пока его друг и сподвижник Джим Хаскинс не подал мысль заняться поисками "Консепсьона". Причем решающим доводом явилось то, что их предшественник Фиппс, судя по дошедшим свидетельствам, не обнаружил корму судна, в которой должны были находиться основные ценности.

Предложение выглядело заманчиво, и Уэббер всерьез занялся им. В течение четырех лег он вместе с Хаскинсом прочесывал один архив за другим в поисках следов "Консепсьона": морской музей в Мадриде, Британский музей, наконец, "Генеральные архивы Индий" в Севилье, где хранились отчеты о всех плаваниях и кораблекрушениях судов, перевозивших слитки золота и серебра из испанских колоний.

"Чем больше я анализировал записи, тем больше убеждался, что успех возможен,- вспоминает Уэббер.- Деньги на экспедицию удалось занять у одного чикагского банкира. После этого я добился у правительства Доминиканской республики исключительного права на поиски "серебряного" галеона в обмен на половину сокровищ, если они будут найдены. И все-таки самым важным было то, что мне достали листы аэрофотосъемок прибрежной акватории Гаити. Море там прозрачное, и поэтому хорошо просматриваются подводные рифы и банки. Покорпев месяц над дешифровкой аэрофотоснимков, я нанес на карту "подозрительные" места, где скорее всего мог лежать остов "Консепсьона". Оставался сущий пустяк - разыскать его".

В 1977 году Уэббер отправился к берегам Гаити. В течение пяти месяцев тщательно подобранная им группа аквалангистов квадрат за квадратом обследовала акваторию. Они встретили обломки тринадцати судов, нанесли их местонахождение на карту и передали доминиканским властям. Но вот никаких следов галеона так и не обнаружили. Тем не менее это не обескуражило Уэббера: главное, что его команда доказала свое профессиональное мастерство. По возвращении в Чикаго он основал фирму "Сиквест интернэшнл" для продолжения поисков "Консепсьона".

Если под водой кладоискатели не могли похвастаться большими успехами, то на суше дело сдвинулось с мертвой точки. Выехавший в Испанию Хаскинс познакомился там в архивах с канадкой Викторией Степплз-Джонсон, которая по заданию профессора Питера Эрла из Лондонской школы экономики собирала материалы для монографии о "серебряном" флоте 1641 года.

"Я сразу же связался с Эрлом. Как знать, вдруг у него найдется какая-нибудь зацепка, которой недостает нам,- рассказывает Уэббер.- И надо же, оказалось, что у профессора есть ключ к тайне "Консепсьона", о котором он и не подозревал - вахтенный журнал судна "Генри", участвовавшего в экспедиции Фиппса. Я тут же вылетел в Англию. Представьте мое волнение, когда профессор Эрл вручил мне копию этого документа и я с трудом прочитал написанный старинными буквами текст:

"Журнал нашего путешествия начинается с Божьей помощью в 1686 году на борту корабля "Генри" под командованием Фрэнсиса Роджерса, направляющегося к банке Амброзия, что к северу от острова Эспаньола, в компании с "Джеймсом и Мэри" под командозанием капитана Уильяма Фиппса на поиски затонувшего испанского галеона, в чем да поможет нам Бог".

Дело в том, что Фиппс отправил "Генри" первым к месту кораблекрушения. Судно "Джеймс и Мэри", которым командовал он сам, прибыло туда позже, и его вахтенный журнал описывает не само обнаружение обломков, а операцию по извлечению груза "Консепсьона". Но и это еще не асе. Этот документ, писавшийся Фиппсом, стал настольной книгой для кладоискателей. Журнал же "Генри" остался неизвестным, поскольку вскоре после смерти Фиппса таинственно исчез. Профессор Эрл случайно наткнулся на него в частной библиотеке лорда Рамни. Кто-то из его предков собирал раритеты и купил у слуги покойного капитана "никому не нужную", как тот думал, рукопись. Так она и пролежала в имении лорда больше двухсот лет.

Когда я дочитал вахтенный журнал "Генри" до конца, то понял, что в 1977 году мы крейсировали над тем самым местом, где затонул "Консепсьон". Но поскольку он был слабой мишенью для нашей магнитометрической аппаратуры, мы его не обнаружили",- поясняет Уэббер.

По счастливому совпадению в это же время канадская фирма "Вэриан ассошиэйтс" сконструировала портативный магнитометр на цезии. Берт Уэббер несколько лет состоял в ней консультантом, и ему предложили испытать новый прибор "в поле". Его главное достоинство, помимо небольших габаритов, заключалось в высокой чувствительности. Он регистрировал наличие металла даже под трехметровым слоем песка.

Хотя "Сиквест интернэшнл" числилась в безнадежных должниках, Уэбберу всеми правдами и неправдами удалось получить кредит на 450 тысяч долларов. "Теперь уже действительно в последний раз",- было категорически сказано ему.

"У меня просто не было другого выхода, как найти "Консепсьон",- вспоминает Уэббер.- Может быть, именно безвыходность сыграла решающую роль. Во всяком случае на пятый день по прибытии в район поисков мы могли праздновать победу: "серебряный" галеон сдался на милость моей команды. Правда, перед этим нам пришлось изрядно поволноваться. Наш предшественник Фиппс считал, что кораллы поглотили кормовую часть судна, закрыв доступ к основным сокровищам. Когда же мы обследовали риф с помощью магнитометра, то поняли, что ее здесь вообще нет.

Но это не повергло нас в отчаяние. Взяв за исходную точку злополучный риф, мы стали описывать вокруг него расширяющиеся концентрические круги,- продолжает Берт.- В подобных случаях нужна особая зоркость, чтобы не пропустить даже самые малозаметные следы. Это может быть железная скоба или шкив от снасти, какой-нибудь предмет обихода, например, винная бутылка, обросшая кораллами и поэтому утратившая свою привычную форму. Вот по таким мелочам мы и вышли на главный объект поисков.

Видимо, во время катастрофы шторм разломил "Консепсьон" на две части. Волны перебросили корму и протащили примерно на 120 метров, прежде чем она опустилась на дно кораллового каньона. Даже вблизи ее совершенно не было видно, и я обнаружил останки галеона только благодаря магнитометру. После этого каждый последующий день напоминал рождественские праздники. "Консепсьон" преподносил нам все новые и новые подарки: серебряные монеты, датированные 1640 годом; две уникальные золотые цепи, сделанные, скорее всего, в Китае; фарфоровые чашки в поразительно хорошем состоянии, изготовленные в эпоху династии Мин, пересекшие Тихий океан через Филиппины и вывезенные через Мексику на спинах мулов; всевозможные золотые украшения, посуда из майолики и многое, многое другое,- рассказывает Уэббер.- Но и попотеть, если это возможно под водой, пришлось изрядно. Ведь только кораллов мы сняли больше 300 тонн..."

Между прочим "раскопки", продолжавшиеся 11 месяцев, позволили раскрыть любопытную тайну испанских негоциантов XVII века. Из глубокой расщелины аквалангисты извлекли остатки старинного сундука с двойным дном, под которым лежал толстый слой серебряных монет. Это было наглядным свидетельством тогдашней контрабанды. Кстати, позднее среди трофеев обнаружились и фальшивые монеты, отчеканенные в Новом Свете.

Но, конечно, главной добычей экспедиции Берта Уэббер а было серебро: и в слитках, и в монетах. Его удалось поднять со дна около 32 тони стоимостью примерно в 14 миллионов долларов. Вкупе с тем, что когда-то достал Фиппс, это составляет лишь пятую часть груза "серебряного" галеона. Остальные сокровища еще ждут своего часа.

"Если вы спросите меня, когда лучше всего заниматься поисками подводных кладов, я отвечу так: выбирать следует весну или осень, коль скоро вы занимаетесь этим в полумиле от пляжа Маркони Бич на полуострове Кейп-Код. Впрочем, и в это время вы не застрахованы от вторжения непрошеных гостей. Я имею в виду не купальщиков, а подданных Нептуна. К нам они приплывали целыми косяками. Их привлекали струйки воздушных пузырьков, поднимавшиеся от работающих на дне аквалангистов,-так необычно начинает свой рассказ о сенсационной находке пиратской галеры "Уайда" американец Барри Клиффорд.

- Вообще я не имею ничего против рыб. Это - милые, хотя, может быть, и несколько глуповатые создания. Но когда они постоянно мельтешат перед глазами и мешают следить за тем, что появляется из-под песка в яме, которую ты роешь, невольно начинаешь злиться. Уж не посылает ли их Нептун, ревниво стерегущий свои сокровища? Во всяком случае тому, кто вздумает охотиться за ними, я рекомендую заранее учесть это. Тем более, что среди обитателей подводного царства есть не только любопытные зеваки.

Например, место наших раскопок облюбовала здоровенная барракуда. Первое время она приплывала откуда-то, а потом, видимо, решила сделать обломки галеры своей постоянной резиденцией. Утром, когда я спускался на дно, она встречала меня у границы участка с вытаращенными глазами и злобно оскаленной, зубастой пастью. Всем своим видом нахалка словно бы говорила: "Убирайся, пока цел!"

Я знал, что барракуды не нападают на людей. Но вот известно ли это ей, я не был уверен. Поэтому мы начинали немой поединок, поедая друг друга глазами. В конце концов она отплывала в сторону, высокомерно пошевеливая хвостом и давая понять, что я не стою того, чтобы тратить на меня силы. Можно было начинать раскопки.

На исходе часа являлась младшая сестрица первой барракуды. К счастью, собственнические устремления были ей чужды. Она просто считала зону работ идеальным местом, где легко добывать пропитание. Обычно охотница устраивалась в засаде в глубине промоины и терпеливо ждала, пока не покажется стайка кефали. Тогда барракуда молнией бросалась на них. В принципе эта рыбина не представляла никакой опасности. Нужно было только следить, чтобы ненароком не наступить на нее и не познакомиться с острыми барракудьими зубами. А вот серебристые чешуйки ее жертв, опускавшиеся на дно, порой вводили нас в заблуждение, когда вдруг поблескивали в песке, заставляя напрасно тратить время.

Я понимаю,- продолжает Клиффорд,- что такой слишком "рыбный" отчет о поисках клада может разочаровать тех, кто ждет сенсационных откровений о выкопанных из песка брильянтах и золотых кубках. Но что делать, если поиск сокровищ занятие весьма скучное и сводится в основном к рытью траншей на дне. Хорошо, если раз в два - три дня кому-то из нас встретится какая-нибудь ценная мелочь. Поэтому поневоле начинаешь обращать внимание на рыб, которые служат хоть каким-то разнообразием в нудной монотонной работе. Тем более, когда от их поведения порой зависит твоя безопасность.

Из собственного опыта хочу дать несколько советов на сей счет. Во-первых, не бойтесь груперов. Хотя они и достигают внушительных размеров, эти неповоротливые рыбины совершенно безобидны. Если даже обнаружите, что такой великан устроился в вашей яме, можете просто- напросто вытолкать его оттуда. Другое дело, когда груперы вдруг сами куда-то поспешно уплывают. Как мы убедились, это означает только одно: поблизости шныряет акула-нянька или, что еще хуже, акула-молот. Тут уж гляди в оба.

Впрочем, опасность может подстерегать и тогда, когда ее совсем не ждешь. Однажды я углублял яму пескососом, и в сопло затянуло мурену. Это произошло совершенно случайно. Мурена выскочила откуда-то прямо перед раструбом и, прежде чем я успел сообразить что к чему, исчезла в нем. Я обернулся и увидел, как из отверстия на конце шланга вместе с песком вылетело длинное гибкое тело.

Без сомнения мурена пришла в ярость от такой подлой, с ее точки зрения, каверзы. Не раздумывая, она бросилась на обидчика, то есть на меня. Атака была столь молниеносной, что я оказался застигнутым врасплох. Нападавшая с ходу ударила меня в грудь, едва не опрокинув навзничь. Хорошо, в тот день я надел гидрокостюм, который она не смогла прокусить. Иначе ее зубы наверняка оставили бы глубокую рану. Поскольку никакого желания вступать в единоборство с муреной я не испытывал, то бросил пескосос и из© всех сил устремился наверх. Мее паническое бегство, видимо, удовлетворило противника. Во всяком случае он не стал преследовать обидчика..."

Тридцатиметровая галера "Уайда", найденная Барри Клиффордом, была флагманским кораблем знаменитого пирата XVIII века Беллами по прозвищу Черный Сэм. В 1717 году она села на мель у самой оконечности мыса Кейп-Код. Прежде чем команда сумела вызволить галеру из ловушки, внезапно налетевший ураган опрокинул ее и утопил. В этой в общем-то банальной для того времени истории есть один нюанс. Катастрофа произошла на глазах собравшихся на берегу местных жителей. Поэтому было прекрасно известно, где затонула "Уайда". Предусмотрительный Черный Сэм оставил вооруженную команду сторожить место кораблекрушения, покуда у него не дойдут руки заняться подъемом драгоценного груза.

Увы, беспокойное ремесло пирата так и не позволило Беллами осуществить свое намерение. Шли годы, ориентиры, передавашиеся в устных преданиях, постепенно неузнаваемо исказились. Письменные же свидетельства, если они и были, бесследно пропали. Получился парадокс: легенду о пиратских сокровищах на Кейп-Код знают даже дети, но никто всерьез не пытался достать их.

Этот пробел и решил восполнить в 1982 году Барри Клиффорд, собравший небольшую группу энтузиастов. Путем скрупулезных расчетов он определил наиболее перспективный район площадью в две квадратные мили. В первое же лето было сделано несколько находок - старинная глиняная трубка, медные гвозди, обрывки рулевых ремней, которые, по мнению Барри, подтвердили правильность его выбора. Увы, как он ни старался, ему не удалось убедить скептиков, что все это имеет прямое отношение к "Уайде". А раз так, нечего было надеяться на кредиты, без которых невозможно организовать поиски на должном техническом уровне.

"Ну что ж, медленно, но верно",- решил Клиффорд. Его команда продолжала в буквальном смысле нащупывать в толще песка обломки и тщательно осматривать их. Лишь через год аквалангисты откопали три пушки, доказавшие, что они на правильном пути. Следующий сезон начался многообещающе. Один из ныряльщиков по имени Тодд Мерфи порвал ласт, зацепившись за какой-то большой обод. Когда он стал откапывать находку, то с изумлением увидел, что от обода вглубь уходит конус странной формы. Общими усилиями аквалангисты извлекли обросший толстым слоем ракушек девяностокилограммовый колокол. После того, как его очистили от наростов, явственно проступили слова: "Галера "Уайда"-1716 год".

"Этот колокол, можно сказать, пробил "час большого улова",- вспоминает Клиффорд.- Сначала стали попадаться серебряные и золотые монеты, потом различные драгоценности. В списке находок строчка за строчкой заполнялись такими записями: "Золотая брошь с 20 брильянтами... кулон с 8 изумрудами... ожерелье из 1000 жемчужин... крест Ордена Сантьяго с брильянтами..." Однажды мне попался искусно вырезанный из черного камня, средневековый испанский талисман от дурного глаза в форме миниатюрной кисти руки со сложенными в кукиш пальцами. Не могу ручаться, сыграл ли свою роль этот талисман, но нам действительно сказочно повезло: эксперты определили стоимость поднятых ценностей в 15 миллионов долларов плюс-минус сто тысяч.

Много это или мало? На сей счет могу сказать следующее. Обычно кладоискатели начинают с архивных изысканий. Я же решил закончить ими. Так вот, изучив декларации и другие судовые документы пятидесяти кораблей, ограбленных пиратами "Уайды", я пришел к выводу, что на Дне их добычи еще осталось по крайней мере на 380 миллионов долларов. Сюда входит от 500 до 750 тысяч серебряных монет, четыре с половиной тонны золотого песка, слоновая кость из Африки, ларец с драгоценными камнями из Индии. Да всего и не перечислить. Так что дерзайте",- заканчивает свое повествование Барри Клиффорд.

К этому следует добавить, что пиратская "Уайда" вывела его на второе место среди охотников за подводными сокровищами.

Король кладоискателей

Шестнадцать лет потребовалось американцу Мелу Фишеру, чтобы заслужить этот, хотя и неофициальный, но почетный титул. До этого и коллеги и газеты называли его не иначе как Упрямец Мэл. Если бы он вырос в России, журналисты наверняка бы написали, что в детстве мальчик слышал от бабушки сказку о курочке Рябе и золотом яичке. Именно поэтому, мол, страсть к наживе заставила непоседу Фишера отправиться потрошить трюмы затонувших судов вместо того, чтобы выращивать кур на унаследованной от отца птицеферме. Американские газетчики усмотрели причину в другом: он родился ровно через триста лет после того, как у побережья Флориды в 1622 году пошли ко дну сокровища, оцениваемые в 600 миллионов долларов. А поскольку фамилия Фишер значит "ловец", самой судьбой ему было суждено выуживать их.

...Испанскую эскадру, отплывшую 4 сентября из Гаваны, не зря назвали "флотом сокровищ". В трюмы одного только флагмана "Нуэстра Сеньора де Аточа" погрузили 47 тонн золота и серебра. Да еще 43 богатых купца везли с собой множество сундуков, набитых драгоценностями. Как это не раз случалось, Атлантика сразу показала свой суровый норов. Осенний шторм потопил флагман, "Санта Маргариту" и еще шесть кораблей. Спасательная флотилия, посланная по свежим следам королем Филиппом IV, подняла лишь две бронзовые пушки с "Аточи". Правда, позднее испанцы достали часть груза "Санта Маргариты". Потом ураганы разметали обломки затонувших судов. Золото и серебро остались на дне в ожидании своего часа и Мела Фишера.

Почему именно Упрямец Мел стал "королем кладоискателей"? Ведь и раньше, и одновременно с ним акваторию у южной оконечности Флориды прочесывали десятки, если не сотни, одиночек и многочисленных экспедиций. В чем секрет его непревзойденного успеха?

"Никакого секрета нет. Просто у меня оказалось больше терпения, методичности и... везения,- утверждает Фишер.- Когда я слышу о всяких там тайнах, за которые с простаков дерут бешеные деньги, мне до слез жалко этих наивных

людей. Хочу предупредить всех, кто мечтает быстро разбогатеть, отправившись с аквалангом в теплые моря. Жизнь охотника за сокровищами не имеет ничего общего с ореолом таинственности, романтики и прочей чепухи. Ваять хотя бы меня. В общей сложности я провел под ведой не один месяц. Так вот часы там тянутся бесконечно, работа однообразна и скучна, а тридцать пять ныряльщиков вечно недовольны нищенским жалованьем и моими бесконечными обещаниями. После долгих месяцев безрезультатных поисков в лучшем случае убеждаешься, что золото вовсе не светится соблазнительным колдовским огнем на дне моря. Сокровище раскатилось и разлетелось на мили. Да к тому же спустя столетия все вообще скрылось под десятифутовой толщей ила, песка и германских торпед, которые от времени стали смертельно опасны. Если бы самописец вычерчивал на ленте жизнь подводного кладоискателя, получилась бы бесконечная, чуть волнистая линия с редкими всплесками. Ну а высокие пики на ней можно сосчитать на пальцах".

Фишер не преувеличивает. Хотя его окружает ореол неслыханной удачливости, в масштабе лет она выглядит редкими эпизодами, а отнюдь не правилом.

Минул не один сезон, прежде чем никому не известный ныряльщик Мел Фишер, промышлявший у восточного побережья Флориды, подобно сказочному принцу, опустился на "золотой ковер" на дне океана неподалеку от Форт- Пирса. Это был редчайший случай в истории подводного кладоискательства, когда штормы и бури бесследно разметали обломки какого-то испанского корабля, но оставили нетронутыми находившиеся на нем ценности. Золотые и серебряные монеты буквально устилали песок, так что не нужно было даже выкапывать их. За два дня Фишер поднял 1933 королевских дублона, самые редкие из которых - чеканки 1702 года - продал затем по 25 тысяч долларов за штуку.

На вырученные деньги он основал фирму "Трежер Сэлворз", чья штаб-квартира разместилась в старом складе в городе Ки-Уэст на южной оконечности архипелага Флорида-Кис. Еще раньше из "Справочника искателей сокровищ" он выписал все, что касалось гибели в этом районе галеонов "Нуэстра Сеньора де Аточа" и "Санта Маргарита", и теперь решил заняться их поисками. Со стороны могло показаться, что им двигала ненасытная алчность: "Стоит человеку однажды подержать в руках золото, и он оказывается навсегда в плену пагубной страсти",- осуждающе написала "Майами кроникл".

"Возможно, другой на моем месте вложил бы набежавшую от продажи золотых монет солидную сумму в акции и безбедно жил на проценты. Но я занялся поисками затонувших судов вовсе не ради того, чтобы поскорее разбогатеть. Для этого не было необходимости менять земных цыплят на призрачный зеленый полумрак морских глубин. Просто я не мыслю жизни без Приключения, причем такого, где есть место трезвому расчету",- говорит Фишер.

Конечно, и до него профессиональные кладоискатели действовали отнюдь не вслепую. И все-таки немалую роль в их успехах играло везение. Мел Фишер постарался свести его до минимума, поставив дело на научную основу. Первый вопрос, который неизбежно встает перед любым охотником за сокровищами,- где вести поиски!

Неизвестно, кто первый из газетчиков пустил в ход романтическую версию о том, что "Фишер случайно нашел в испанских архивах источенный червями отчет о подъемно- спасательной экспедиции, предпринятой в XVII веке, и узнал хранившееся в тайне место гибели галеонов". Кое-кому этого показалось мало. И тогда родился другой вариант: Фишер каким-то таинственным путем сумел раздобыть в "Генеральных архивах Индий" в Севилье "эти старинные бумаги, которые по логике вещей должны лежать под надежным спудом". На самом деле доступ в архивы открыт для любого. Главная трудность - разыскать нужное среди 43 миллионов документов, находящихся в них. Ясно, что для этого нужно время, и немалое, которого у американского ныряльщика просто не было.

Решив заняться поисками "Аточи", Мел Фишер естественно не мог пройти мимо архивов. Работу в них он поручил историку Юджину Лайонзу, написавшему диссертацию по истории завоевания испанцами Флориды. Изучив около 50 тысяч документов, тот сделал первый, нет, не шаг, а шажок на пути к успеху: подтвердил, что галеоны затонули у южной оконечности Флориды, которую испанцы называли "Матекумбе", и даже указал наиболее вероятное место - район крошечных островков Маркесас-Кис.

Впрочем, "исторический след" отнюдь не решил всех проблем. Главная - как прочесать сотни тысяч квадратных миль морского дна. Хотя "Трежер Сэлворз" набрала 35 ныряльщиков-аквалангистов, даже для такой многочисленной команды это было нереально. Единственный выход - использовать катера, буксирующие на тросе магнитометры. Но галеоны затонули в открытом море, где нет неподвижных ориентиров. Значит, не исключено, что во время поисков какие-то участки могут остаться необследованными. Чтобы этого не произошло, Фишер предложил оригинальный метод: ставить в море по две навигационные вышки на расстоянии трех миль одна от другой. Возвышаясь на 10 - 15 футов над водой, они посылали микроволновые сигналы, по которым катера точно определяли свое местоположение. Таким образом можно было гарантировать, что охвачен каждый дюйм дна.

К неудовольствию пайщиков Фишер пошел на дополнительные, весьма значительные расходы, заказав снимки района поисков из космоса; испробовал аппаратуру для атомного анализа проб воды и даже подумывал о приобретении дельфинов, чтобы обучить их находить на дне золотые и серебряные предметы. От этой затеи его заставило отказаться лишь то, что сокровища скорее всего погребены глубоко в песке и поэтому "интеллектуалы моря" не смогут обнаружить их.

По завершении всех подготовительных работ в 1970 году Мел Фишер и его команда прибыли в Маркесас-Кис. Увы, несмотря на "супертехнику", долгие месяцы "улов" ограничивался лишь ржавыми консервными банками, бочками да обрывками металлических снастей. Таяли деньги и надежды акционеров "Трежер Сэлворз", но ее глава не унывал: "Чем большую площадь мы избороздим впустую, тем ближе наш час".

Когда к лету 1971 года обследованная зона достигла 120 тысяч квадратных миль, появились первые обнадеживающие находки. Началось с того, что магнитометр на одном из поисковых катеров зарегистрировал слабый всплеск. Поколебавшись - опять, наверное, какой-нибудь железный хлам,- держурный аквалангист вернулся на это место и прыгнул в воду. Видимость на шестиметровой глубине была отличной, и он сразу увидел лежащей на песке ствол старинного мушкета. Чуть дальше - короткая абордажная сабля и второй мушкет. Поставив буй, ныряльщик решил осмотреть соседние участки дна и, как оказалось, не зря: метрах в тридцати торчал большой якорь.

Вернувшись на катер, аквалангист выпустил в воздух сигнальную ракету. С "Бесстрашного", штабного судна экспедиции, немедленно примчался томившийся без дела фотограф Дон Кинкайд, которому было поручено снимать любые находки. Запечатлев на цветную пленку саблю и мушкеты, он опустился на дно, чтобы выбрать наиболее удачный ракурс для съемки якоря. И чуть было не выронил бокс с камерой. Прямо перед ним на песке отчетливо виднелись несколько желтых колец массивной цепочки. Еще не веря в удачу, Кинкайд потянул за конец и вытащил золотую цепочку длиной в два с половиной метра. Так была сделана первая серьезная заявка на испанские сокровища.

В последующие недели команда Фишера обнаружила много серебряных монет, инкрустированные ложки и тарелки, золотой боцманский свисток, исправную бронзовую астролябию, а также дюжину небольших золотых слитков. Всего же аквалангисты подняли ценностей на шесть миллионов долларов.

Не было сомнений, что они напали на след испанского корабля. Но какого? Фишер терялся в догадках. Ни одна из находок не могла пролить на это свет. На грубо отлитых слитках не было ни клейма испанского налогового ведомства, ни римских цифр, указывающих их вес. К тому же они не числились в грузовом манифесте ни одного из затонувших галеонов. Следовательно это была контрабанда, которую с равным успехом могли припрятать и на "Аточе", и на "Санта Маргарите".

Впрочем, Фишер полагал, что в конце концов нет большой разницы, следы какого именно галеона они обнаружили. Куда важнее, что теперь появилась возможность восстановить общую картину кораблекрушения. Судно, видимо, наскочило на риф, возле которого лежал якорь. Причем, повредив корпус, оно затонуло не сразу, а некоторое время дрейфовало по ветру, постепенно разваливаясь, теряя людей и груз на площади в несколько квадратных миль. Следовательно основные обломки находятся дальше к юго-востоку на большей глубине. Однако, чтобы подтвердить эту гипотезу, потребовалось пятнадцать лет и 230 тысяч квадратных миль обследованного дна.

Подводный сезон 1972 года не принес ничего нового. С приходом следующей весны аквалангисты возобновили поиски все у тех же островков Маркесас-Кис. И вот сначала тоненькой струйкой потекли серебряные монеты, потом струйка превратилась в поток и, наконец, ныряльщики открыли целую "серебряную залежь". Монет было так много, что они в шутку окрестили это место "испанским банком". Он-то и помог разгадать тайну погибшего галеона.

4 июля младший сын Фишера четырнадцатилетний Кейн углядел на дне какой-то странный предмет, похожий, по его словам, на "большущую буханку хлеба". Когда "буханку" достали, она оказалась слитком серебра, на котором стояли цифры 569. Сопровождавший экспедицию историк Юджин Лайон взялся за копии документов из севильского архива. В грузовом манифесте "Аточи" нашелся слиток с таким номером. Там же был указан его вес - 28 килограммов. Как раз столько весила находка. Итак, все стало на свои места: под водой у Маркесас-Кис скрывались обломки флагмана "флота сокровищ".

Но и после этого отыскивать и доставать испанские сокровища, разбросанные на большой площади да к тому же занесенные толстым слоем донных осадков, оказалось далеко не просто. Вот тут-то и пригодилось оригинальное устройство, придуманное Фишером. Это был изогнутый цилиндр, который крепился на корме катера под гребными винтами и направлял водяную струю вертикально вниз на дно. С помощью такого водомета, названного "почтовым ящиком", за 10 минут вымывалась яма в 30 футов шириной и 10 футов глубиной. Изобретение будущего "короля кладоискателей" не только позволяло перемещать тонны песка, но и намного улучшало видимость под водой.

Благодаря "почтовым ящикам" в 1975 году на борт "Бесстрашного" помимо тысяч монет были подняты девять бронзовых пушек с "Аточи", навигационные инструменты, целая коллекция предметов обихода. К сожалению, этот сезон омрачило трагическое происшествие. Ночью из-за внезапной сильной течи перевернулась и пошла на дно надувная лодка, в которой спали старший сын Фишера Дерек с женой и один из ныряльщиков. Все трое утонули. Причину трагедии установить не удалось. Поговаривали, что она была результатом диверсии завистливых конкурентов, надеявшихся таким способом заставить Фишера отказаться от дальнейших поисков груза "Аточи". Однако сам он назвал эти слухи чушью, заявив, что скорее поверит в меч-рыбу или акулу, случайно пропоровших лодку.

Как бы то ни было, но каждый год с приходом весны его "Бесстрашный" отплывал из Ки-Уэста к Маркесас-Кис, где продолжался подъем драгоценного груза "Аточи". Впрочем, выпадали недели и даже месяцы, когда стрелки магнитометров не подавали признаков жизни, а ныряльщики возвращались с пустыми руками. И если бы не настойчивость Фишера, "Трежер Сэлворз" наверняка свернула бы свои операции. Тем более, что к концу пятого года она вступила в полосу финансовых трудностей. Миллионы, которые Фишер добыл на дне, ушли на погашение кредитов и уплату налогов. Акционеры требовали выплаты дивидендов, а у него порой не было денег, чтобы купить горючее для поисковой флотилии.

Долгожданная передышка пришла летом 1980 года, когда аквалангисты напали на многообещающие следы в нескольких милях к востоку от предполагаемого места гибели "Аточи". Сильный всплеск магнитометра навел их на якорь и медный котел. Затем поблизости были обнаружены груда балластных камней, изделия из керамики и россыпи монет. А чуть дальше тянулась полоса дна длиной четыре тысячи футов, буквально устланная испанским золотом и серебром. Причем, судя по номерам на слитках, это был груз другого галеона - "Санта Маргариты". Его стоимость составила около 20 миллионов долларов, что позволило Фишеру на следующий год вновь вернуться к "Аточе".

Решающую роль тут сыграл археолог экспедиции Мэтьюсон. С первого дня он вел план-карту, на которую наносил каждую, даже мельчайшую находку. Подсчитав "трофеи" и изучив грузовой манифест "Аточи", Мэтьюсон пришел к выводу, что основная часть ценностей пока не обнаружена. Минуло еще пять лет. И вот весной 1985 года ныряльщики вымыли обручи от бочек, 414 серебряных дублонов, 16 брошей с изумрудами и несколько золотых слитков. Восторгу команды "Бесстрашного" не было предела. Зато потом в течение полутора месяцев не последовало ни одной находки. Неужели Мэтьюсон ошибся? Или же они отклонились в сторону от линии дрейфа "Аточи"? Эти сомнения не давали покоя не только Мелу Фишеру, но и остальным членам экспедиции.

Утром 20 июля магнитометр поискового катера зарегистрировал наличие под водой значительной массы металла. Энди Матроски и Грег Уэрхем, дежурившие в тот день, не мешкая отправились под воду. На глубине 18 метров Энди заметил на песке тусклые светлые пятнышки. Рядом высилась обросшая водорослями глыба, этакая подводная скала в миниатюре. "Откуда она взялась на ровном дне?" - удивился Матроски. Знаками подозвал товарища, у которого был ручной металлоискатель. Стоило Уэрхему поднести щуп к загадочной глыбе, как в наушниках раздался пронзительный вой. По выражению его лица Матроски догадался, что объект их интереса таит в себе какой-то сюрприз. На всякий случай он осторожно поскреб "камень" ножом. На коричнево-зеленом фоне заблестела узкая серебряная полоска. Для опытных ныряльщиков все стало ясно: то, что казалось обломком скалы, в действительности было нагромождением серебряных слитков.

Не удержавшись, прямо под водой Матроски и Уэрхем заключили друг друга в объятья. "Мы напали на коренную жилу!" - не сговариваясь в один голос прокричали они, как только вынырнули у борта подошедшего на всякий случай "Бесстрашного". Это известие произвело эффект разорвавшейся бомбы. Расхватав маски и акваланги, все, кто находился на судне, горохом посыпались в воду.

Через час на палубе "Бесстрашного" открылось расширенное заседание штаба экспедиции. Вывод, к которому пришли его участники, был единодушен: здесь, в 40 милях от Ки-Уэста и в десяти от Маркесас-Кис лежала главная часть груза галеона "Нуэста Синьора де Аточа". Причем судьба распорядилась так, чтобы его нашли ровно через десять лет, день в день, после трагической гибели троицы Дерека Фишера.

"В тот день больше никто не стал спускаться под воду. Мы еще раз помолились за близких всем нам людей, которые отдали жизни, чтобы приблизить этот успех. Ну а потом началась обычная рутинная работа,- вспоминает Мел Фишер.- С утра до вечера мы поднимали слитки серебра. Их оказалось так много, что пришлось приспособить для этого проволочные корзины, позаимствованные в одном из универсамов Ки-Уэста. Когда позднее, уже в штаб-квартире нашей фирмы "Трежер Сэлворз", мы подсчитали "улов", то сами с трудом поверили результатам: 3200 изумрудов, 150 тысяч серебряных монет и свыше 1000 слитков серебра весом в среднем около 40 килограммов каждый. По самым скромным оценкам эти сокровища стоят более 400 миллионов долларов и являются самыми большими из всех, когда- либо поднятых со дна".