Введение

Исторический комплекс первых монет Руси - красноречивый памятник периода высшего подъема древнерусского государства, когда происходил важнейший перелом в его культуре. Стремясь к своему упрочению, княжеская власть на смену идеологии язычества, обветшалой и расшатанной веками существования товарно-денежного обращения и активных экономических контактов с соседними государствами, властно внедряла единую государственную христианскую религию. Это резко ускорило рост культуры Руси, сняв главное из внеэкономических - вероисповедное - препятствие к установлению более глубоких и прочных связей с миром византийской культуры и культуры Запада. Всем предшествующим ходом развития Русь была подготовлена к принятию и освоению в "организованном" виде славянской грамоты как элемента культуры христианского мира; приобщаясь к его литературному наследию, она готова была активно творить и собственную письменность^*.

^* (Бахрушин С. К вопросу о крещении Киевской Руси. - В кн.: Религия и церковь в истории России. М., 1975, с. 19, 24, 26, 29-36; Лихачев Д. С. Возникновение русской литературы. Л.-М., 1952, с. 14-24.)

Результатом и достижением этого перелома были и монеты Древней Руси - первый увековеченный в металле материальный комплекс памятников русской государственности, внушительное собрание миниатюрных памятников ремесла и изобразительного искусства, языка и письменности конца X - начала XI в., долго почти не привлекавшее внимания исследователей истории культуры.

История народов - соседей домонгольской Руси свидетельствует, что в те же десятилетия на рубеже X и XI вв., когда начиналась русская монетная чеканка, в Польше, немного опередившей Русь, в Венгрии и в скандинавских государствах вслед за принятием христианства появлялись и их первые монеты^*. Видимо, правы были И. И. Толстой и А. А. Ильин, отмечая, что не только экономические стимулы и денежный кризис, наступавший в связи с "кризисом серебра" на Востоке, привели к созданию собственной монеты на Руси, совершенно не располагавшей местными ресурсами монетных металлов.

^* (Бахрушин С. Указ. соч., с. 18.)

На фоне предшествовавшего выпуску русских монет двухвекового мощного притока и обращения серебряной арабской монеты^* вклад Руси в угасавшее денежное обращение Восточной Европы был скромен и незначителен, хотя, в сравнении с количеством сохранившейся древнейшей монеты ее соседей, он и выглядит довольно внушительным. Качество этой во что бы то ни стало понадобившейся монеты - то, действительно, серебряной, то настолько низкопробной, что при обычном пробировании на камне она признается медной, - убеждает в том, что ее выпуск в немалой степени вызывался потребностями идеологического характеpa, требованиями складывавшегося государственного права средневековья и специфического значения монетной чеканки как регалии, символа самодержавной власти.

^* (Приток европейских денариев XI-XII вв., сменивший обращение дирхемов в северной части Руси, почти не достигал юга, но для изучения кладов северо-западной части Руси, в которых присутствуют сребреники, эти монеты сохраняют очень большое значение.)

Вкладывавшийся в изображения на новых монетах смысл особенно явственно проявляется в разборчивом выборе легенды, раскрывающей общую композицию монет, следовавших канонам византийского монетного дела и искусства. Это как бы политическая декларация, отводящая хорошо известные претензии константинопольского двора на подданство народов, принимавших новую веру от византийской церкви. В условиях подчинения русской церкви константинопольскому патриарху эта доктрина не могла не быть ощутимой.

Самый первый и, видимо, количественно наиболее ограниченный выпуск золотых монет Владимира Святославича следовал норме известной на Руси византийской номисмы. Само обращение к золоту, которое почти не участвовало в двухвековом широком обращении, предшествовавшем выпуску русской монеты, но фигурировало еще в языческих клятвах Игоря, может быть объяснено существовавшим особым взглядом на этот металл^*, знакомый и культу языческих богов в Киеве. Наиболее обычные в русских кладах золота конца X и первой половины XI в. золотые Василия II и Константина VIII передали в неизменном виде создававшемуся типу монеты канонический образ старшего из богов новой веры, чьему покровительству вверял себя крестившийся князь.

^* (См.: Спасский И. Г. Монетное и монетовидное золото и первые золотые Ивана III.-ВИД, 1976, № 8, с. 127-128; Spasski I. G. Gold coins and coinlike Gold in the Moscovite State and the first gold pieces of Ivan III.- Numismatic chronikle. Seventh Series, 1979, vol. 19.)

Главное божество нового пантеона - с книгой своего закона в руке, но без нижней части тела и без ног - было чем-то непостижимым, но и неоспоримым. Исполнитель штемпелей знал его по иконам, внедрявшимся вместо старых и понятных идолов, и по изображениям в первых храмах Киева. Приходилось принимать его таким, как есть. Но на другой стороне монеты требовалось изобразить отлично известного мастеру князя. Выполненное с явным стремлением к "портретному сходству" - с огромными усами, а может быть, и другими особенностями облика, оно опознавалось и по собственному, одному князю принадлежащему "личному" знаку над его плечом. Это образ государя во всем его величии - на золоте, в роскошной одежде и царском венце, со знаком нового бога в руке, представленный в духе осваивавшихся Русью византийских художественных идей. Безрезультатность столько раз предпринимавшихся поисков конкретных, т. е. скопированных, оригиналов-монет убеждает в самостоятельности заданных исполнителям и свободно скомпонованных ими монетных типов. Но едва ли могут быть плодотворными поиски в этих изображениях каких-либо реалий, т. е. "документального" изображения тех или иных предметов^*.

^* (Соколова, с. 67-72.)

Для характеристики художественных представлений исполнителя штемпелей (а скорее всего, даже самого "заказчика" - князя) чрезвычайно интересна поправка, внесенная в канон портретного изображения. Был предпочтен именно поясной портрет, поскольку масштаб поясного изображения давал больше возможностей для выявления портретных черт. Но этот принцип "целое через часть" не так-то легко давался сознанию русских; и вот, совершенно неожиданно, в нижней части изображения в примитивнейшей манере, не гармонирующей с общим характером всего изображения, на штемпеле добавлены ноги в виде двух надломленных внизу штрихов. Эта "находка" сохранялась и в штемпелях для серебряных монет, пока не была подобрана новая композиция полнофигурного изображения князя на престоле.

В развитии типа золотых Владимира уже ощутим отмеченный выше поиск легенды, наиболее соответствующей задаче. Она - не только истолкование смысла изображения (подобно тому, как, по традиции иконы, надпись "Исус Христос" или "Ис-Хс" определяет священный образ), но явно преследует и определенные политические цели. На двух из одиннадцати известных монет значится: "Владимир, а се его злато", но на остальных принадлежность "злата" уже определяет только древнейшее, дохристианское "письмо" - знак-тамга над плечом князя, а легенда меняется: "Владимир на столе". Эта смена вариантов надписи прослеживается и на серебряных монетах одного из типов Владимира, указывая, что этот тип - первый и одновременен типу золотых. Близость его к золотым сказывается и в наиболее "ответственном" подходе гравера к выразительности портрета.

В дальнейшей смене типов, последовательность которой установлена по перечеканенным монетам, принимается окончательная формула легенды, объединившая в себе обе более ранние и потребовавшая места для себя и на другой стороне монетного кружка: "Владимир на столе, а се его серебро". Поразительный динамизм формирования монетного типа на протяжении не более чем 30-летней чеканки не может не привлекать пристального внимания. В прошлом именно он и побуждал исследователей стремиться "раздать" монеты как можно большему числу князей, не считаясь с эпохой и княжениями.

Самая смелая ломка изобразительной и эпиграфической композиции монет представлена вторым типом серебра Владимира, когда золотые, вероятно, уже были в прошлом. Скромно ютившийся ранее в портрете над плечом князя его знак в виде трезубца перешел в увеличенном виде, как герб державы, на вторую сторону монеты, вытеснив оттуда образ божества. На выдающуюся идейную роль княжеского знака и на его связь с монетами в сознании общества убедительно указывают обнаруженные на дирхемах из нескольких русских древних кладов "самодеятельно" процарапанные изображения того же знака^*. После описанного изменения монеты стали "светскими"; их освящает теперь только крест в руке князя да новая важная деталь портрета: нимб, имевшийся ранее лишь у Христа, окружает теперь голову князя как признак "священной особы" или княжеской исключительности.

^* (Добровольский И.Г., Дубов И. В., Кузьменко Ю. К. Новые источники по истории древней Руси.- Вестник ЛГУ, 1978. № 2, с. 40-45.)

Что бы ни привело к этой перемене - поиски композиции, которая отвечала бы важности пространной легенды, или, как предполагалось, желание не допустить "профанации" освященного образа неумелыми граверами, а может быть, появление как раз в это время на новгородской монете Ярослава его личного княжеского знака, - нельзя, помимо исключительной важности для князей самого знака, не усматривать здесь еще и прямое влияние уже знакомой Руси княжеской печати^*: ведь монета - одна из ближайших сфер ее применения! Знакомство с обязательной для ее оттискивания принадлежностью - буллотирием, который фиксировал в постоянном положении штампы и определял соотношение осей изображения, возможно, подсказало необходимость щипцов и для изготовления монет. Штемпели ранней чеканки крепились в них в соотношении ↓↑, а с введением нового типа (со знаком вместо Пантократора) приняли новое, обычное для печатей соотношение:↑↑.

^* (Янин 1970, с. 35-36, 41.)

Навязчивая идея ранних исследователей о непременном "призвании" в Киев византийских мастеров давно покинута, и искать там прямое влияние константинопольской монетной техники не приходится. Первые штемпели - для золота и отчасти для I типа серебра Владимира - изготовлялись тщательнее, в расчете на некоторую рельефность изображения на монетах. В последующей чеканке возобладала чисто графическая, "контурная" манера, с кое-как очерченными фигурами и небрежно начертанными надписями, нередко даже без учета "зеркальности" оттисков. Скорее всего эта "экономная" изобразительная манера объясняется тем, что металл штемпелей - из арсенала киевского ремесла, бронзовых, был так нестоек, что после недолгого употребления забивался и сглаживался. Требовалось почти непрестанное их возобновление; поневоле приходилось придерживаться наиболее "экономной" изобразительной манеры. Вследствие этого монеты во всех типах подбираются своего рода "гнездами", а серии полностью одинаковых оттисков-монет встречаются не часто.

Первому серьезному исследователю древнерусских монет Я. Я. Волошинскому, впервые имевшему дело со сколько-нибудь значительной группой монет, мы обязаны нахождением единственно разумного подхода к монетам столь необычной фактуры. Тщательно изучая особенности каждого экземпляра, он придал понятию "тип" четкое значение, определяя его по единству композиции, но игнорируя кажущиеся различия (величина фигур, разная отделка деталей и т. п.)^*. Этот подход успешно использовал и развил И. И. Толстой; полностью сохраняет свое значение он и в нашем каталоге. Критики Волошинского в разное время пытались подходить к каждой отдельной монете, как к особому типу, но ничего убедительного не достигали.

^* (Волошинский.)

Об отсутствии у Киевского "монетного двора" - скромной ремесленной мастерской - контактов с константинопольскими мастерами или с иными "наставниками" говорит совершенно своеобразная, ни с чем не сопоставимая техника заготовки серебряных кружков. Вместо обычной для западноевропейской средневековой серебряной монеты вырезки кружков из серебра, раскованного в листы, была принята медлительная, "ремесленная" техника отливки заготовок в складных формах^*. Единственным, но, видимо, важным для киевских монетчиков ее преимуществом была непосредственная пригодность литых заготовок для чеканки, тогда как подвергавшийся ковке металл приобретал жесткость, непреодолимую для слабых штемпелей, и требовал термической обработки для "отпуска" металла - и кроме того - переработки обрезков.

^* (Спасский 1961, с. 54)

Как для золота в Киеве представлялся "стандартом" византийский золотой, так представление о серебряных монетах сформировал арабский дирхем - с большим, но очень тонким кружком. Но избранная техника, приемлемая для изготовления толстых лепешкообразных заготовок, никак не соответствовала задаче: при литье в чрезвычайно узкие полости формы металл так быстро охлаждался, что порою не успевал даже заполнить ее всю, и оставались "недоливы" самой причудливой формы (69-7, 211-2)^* или объяснимые только при этой технике "свищи" - отверстия с характерной закругленностью края (82-7, 128-5, 167-2, 175-7). В одном случае сорвавшаяся капля серебра, имея ничтожную массу, остыла, не успев провалиться до дна емкости, а влитый вслед затем расплав обтек со всех сторон образовавшуюся фигурку (128-7).

^* (Здесь и далее двойными номерами даны ссылки на номера монет по Сводному каталогу.)

Одновременные киевской чеканке начала X в., но дошедшие до нас в ничтожном количестве новгородские серебряные монеты Ярослава Владимировича с его княжеским знаком, с каноническим изображением его святого патрона - Георгия и с новгородским полногласием надписи особого типа самым существенным образом отличаются от киевских как по общей композиции, так и по несравненному совершенству исполнения, характеризуя своеобразие отношений между киевским князем и его наследником-вассалом. Не будет преувеличением признать эти монеты шедевром монетного дела для всей Европы и Византии начала XI в. Исполнитель штемпелей был выдающимся мастером, вдохновившимся современными ему высокими образцами византийской буллы и в совершенстве владевшим техническими навыками.

Изложенные выше наблюдения, бегло охватывая самое характерное в рассматриваемых далее нумизматических памятниках, убеждают, что возникшая вслед за принятием Русью новой государственной религии русская монетная чеканка в очень значительной степени была вызвана политическими потребностями исторического момента. Она не могла поддержать угасавшее по не зависевшим от Руси причинам денежное обращение, просуществовав не больше 30 лет. Но историческое значение ее очень велико.

Сто лет назад, к 900-летию русской монетной чеканки, в 1882 г. было выпущено (тиражом всего в 100 экземпляров) скромно названное самим автором "нумизматическим опытом" выдающееся исследование И. И. Толстого "Древнейшие русские монеты великого княжества Киевского". Оно открывало собою новый этап научного исследования рассматриваемых монет. Наша книга подводит итог тому, что было сделано русскими и главным образом советскими исследователями для научной разработки нумизматического наследия Руси конца X - начала XI в.