И. Г. Спасский. Новое о рубле Константина 1825 г. и его подделках

Минуло более 20 лет после выхода моей книги «По следам одной редкой монеты» — первой попытки критически разобраться в доставшихся советской нумизматике от прошлого представлениях о рубле Константина Павловича 1825 г. [1]. Эта работа вместе с сохранившейся в рукописи последней статьей А. А. Ильина (1857 — 1942) послужила своего рода «станцией отправления» для настоящего издания. А. А. Ильин зафиксировал тему такою, какой она досталась нам от предреволюционной русской нумизматики. Статья явно удовлетворяла его, иначе он не давал бы ее читать и не позволял бы списывать друзьям — любителям нумизматики [2]; в ней ценные наблюдения знатока русских монет и первого признанного главы исследователей и любителей нумизматики Советской России.

Как ни стремился я в своей книге оставаться в границах достоверного, но не смог устоять перед «наследием прошлого». Как, например, было не поверить, что Я. Я. Рейхель, очевидный автор проекта монеты, был и исполнителем ее штемпелей? А это оказалось выдумкой Б. В. Кене. Не оправдалась и моя догадка о том, что чеканка пяти пробных монет производилась на пресс-автомате Дро, который мог сохраниться на Монетном дворе со времени поставки английских механизмов в 1801 — 1805 гг. В. А. Калинин, мой коллега и автор одной из статей настоящего издания, обратил мое внимание на невозможную для автомата различную постановку гуртильного кольца у эрмитажного и московского экземпляров — в Эрмитаже по портретной стороне, в Историческом музее — по гербу. Отсюда следует, что чеканили, как и было принято в Петербурге, на заранее гурченых кружках и, конечно же, все: и пробные рубли с гуртовой надписью, и все пробы штемпелей без нее (на имевшемся в граверной мастерской ручном прессе и всегда в кольце, которое обусловило строго одинаковый диаметр и характерные повреждения гуртов — «затухание» частично «содранной» надписи и даже выжимаемые при этом заусеницы как результат небольшого начального перекоса грубо вдавливаемого в кольце гурченого кружка). При этом на паре рублевиков оказалось даже смято ухо Константина, причем оба раза по-разному. Ведь при профильном портрете ухо — самая высокая точка рельефа и соответственно самая глубокая деталь резаного вглубь штемпеля; ей-то легче всего «смазаться», когда под давлением пресса кружок «ищет» правильное положение между сжимаемыми штемпелями.

Мною была изложена история одного из константиновских рублей, который вначале находился в коллекции гофмейстера двора Г. П. Алексеева, затем у видного собирателя П. М. Исаева (заодно исправляю свою ошибку в его имени — его звали Павел, а не Петр). Коллекция П. М. Исаева перешла затем к ленинградскому коллекционеру, действительному члену Академии медицинских наук профессору В. Г. Гаршину (1887 — 1956). В момент написания книги я выражал совершенно напрасную уверенность в том, что если найдется когда-нибудь рубль В. Г. Гаршина, он окажется рублем Трубецкого. Других подделок, кроме последнего, да варварского «Сухаревского» литья, я тогда не знал, а существование других проб с гладким гуртом сверх толстовского экземпляра и представить себе не мог. Однако нашлось и то, и другое. Когда дописывалась книга, муж дочери хорошего знакомого А. А. Ильину Ф. Ф. Рихтера принес мне показать второй экземпляр с гладким гуртом, но стоило мне подумать уже о семи «Константинах», как на мой стол лег пакет с фотографией такого же третьего рубля, присланный председателем франкфуртского Gesellschaft fur international Geldgeschichte В. Фуксом. (В своей брошюре «Der Konstantin-Rubel von 1825, seine Geschichte und seine Falschungen» В. Фукс сообщает следующие документальные сведения о трех экземплярах рублей с гладким гуртом.

Третий экземпляр, хорошо известный по литературе как рубль Рейхеля — Шуберта — Толстого,после появления его на аукционе 1913 г. во Франкфурте-на-Майне много раз менял своих владельцев и, наконец, осел в коллекции французского собирателя (он был приобретен на аукционе в Сан-Луи (№ 2955) за 122 500 долл). (Примеч. ред.) )

Знакомый с В. Г. Гаршиным еще в студенческие годы, когда ни он, ни я не предполагали стать нумизматами, мы встретились с ним вскоре после войны; я уже был хранителем всех сокровищ русской нумизматики, мировых коллекций медалей, а также чудесного собрания орденов в Эрмитаже. В. Г. Гаршин захотел подарить нам свою коллекцию орденов. Принимая ее, я мельком видел и его рубль Константина, тогда не особенно интересуясь им. Мною было замечено, что он отчеканен чище и наряднее эрмитажного и без гуртовой надписи, что и настроило меня предположить в нем впоследствии, когда пришло время задуматься над этим, рубль Трубецкого: ему ведь в изяществе исполнения не откажешь. В последний раз я видел В. Г. Гаршина в больнице. По словам К. Г. Гаршиной, когда его привезли домой, их часто навещали знакомые коллекционеры, которые беспрепятственно рылись в планшетах его монетного шкафа; некоторых из них она и называет в своих воспоминаниях [3]. После смерти Гаршина рубля в монетном шкафу не оказалось...

Теперь, благодаря находкам В. В. Бартошевича, можно представить гораздо конкретнее и достовернее, сколько разного люду — и на Монетном дворе, и вне его могло быть причастно к изготовлению пробных рублей для показа новому императору.

Накануне того, как загремели пушки у Зимнего и обагрился кровью снег на Сенатской площади, на Монетном дворе развертывалась привычная для него суета, приятная и перспективная для чиновников и художников-граверов в смысле возможных наград: возвращались к отвергнутому непонятным и страшным, как дурной сон, Павлом традиционному типу рублевика с портретом. Работа ведется, конечно, без особой огласки, и начальству лучше знать, из-за чего такая спешка, однако в происходящем решительно нет ничего сомнительного и сколько-нибудь секретного! Зашевелились десятки людей — и на Монетном дворе, и вне его, в Канцелярии министра финансов, в Департаменте горных и соляных дел. А сколько совсем неведомых нам особ первого класса уже втянулись в игру: какие-то чиновные люди толкают под локти Канкрина, подсказывая свои выдумки; уже подняты из кладовой давно забытые штемпели 1779 г. и тискаются и рассылаются избранным «персонам» придуманные когда-то «матушкой Екатериной» задиристые медали на рождение Константина (крест на Святую Софию, никак не меньше!).

В курсе дел Канкрин и его Канцелярия, директор Департамента горных и соляных дел Е. В. Карнеев, который мечется взад-вперед через Неву между Монетным двором и Канцелярией министра на Дворцовой набережной, автор рисунка-проекта Я. Я. Рейхель, числящийся honoris causa в штате Медальерной палаты. Шесть медальеров — чуть ли не весь старший состав граверов палаты — засажены трудиться, будто бы «день и ночь», и два из них — настоящие авторы-исполнители принятых министром штемпелей! Старый служака, вардейн Еллерс, отвечающий за движение и учет драгоценного металла, никаких инструкций не нарушит, если «не заметит», что Рейхель или еще кто-нибудь из причастных к операции захочет пораньше обзавестись новинкой — портретным оттиском в серебре: всего-то и дела — забить вместе с браком и излишком проб рублевик из своего кошелька! Это уже потом Карнеев будет рапортовать, что «на Монетном дворе ничего не осталось...».

Итак, сначала было вместо шести семь, а затем вместо семи — восемь объектов: пять пробных рублевиков с гуртовой надписью и три пробных оттиска с гладким гуртом, и кто знает, сколько их вынесено с Монетного двора? Было бы странно, если бы Рейхель, свой человек на Монетном дворе и в Медальерной палате, автор проектных рисунков и коллекционер, да еще и близкий друг самого министра, не обзавелся бы пробою: возможно, и не одною — для «превосходительных» знакомых и друзей, каких-нибудь зажившихся деятелей «времен Очакова и Крыма». Это касается и Канкрина, лично на Монетном дворе не показывавшегося, но ему полагалось одобрить или отвергнуть первую пробу штемпеля: значит, еще экземпляр или даже экземпляры...

Продолжим траектории «блуждающих» монет, обратившись к аукционным каталогам 1964 — 1980 гг., любезно присланным мне издателями или корреспондентами. Самый ранний из них печатался чуть раньше моей книги и уже отмечен ею. Аукцион, организованный совместно фирмами А. Хесса и Банк Леу, состоялся в октябре 1964 г. в Люцерне. Обложку аукционного каталога украшают фототипии обеих сторон сенсации аукциона — константиновского рубля с гуртовой надписью. На аверсе видно, что ушная раковина портрета Константина наполовину раздавлена. Монета описана под № 1568 и еще раз воспроизведена на таблице, вес не указан, и имеется отсылка к соответствующему разделу моей книги [4]. Отмечена и находившаяся при монете записка-автограф ее бывшего владельца; кстати, имя владельца не называлось — оно было указано в моей книге — принц Александр Гессенский. Объявленная цена рубля — 50 000 швейцарских франков [5]. Как сообщил один из участников аукциона, владельца рубля Ораса Бранда представляла его племянница, а операцию вел ее поверенный Р. Фридберг. Монета досталась торговцу монетами из Цинциннати Солу Каплану, уплатившему 38 000 долл. плюс 5% аукционисту.

С Капланом (ныне покойным) в то время я уже был знаком: в письме, присланном с каталогом, он интересовался, нельзя ли обменять в Эрмитаже его рубль на дублеты русских монет? Посещение Эрмитажа в первый раз незадолго до того произвело на него неизгладимое впечатление, о котором он сам потом вспоминал. Переступая порог Отдела нумизматики Эрмитажа, Каплан был в полной уверенности, что по крайней мере русская часть прославленного мюнц-кабинета давно опустошена: золото и серебро ее монет и медалей перелито в слитки и даже медные монеты с императорскими гербами давно истреблены и переделаны на подшипники для тракторов (так можно было читать в кое-каких, как будто бы даже серьезных изданиях...). Вскоре ему понадобился платок, чтобы утирать испарину с лица.

В руках Каплана тогда находилось бывшее собрание великого князя Георгия Михайловича, и первые его слова при нашем знакомстве были: «Я приехал помочь Эрмитажу восстановить его коллекцию!» Я привел его в кладовую драгоценностей Отдела нумизматики. Тяжесть вынимаемых мною из шкафов планшетов с русскими золотыми медалями, с которых мы начали, несколько смутила гостя. Но может быть, я только делал вид, что они так тяжелы? Попросив разрешения приподнять показываемые мною вещи, он убедился, что никакого обмана нет и в шкафах действительно хранится немыслимое количество, несомненно, золотых и платиновых медалей и монет. Расстались мы друзьями, хоть и оказалось, что ему нечего предложить Эрмитажу! Впоследствии П. Ф. Регенсбург из Гааги сообщил мне, что рубль, купленный Капланом, ушел в одну цюрихскую коллекцию.

В 1965 г. фирма Г. Ф. Шульмана продавала в Нью-Йорке коллекцию Е. Арлова из Новой Зеландии. Достопримечательностью этой коллекции был константиновский рубль (с гуртовой надписью), который оценивался в 35 000 долл. [6]. В декабре 1965 г. «Коин Ворлд» поместил репортаж с аукциона: Шульман открывает его константиновским рублем, называя цену 35 000 долл. Первым отзывается С. Ф. Дж. Бургдорф из Музея Эстери Нумизматик Ассошиэйшн; затем Берндт Альстром из Стокгольма предлагает 37 000 долл. Эта цена превышает рекордную для серебряных монет, уплаченную в 1963 г. за доллар 1804 г. ... Сол Каплан дает 38 000. В затихшем зале Шульман объявляет 39 000 от имени не названного клиента, но французский агент П. Р. предлагает рекордную сумму — 41000 долл., и монета продана. Присутствовавший на аукционе в качестве гостя Гарри Северин писал мне об очень наэлектризованной атмосфере, царившей при продаже константиновского рубля.

Как указывает каталог, в первые два дня аукциона его монеты были доступны обозрению в особом помещении, однако издатель каталога предпочел не фотографировать продававшийся рубль и воспользовался репродукцией с эрмитажного экземпляра, помещенной в моей книге [1, с. 30] (Оригинал снимка выдает и знакомый мне дефект ободка лицевой стороны в левой верхней части. Однажды, вынимая второпях монету из ее коробочки, я до крови порезал палец острой пленкой серебра — и черное пятно на бакенбарде, и такая же чернота в контуре шеи. К особенностям подсветки при фотографировании относятся тень под глазом и над ключицей и даже отблеск металла на кончике носа. Для каталога снималась, следовательно, не монета, а вполне определенная фотография).

Но какой же экземпляр продавался? Выбор совсем невелик: из пяти монет исключаются музейные — Государственного Эрмитажа, Государственного Исторического музея и Смитсоновского собрания (бывший экземпляр великого князя Георгия Михайловича); следовательно, это могут быть только две монеты с гуртовой надписью — великого князя Сергея Александровича или продававшийся год назад рубль Александра Гессенского — Ораса Бранда. Сведения о первой обрывались для меня на аукционе Гамбургера 1898 г., где только она и могла продаваться в составе собрания некоего Пниовера из Бреслау — единственная русская для всего каталога! Что касается второго рубля, то в момент его продажи в 1964 г. при монете находился упомянутый выше автограф бывшего знатного владельца; он повышал ценность монеты: кто упустил бы возможность отметить при продаже эту ее принадлежность?

Однако я склонен видеть в экземпляре, который фирма Г. Ф. Шульмана продавала в Нью-Йорке в 1965 г., залежавшийся с 1898 г. рубль с аукциона Гамбургера, т. е. рубль великого князя Сергея Александровича, хотя в каталоге Спинка 1974 г., к которому мы обратимся далее, сообщается, что Шульман в ноябре 1965 г. продавал бывший экземпляр Александра Гессенского. Но обе монеты легко спутать: на не очень четкой репродукции каталога 1898 г. хорошо видна характерная особенность монеты — раздавленное ухо, но не совсем такое, как на монете Александра Гессенского в каталоге Мерцбахера 1914 г. Другой признак монеты с фото 1898 г. — отсутствие четкости в прядях волос Константина; монета выглядит потертой, как будто ее годами носили в кошельке среди других монет. Не поэтому ли и произошла подмена ее лучшим экземпляром для обложки каталога?

В 1972 г. тронулся с места рубль без гуртовой надписи, получивший известность раньше других экземпляр Рейхеля — Толстого с его уже достаточно богатым curriculam vitae (В брошюре В. Фукса — № 3 из числа рублей без гуртовой надписи (с. 8). (Примеч. ред.)). Последним известным нам владельцем был А. Е. Кельнш, выходец из России, умерший в США в 1961 г. (В 1979 г. его вдова предлагала Министерству культуры СССР приобрести коллекцию умершего, но предложение было отклонено.) В присланном мне А. Крейсбергом каталоге рубль приведен под № 2013, и его прошлое описано со ссылкой на мою книгу: изображение монеты дано в увеличенном виде на обложке и на таблице [7]. Кроме того, Крейсберг прислал мне еще и отличный фотоснимок монеты. Индивидуальным признаком ее, впервые воспроизведенным не очень четко в каталоге Хесса 1913 г., являются помятые и утратившие четкость «городки» — зубчатые выступы ободка аверса, начиная от двойки даты и до буквы «Р» в слове «ВСЕРОСС». В каталоге Крейсберга-Когена кроме этого имеется еще один «благоприобретенный», но временный признак: на скуле между бакенбардой и глазом хорошо заметны два темных пятнышка (запомним эти «родинки»).

Писавший мне об этом рубле В. Арефьев из Розевиля 1 октября 1972 г. сообщал, что по его данным, приобретенный Кельпшем на аукционе монет короля Фарука рубль Константина представлял собою подделку, подлинный рубль оставался в чикагском собрании Брандов и куплен Кельпшем в частном порядке — у Г. Д. Гиббса? Соображение веское, перекликается и с моими сомнениями: как могло так получиться, что хорошо известная монета не выделена и даже включена в «сет» — набор монет средней и малой ценности, не говоря уже об отсутствии изображения в каталоге! Как увидим далее, подделок существует много и, может быть, достаточно старых. Но, рассуждал я, продажа осуществлялась в крайней спешке и при полной некомпетентности в тонкостях нумизматики и антиквариата. В таких условиях все представлялось возможным.

Остается во всяком случае несомненным то, что была у Фарука подлинная монета или нет, у Кельпша монета, ранее принадлежавшая И. И. Толстому, побывала. «Коин Ворлд» от 28 октября 1979 г. излагал историю этой монеты, повторив приведенный мною список владельцев; вместе с тем им было отмечено, что в моей книге этот период истории монеты Рейхеля-Толстого излагается неточно, с чем я согласен.

В 1974 г. тот же экземпляр рубля без гуртовой надписи переходит в новые руки на аукционе фирмы «Спинк и Сын». Со своими «родинками» он красуется на обложке каталога вместе с восемью золотыми редкостями и на изображениях в натуральную величину и эффектном увеличении на всю страницу. За описанием под № 757 с оценкой в 200 000 долл. идет обширная историческая справка, и в ней есть первое для заграницы упоминание о существовании и второго экземпляра без гуртовой надписи, принадлежавшего «неизвестному русскому коллекционеру» [8]. Это сообщение повторит в 1979 г. «Коин Ворлд».

Другой, давно знакомый нам рубль без гуртовой надписи вскоре опять меняет владельца и появляется в каталоге альбомного формата, который известен мне только по снимкам двух страниц (68 и 69). Их прислал мне в 1981 г. председатель Франкфуртского научного нумизматического общества В. Фукс, забыв сообщить выходные данные. Как я догадываюсь, это аукцион Американской нумизматической ассоциации (ANA) 1979 г., упомянутый в названной выше статье «Коин Ворлд». Снимок запечатлел карандашную пометку — «114 000 долларов», но он недостаточно четок, чтобы рассмотреть индивидуальные признаки монеты (В брошюре В. Фукса — это № 2 из числа рублей без гуртовой надписи. (Примеч. ред.)).

Затем я получил присланный мне Р. Зандером прекрасно изданный каталог Сотби для следующего «константиновского» аукциона 1981 г. [9]. Продавалось собрание Дж. Р. Фарнелла и монеты еще нескольких владельцев. Константиновский рубль здесь новинка. Это еще один экземпляр без гуртовой надписи, собственность некоего частного лица. Он описан под № 396, при оценке в 80 000 — 100 000 долл., и изображен на обложке каталога с запомнившейся мне маленькой щербинкой внизу на безупречно ровном ободке. Еще одно увеличение рядом с изображением в натуральную величину находится подле пространного описания и исторической справки. В. Фукс писал мне, что после предложения 55 000 долл. монета была отозвана без объяснения причины... (В брошюре В. Фукса — это № 1 из числа рублей без гуртовой надписи. (Примеч. ред.)).

Вот так этот последний рубль Константина, подлинность которого я установил в 1962 г., примерив его к штемпелям [1, с. 79 — 80], ускользнул за границу, и мои попытки привлечь к нему внимание музейного ведомства и высокого начальства не увенчались успехом...

Итак, на нумизматическом рынке имеют хождение три экземпляра рублей без гуртовой надписи.

Обратимся теперь к новинкам в части подделывания константиновского рубля, начав со снискавшего такую незавидную славу А. В. Трубецкого. Он ведь клялся, что из «спасенных» им пяти уцелело лишь два рубля, а три покоятся на дне Атлантического океана. Вслед за поднесением «редкости» Трубецкого императорскому Эрмитажу второй экземпляр" оказался в коллекции великого князя Георгия Михайловича [10, с. XII, 281 — 282]. В дальнейшем через руки Каплана прошла и эта подделка вместе с подлинным рублем как «второй экземпляр». Обе значатся на л. 119 описи Каплана, копии которой есть и в Эрмитаже. Но это не все. Еще один, т. е. уже третий, экземпляр Фукс недавно приобрел в Дюссельдорфе! (В брошюре В. Фукса — это № 3 из числа фальшивых константиновских рублей (с. 9 — 10). (Примеч. ред)) Как же не узнать его «французскую» пятерку в дате и искаженное русское «П» в слове «ИМП.»! Та же лишняя точка под лапой орла со скипетром; на превосходном по сохранности экземпляре повторяется даже маленькая вмятина на фоне справа от короны. Однако есть здесь и новое: стороны противопоставлены, как у подлинной монеты. Следовательно, при чеканке этого экземпляра учитывалась новейшая информация, а чеканка не была одноразовой!

Сохранилась моя запись 1972 г. о беседе с ленинградцем О. А. Савиновым, рассказавшем о виденном им в Москве лет за 15 до того розовом футлярчике, в гнезде которого лежал серебряный рубль Константина, и на гладком его гурте, как бывает на французских медалях, было выбито «argent». Напомнив ему об этом разговоре, я выяснил, что монету показывал ему известный московский собиратель, ныне покойный М. Д. Неронов. Не может ли это быть «вторая жизнь» штемпелей Трубецкого? Москвичи говорят, что розовый футлярчик больше у них не показывается.

В течение всего 1981 г. длилась моя оживленная переписка с Ю. Арсланом, живущим в Новом Голливуде (США). Начало положила его просьба подтвердить подлинность одной монеты: серебряный рубль Константина 900-й пробы, весом 20,21 г, выполнен чеканкой на высоком техническом уровне, стороны противопоставлены, как у подлинной монеты (↑↓), имеется оттиснутая вглубь гуртовая надпись: «СЕР. 837з ПРОБЫ 4 ЗОЛ. 8214/25 ДОЛИ». По содержанию она соответствует типу рублей 1810 — 1885 гг., но ее начертание как раз и доказывает подделку. Вместо старомодных, сравнительно неглубоких и не очень тонких углубленных букв первой половины века мы видим как бы нанесенные тонким пером, спокойные буквы надписи, заменившей прежнюю в 1850 г.

По словам владельца, монета получена им от брата, живущего в Аргентине, куда он переселился в 1928 г. из Ливана, где жили их родители, бежавшие в 1914 г. из турецкой Армении. Г. Арслан писал, что монета находилась в их семье издавна, но наличие гуртовой надписи, ставшей известной на рублях Константина лишь в 1879 г., и исключительно редкая для русской нумизматики противопоставленность сторон убеждают, что подделка не могла быть выполнена ранее 1880 г., когда открылась «тайна» этой пробной монеты.

Еще в 1976 г. я узнал, что Фукс стал обладателем константиновского рубля, привезенного во Франкфурт-на-Майне из Ленинграда неким «израильтянином». Оказалось, что это — не упоминавшийся выше подлинный рубль без гуртовой надписи, ни тем паче, не проблематический шестой гурченый. Когда у меня уже были фото и слепки голливудской монеты, Фукс, готовивший для журнала своего общества статью о подделках константиновских рублей [11], прислал мне слепок, хорошо передающий гуртовую надпись, фотографии, а также гальвано своего рубля. После этого я убедился, что оба фальсификата идентичны! (В брошюре В. Фукса — это № 4 из числа фальшивых константиновских рублей (с. 10). (Примеч. ред.)) На подлинном рубле 1825 г. очевидно единство стиля портрета с его нарочитой, романтической «непричесанностью»; в повторении исчезло единство движения свободно лежащей массы волос, куафюра «уложена» прядь к пряди, а на месте свободно начесанных вперед висков оказывается будто приклеенная курчавая «котлетка». Итак, перед нами высший класс подделки, с использованием обжатых обыкновенных рублевиков XIX в.

Начиная с 1966 г. приходившие в Эрмитаж письма советских любителей постепенно познакомили меня с рядом образцов тиснения почти профессионально выполненными штемпелями, но преимущественно на податливом, мягком металле типа типографского гарта или какого-то белого, используемого зубными врачами. Эти оттиски ближайшим образом подобны по штемпелям рублям Арслана-Фукса. Протирки, с которых обычно начиналось знакомство, долго затрудняли и дразнили меня, пока О. А. Савинов, узнав о моей заинтересованности, не предложил в дар Эрмитажу свой экземпляр, случайно приобретенный им около 1970 г. у любителя с Урала. Этот экземпляр отлично сохранился, чеканен из темно-серого металла, вроде типографского гарта в кольце; подобная подделка есть и в Государственном Историческом музее, но последний чеканен из мягкого белого металла. Обе монеты ближе всего к протирке, полученной еще в 1966 г. из Уфы от Н. Н. Леонтьева. В таком же роде и вторая протирка 1979 г. с кружка «серого металла», за которым последовало и фото — из Арзамаса от С. А. Смирнова.

Если бы не в меру острое и высокое «Л» в слове «золот.» на реверсе последней, я бы признал их все чеканенными одной парой штемпелей — той самой, которой чеканены рубли Арслана и Фукса. Во всех них доминирует некое «чуть-чуть»: чуть-чуть не совсем профессионально выглядят литеры; чуть-чуть лишнего в «наклеенных» бровях Константина; чуть-чуть больше, чем нужно, «провален» вздернутый нос; губы-щелочки; подбородку позавидовал бы и сам Муссолини, а угол между шеей и грудью приводит на память выражение «грудь колесом». На обороте очень жирная последняя точка у «С. П. Б.», а ободки из «городков» всюду одинаково далеки от оригинала, хотя, наверное, нанесены даже по счету. Соотношение сторон у всех экземпляров, как у подлинного рубля.

И. В. Викторов из Челябинска прислал фото серебряной отливки подобного рубля: его оригинал отличается прямой постановкой сторон и большим «благообразием» портрета.

Большое количество оттисков в дешевом металле рассчитано на не очень взыскательного любителя. Но вся «стая» этой дешевки вспорхнула более или менее единовременно на довольно-таки определенной части территории СССР, по обе стороны Уральского хребта. Сравним помещаемые рядом пары снимков — серебряного экземпляра Фукса и монеты из «серого металла» О. А. Савинова: перед нами оттиски одной и той же пары штемпелей! Сомнительную честь первого толчка к созданию этих штемпелей, пожалуй, приходится отдать моей книге [1].

Приглашаю владельца штемпелей последовать примеру «раскаявшегося разбойника», отдавшего в Эрмитаж свой штемпель для выделки фальшивых ефимков после моей разоблачительной публикации...

В заключение не миновать обращения к концепции В. В. Бартошевича, истолковавшего свою превосходную находку с позиций версии о шести, а не пяти «образцовых» монетах — вопреки наличию нашего материала. Без спору, не разделяя эту концепцию в целом, принял это прочтение и В. Л. Янин. Однако в любом случае шесть монет — лишь одно из возможных формально, но отнюдь не лучшее по конкретности прочтение слов «к прежним двум еще четыре образцовых». Оно игнорирует специфику и непременные условия производства, на котором разыгрывается история чеканки константиновских рублей, и несет в себе соблазн пойти слишком далеко в поисках «виновных».

Вардейн — хранитель ценностей Монетного двора, составляя адресуемый самому высокому начальству рапорт, непременно говорит о шести совершенно одинаковых монетах, конечном результате операции, скорее как заправский коллекционер, а не как ответственный за казенные ценности чиновник! Но хранимое им серебро на определенном этапе производства начинают учитывать в рабочем порядке штучно, в монетных кружках, а в данном случае — в рублевых. Обработанные в ходе контролируемой самим министром операции, все они еще не настоящие, законные рубли, а только пробы, разной степени готовности образцы предполагаемых монет, выполненные в серебре, а оно подлежит строжайшему учету при отпуске с Монетного двора. Уж тут вардейн маху не даст! А они еще идут прямо в руки министра! Проследим же, когда, в какой последовательности и с какими «образцовыми монетами» имел дело в интересующие нас дни января 1826 г. Еллерс, вдохновляемый служебным рвением и возможностью блеснуть перед начальством.

Документ В. В. Бартошевича открывает занимательную картину того, как в целях скорейшего выполнения одобренного и кем-то подправленного рейхелевского проекта, вернее всего по инициативе руководителя Департамента горных и соляных дел Карнеева, в работу был включен чуть ли не весь старший состав граверов немноголюдной Медальерной палаты Монетного двора: «...на трех штемпелях начали... вырезывать портрет и на трех же реверс... Штемпели сии отданы в разные руки для большего соревнования». Наши материальные памятники — сами штемпели разной степени готовности рассказывают то же самое: в мастерстве и скорости соревновались в изготовлении портрета три гравера и, скорее всего, столько же занималось и менее ответственной и трудоемкой гербовой стороной, хоть и едва ли следует принимать всерьез «день и ночь» рапорта. А спешка была такая, что как только готова первая пара, а точнее первый портрет к уже готовому гербовому штемпелю, министр удовлетворился ею и остановил соревнование.

Стало быть, первый гравер мог объявить о завершении своего портрета если не 11-го, в пятницу к концу дня, то по крайней мере утром в субботу. Но вырезанный штемпель еще не «инструмент». Естественно, что первым побуждением руководителей операции было закалить так страстно ожидаемую пару и испытать ее уже не на олове, а в деле на ручном винтовом прессе — непременной принадлежности Медальерной палаты — чтобы убедиться, что штемпели не имеют скрытых дефектов, а главное поскорее утолить нетерпение начальства! Ни Карнеев, ни Еллерс и помыслить не посмели бы, чтобы остановить конкурс при выходе к финишу первого гравера. Это оставалось прерогативой одного только министра, и требовалось как можно скорее показать ему оттиск — конечно, на серебре. Сам Карнеев, допускаемый в кабинет министра, помчался к нему с оттиском, и проба сразу получила одобрение, после чего последовало указание остановить работу над другими парами и готовить комплект гурченых пробных рублевиков.

Первый пробный оттиск, еще с гладким гуртом, естественно, остался у министра: кто осмелится требовать его обратно? Может быть, министру еще нужно согласовать его с кем-либо? И вардейн Еллерс спешит записать в расход первый рублевый кружок. И пока ожидали Карнеева с ответом, можно было в Медальерной палате уничтожить путем забивки лишние кружки, оставшиеся после выбора лучшего на показ министру. При этой оказии вхожему в Медальерную палату автору проектных рисунков куда как удобно было бы принять участие в забивке и получше заколотить вынутый из кармана хотя бы один обыкновенный рублевик, чтобы Еллерс не заметил убыли отпущенных для испытания кружков при подсчете забитых лепех. Так в субботу ушел с Монетного двора самый первый константиновский рубль (проба без гурта) — для нас, интересующихся им, и первый «образцовый» рубль — для Еллерса. А тайно, вне всякого учета, но и без ущерба для казначейства Монетного двора, именно тогда могли последовать за ним и второй — рейхелевский, и третий...

После одобрения министром штемпелей оставалось лишь отчеканить требующееся количество пробных монет на гурченых кружках. С 1810 г. для рублевой монеты была узаконена гуртовая надпись: «СЕР. 83 1/3 ПРОБЫ 2 ЗОЛ. 7/25 ДОЛ.» (существует вариант последней дроби, но он не имеет для нас значения). Гуртильный станок работал безупречно, в чем можно убедиться, просматривая в любом количестве рублевики: выпуклые буквы, цифры и точки наносившего их инструмента впивались в кромку посылаемых на него кружков, оставляя на них четкую надпись, а последняя операция — чеканка — производилась в кольце, которое при натиске верхнего штемпеля равномерно обжимало поверхность гурта, нисколько не ухудшая надпись. Но и здесь ожидала руководителей Монетного двора неприятность: в медальном винтовом прессе кольцо вело себя по-другому. Монета в кольце перекосилась и на экземпляре Эрмитажа едва видна не совсем заглаженная часть надписи «СЕР 83 '/з ПРОБ»: ее буквы и цифры будто процарапаны тонкой иглой. На перекос указывает и то, что первое «С» стоит между «строками» — гранями, а «ОБ» — уже на грани вплотную. Над верхней частью портретной стороны и под противоположной стороной кружка нажим штемпеля выдавил вверх над ободками острые заусеницы (поэтому-то я и предположил было чеканку на прессе Дро, имевшемся на Монетном дворе). А куда годится ухо Константина на двух монетах, смятое и раздавленное?

Досконально знающим свое дело и привыкшим отвечать за отличное качество продукции мастерам становится страшно: как можно показать министру и тем более самому царю такой брак! Но время еще есть — и сам Карнеев спешит в министерство с гурченым «образцовым» рублем и застревает там на весь день... День субботний идет к концу и, не дождавшись указаний, Еллерс все, что получше из напечатанного, откладывает до понедельника и записывает в расход еще один рублевый кружок. Для него итог дня по «образцовой» монете составляет отпуск двух кружков. В понедельник к общему удивлению оказывается, что министра нисколько не расстраивает качество пробных монет; он удовлетворен и готов поскорее принять заказанный комплект, какой бы он ни был! Еллерс отбирает из оставленного запаса еще четыре кружка, а остальные забивает для сплавки.

Так могут быть прочтены слова рапорта «к прежним двум еще четыре образцовых рубля», если ориентироваться на представленную накануне одну пробу штемпелей и известные нам в натуре пять «образцовых» монет. Тогда Е. Ф. Канкрин был прав, высказываясь о шести рублях, — пяти «образцовых», сохранявшихся в его канцелярии, и одном пробном, доставленном лично ему раньше. Он не знал или не хотел знать об экземпляре (экземплярах?) Рейхеля, а мы не знаем, какова была участь оставшегося у министра пробного оттиска, пока он не обнаруживается в Петрограде, скажем, в коллекции известного собирателя Л. X. Иозефа.

Мнение В. В. Бартошевича о шести «образцовых» (гурченых) монетах принято с доверием В. Л. Яниным, который, однако, предположил возможного владельца продававшегося в 1898 г. рубля А. Ф. Бычкова, исходя из того, что у него оказалась и пара оловянных оттисков штемпелей; как раз этой пары и недоставало, когда в 1917 г. причастный к хранению редкостей, собравшихся в Канцелярии министра финансов, С. Н. Смирнов решил отдать их в музей. (По моему предположению, он вместе со всем константиновским комплектом тогда отдал в Эрмитаж и замечательный картон с оттисками «иностранных» штемпелей Монетного двора — лобанчики, турецкие куруши начала XIX в. и проч.) [12, с. 27]. Не тогда ли недостававшаяся пара слепков пошла в Государственный Исторический музей? Вообще можно ли поручиться, что во время протекавшего в Медальерной палате «конкурса» на портрет предполагаемого нового царя не представляющие никакой материальной и отчетной ценности «отбросы производства» — оловянные слепки, по которым граверы контролировали себя, не уносились из любопытства многими причастными и не причастными к этой работе?

Предположение В. Л. Янина о возможной принадлежности рубля А. Ф. Бычкову, расставшемуся перед смертью со своим собранием, не подтверждается; будь А. Ф. Бычков собирателем монет, странным было бы сохранение им до смерти одного константиновского рубля, когда гораздо более близкий его научным интересам сребреник Владимира он сохранить не сумел [13, s. 10 — 12]. Если считать, что рублей с гуртовой надписью было только пять, то в 1898 г. мог продаваться только экземпляр совершенно равнодушного к нумизматике и не уберегшего семейный сувенир великого князя Сергея Александровича.

Экземпляр Отдела нумизматики Государственного Эрмитажа. Вес монеты 20,63 г. Передан в ОН ГЭ из Министерства финансов 19 июня 1879 г.

Экземпляр Александра II. Получен 15 июня 1879 г. из Министерства финансов. В 1927 г. попал в ОН ГЭ вместе с коллекцией монет императора. 18 января 1930 г. передан в Отдел нумизматики Государственного Исторического музея. Вес монеты 20,55 г.

Экземпляр великого князя Георгия Михайловича. Передан 16 июня 1879 г. из Министерства финансов. В 1909 г. вместе с коллекцией передан на вечное хранение в Музей Александра III (ныне Государственный Русский музей). В 1919 г. эвакуированная из Петрограда коллекция попала за границу. Продавался на аукционе в Лондоне в 1950 г. Был в руках Сола Каплана (США). В 1959 г. куплен В. Г. дю-Понтом и в 1959 — 1960 гг. передан в Национальный музей США — Смитсоновский институт. Вес монеты 18,52 г.

Экземпляр великого князя Сергея Александровича. Передан из Министерства финансов между 15 июля — 8 февраля 1879 г. Предположительно продавался на аукционе фирмы Гамбургера в Франкфурте-на-Майне в 1898 г., затем в составе коллекции Е. Арлова (Новая Зеландия) вновь объявился на аукционе фирмы Г. Ф. Шульмана в Нью-Йорке в декабре 1965 г. Владелец монеты неизвестен. Вес монеты неизвестен.

Экземпляр принца Александра Гессенского. Получен от Александра II, видимо, 18 февраля 1880 г. Продавался па аукционе в Мюнхене, проведенном фирмой наследников Е. Мерцбахер 7 января 1914 г. Монета была куплена В. Брандом (США), после его смерти в 1926 г. перешла к его брату О. Бранду. После смерти О. Бранда продавалась в 1964 г. на аукционе в Люцерне, организованном фирмами А. Хесса и Банк Леу. Монета досталась Солу Каплану (США), затем перешла в цюрихскую коллекцию. Вес монеты 20,61 г.

Пробный оттиск штемпелей рубля Константина на негурченом кружке. Экземпляр Рейхеля- Шуберта Толстого. Вес монеты 20,75 г.

Пробный оттиск штемпелей рубля Константина на негурченом кружке. Экземпляр Канкрина (5) - Иозефа Рихтера. Вес монеты 20,57 г.

Третий рубль Константина без гуртовой надписи. Бывший экземпляр В. Г. Гаршина. Коллекция В. Фукса (ФРГ). Вес монеты 20,89 г.

Новый, уже третий экземпляр парижского рубля Трубецкого из коллекции В. Фукса (ФРГ). Вес монеты 21,48 г.

Поддельный рубль Константина из Нового Голливуда. Коллекция Ю. Арслана (США).

Поддельный рубль Константина, чеканенный на обжатом, гурченом кружке. Коллекция В. Фукса (ФРГ).

Поддельный рубль Константина, тождественный рублю Ю. Арслана. Серебро. Коллекция В. Фукса (ФРГ).

Оттиск штемпелей того же поддельного рубля из серого металла. Собрание Эрмитажа, дар О. А. Савинова (СССР).

Гуртовая надпись поддельного рубля Константина, принадлежащего Ю. Арслану (США)

Новейшая подделка константиновского рубля, появившаяся в ФРГ. Коллекция В. Фукса (ФРГ). Пробный экземпляр, чеканенный на плохо сглаженном рубле 1820 г.

Новейшая подделка из ФРГ. Такой же поддельный рубль, чеканен на хорошо подготовленном рубле. Коллекция В. Фукса (ФРГ)

Новейшие подделки из СССР:

Рубль О. А. Савинова. Серый металл

Рубль С. А. Смирнова (Арзамас)

Рубль В. П. Викторова (Челябинск)

1. Спасский И. Г. По следам одной редкой монеты. — Л.-М., Советский художник, 1964.

2. В Библиотеке Отдела нумизматики Эрмитажа имеется такой список, сделанный с разрешения А. А. Ильина незадолго до начала войны 1941 г. Ю. В. Богдановичем.

3. Волкова К. Г., Гаршин А. Б. Владимир Георгиевич Гаршин. Дополнения к историко-биографическому очерку Ю. И. Будыко. — Л., 1983 (машинопись). Хранится в Библиотеке ОН ГЭ.

4. Спасский И. Г. Русская монетная система. Историко-нумизматический очерк. — 4-е изд. — Л., Аврора, 1970.

5. Europaische Munzen. Auktion 27 am 14., 15 und 16. Oktober 1964 in Luzern. A. Hess A.G. Luzern, Bank Leu & Co AG Zurich, n°. 1568, Taf. LX11.

6. Hans F. Schulman, New York. Coin auction. The Arlow collection. November. 18 — 20. 1965, n°. 2374.

7. Abner Kreisberg — Jerry Cohen, Beverly Hills, Ca. Auction Catalogue, November 27, 1972, n°. 2013. «Quality sales» corp.

8. Spink & Son Ltd., London — Galerie des Monnaies SA, Geneve. Coins of the World, Ceneve 16 — 17 Oktober 1974, n°. 757.

9. Sotheby.s Ancient and Modern World Coins; The John R. Farnell Collection, Part I. Public auction. December 8, 1981.

10. В. кн. Георгий Михайлович. Монеты царствования имп. Николая I. — СПб., 1890. — С. XII и 281 — 282.

11. Geldgeschichtliche Nachrichten. Herausgeber Gesellschaft fur Internationale Geldgeschichte Gemeinniitzige Forschungsgesellschaft et V. Frankfurt-am-Main.

12. Спасский И. Г. Когда и для чего впервые чеканились в Петербурге голландские дукаты?//Вспомогательные исторические дисциплины. — X вып., 1978.

13. Ivan Spasskiy. Staroruska moneta z kolekcii Kazimerza Stronczinskiego w zbiorze Ermitazu. Lodzki Numizmatyk. Numer spezialny. — Lodz, 1973.