КЛАДЫ "БУНТАШНОГО ВРЕМЕНИ"

"На погосте святого Егория до литовского разорения было 5 лавок рубленых да четыре полки; а торговали в них съезжие сельские люди всяким товаром в неделю один день, в пятницу, а откупу с торгу давали в большой приход по 13 рублев, а ныне торг запустел от литовского разоренья" - так описывается состояние небольшого торжка иод городом Клином после польской интервенции, которую в народе назвали "литовским разореньем".

В одной челобитной бывший владелец поместья жаловался: "Поместьишко... пусто от лихолетья, один его дворишко..." При описании окрестностей столицы, сделанном в 1614 году, почти о каждом имении горестно говорилось: "а ныне все пусто: села и деревни запустели от литовских людей".

После "литовского разоренья"

"Пусто" было потому, что резко сократилось городское и сельское население, запустели пахотные земли, прекратились сельская торговля и промыслы, замерла городская жизнь. Особенно пострадали от "литовского разоренья" места, расположенные к западу и северо-западу от Москвы, по направлению к польским границам: уезды Можайский, Верейский, Звенигородский, Волоколамский, Рузский. В описаниях этих уездов, произведенных в 20-х годах XVII века, не раз встречались известия о крестьянах, вымерших в лихолетье целыми деревнями, или "побитых от польских и литовских людей", или "в полон пойманных". Но чаще всего сообщалось о заброшенных, опустевших селах и деревнях, крестьяне которых "збрели безвестно" или "ходят по миру".

На города и села к востоку и северо-востоку от столицы запустение распространилось в меньшей степени. На них опиралось ополчение Минина и Пожарского, здесь и хозяйственное восстановление началось несколько раньше.

Первые шесть лет после изгнания интервентов продолжали оставаться очень тяжелыми. Лишь в 1617 году был заключен мирный договор со Швецией. Шведы ушли из Новгорода, но удержали города по побережью Финского залива и закрыли России выход к Балтийскому морю. Шляхетская Польша никак не хотела смириться с крахом своих захватнических планов. В 1618 году королевич Владислав, бывший незадачливый "русский" царь, попытался вернуть русскую корону и даже сумел вновь подойти к Москве. Но его скоро отогнали, и Польше пришлось начать мирные переговоры. В 1618 году в Деулине было заключено перемирие на 14 с половиной лет. К Польше отошли Смоленск и часть пограничных русских городов. Окончательно поляки отказались от притязаний на русскую корону лишь в 1634 году, после войны за Смоленск.

Но тяжелые последствия интервенции все же постепенно забывались. Население понемногу возвращалось на старые места, обживало заброшенные деревни. Благодаря упорному крестьянскому труду хозяйство начало оживать уже к 20-м годам XVII века.

Среди многих мероприятий нового правительства, направленных на восстановление поколебавшихся основ феодального строя, не последнее место занимало восстановление нормального денежного обращения. Вновь начал регулярную чеканку денежный двор в Москве, а после 1617 года - Новгородский и Псковский. Желая восстановить денежную систему в полной мере, правительство возобновило чеканку денежек и полушек. Правда, монета чеканилась теперь по четырехрублевой стопе. Копейки стали легче. Старые тяжеловесные копейки казна выкупала. Из них чеканились новые легковесные деньги. К середине XVII века старые монеты трехрублевой стопы почти полностью исчезли из обращения.

К первой половине XVII века - временам правления Михаила Федоровича (1613-1645) - относится очень большое количество кладов: в Москве и Подмосковье их обнаружено 34. Среди них встречаются клады, зарытые в самые первые месяцы правления Михаила (№ 127 и 128) и датируемые примерно 20-ми - началом 30-х годов (№ 129), концом 30-х - началом 40-х годов, и зарытые в самом конце правления, около 1645 года. Отсутствие возможности точно приурочить время захоронений кладов к каким-то основным датам - верное доказательство того, что клады зарывались "не от худа". Очевидно, на руках у некоторой части населения скапливались деньги, и оно согласно вековой традиции доверяло их земле. Очень знаменательно и такое наблюдение. Клады Подмосковья происходят главным образом из районов, расположенных к востоку от Москвы. Из западных районов до нас дошли только три клада: из Истринского (№ 147), Можайского (№ 154) и Клинского (№ 149). Это показывает, насколько губительны были для западных районов последствия "литовского разоренья": они не смогли оправиться даже спустя 30 лет.

Итак, если раньше клады были свидетелями потрясений в жизни общества, то теперь, после изгнания врага, они становились доказательством экономического возрождения. Действительно, интенсивно работавшие денежные дворы выпускали массу продукции. Население городов с 20-х по 40-е годы возросло примерно на 60 процентов. Посадское ремесло все больше работало на рынок и превращалось в товарное производство. Появились крупные предприятия с новой организацией труда - мануфактуры. С ростом городской промышленности и ее специализации торговые связи между отдельными районами страны развивались и крепли. По определению В. И. Ленина, именно с XVII века начался "новый период русской истории", характеризовавшийся "концентрированием небольших местных рынков в единый всероссийский рынок". Центром складывавшегося всероссийского рынка, естественно, становится Москва, древняя столица Московии, средоточие торговли и ремесла.

Феодальная знать. Рисунок из книги Адама Олеария 'Путешествие в Московию'

Клады - мертвое сокровище

Но могла ли быть благополучной экономика государства, в котором деньги превращались в мертвое сокровище? Ведь вместо того чтобы использовать денежные средства на развитие промышленности, торговли, на различного рода предпринимательство, которое в свою очередь могло бы принести прибыль, люди прятали свои сбережения в кубышки и убирали их подальше от людских глаз. Колоссальные суммы выпадали таким образом из денежного обращения и становились бесполезными для общества.

Понятно, почему в изобилии встречаются клады на территории Киевской Руси в IX-XI веках. Ведь в то время монеты могли стать только или купеческим капиталом, или сырьем для ремесленников. Избыток денежных средств неизбежно уходил в клады.

Но в XVII веке социально-экономическая обстановка в Русском государстве была совершенно иной. Почему же при Михаиле Федоровиче, во время относительно спокойное, встречается так много кладов? Может быть, средства денежного обращения - монеты были не нужны? Но письменные источники говорят об обратном. В стране резко ощущался недостаток денежных средств. Богатые купцы, обладавшие колоссальными запасами товаров, часто не имели наличных денег. Деньги, взятые в кредит, вовремя не возвращались, но происходило это не из-за несостоятельности должников. В стране появилось множество суррогатов, заменявших деньги, а это тоже верный признак нехватки денежных знаков. В то же время в земле лежали бесполезные тысячи и десятки тысяч монет.

Приходится признать, что обилие кладов в эпоху, когда зарождались капиталистические отношения, не такое уж отрадное явление. Оно говорит нам о том, что промышленность развивалась недостаточно интенсивно, что частное предпринимательство было в самом зародышевом состоянии, что купеческий капитал не перерос еще в промышленный, способный дать жизнь новым промыслам, занять рабочие руки. Все это свидетельствует об отсталости русской экономики, о слабости элементов капитализма в развитии России того времени.

"Тайны" кладов XVII века

Первое и самое сильное впечатление, которое производят клады XVII века, времени правления царей Михаила Федоровича и Алексея Михайловича (1613-1676): насколько же увеличилось их количество и насколько выросли размеры! От времени Михаила осталось 34 клада, от времени Алексея - 29, всего за 63 года - 63 клада. Размер клада в 1500-2000 экземпляров стал рядовой нормой. Сплошь и рядом встречаются клады, насчитывающие до 6000-8000 монет, а есть клады в 22 тысячи и 33 тысячи монет.

Очень важная и характерная фигура для России XVII века - крупный купец, владелец домов, амбаров, лавок и торговых судов, ворочавший крупными капиталами. Купцы теперь наживались главным образом на внутренней торговле. Внешнюю торговлю все более и более прибирала к рукам царская казна.

Не служат ли огромные клады XVII века вещественными доказательствами роста торгового капитала? Не стоят ли за ними какие-нибудь московские купцы: например, гость Василий Шорин, богатейший негоциант, пользовавшийся большим влиянием в правительстве Алексея Михайловича, или династия купцов Филатьевых, или другие именитые гости?

О размерах денежных средств, которыми ворочал гость Шорин, можно судить хотя бы по тому, что в 1655 году он был должен в Приказ Большой казны 13 818 рублей, в Сибирский приказ - 8900 рублей, в Казанский приказ - 6000 рублей, а всего - 28 718 рублей. В копеечном выражении это составляет 2 871800 монет. Лишь один из его многочисленных приказчиков, отправляясь в 1661 году в Сибирь, получил "на товарную покупку" и на дорожные расходы более 1700 рублей.

У купцов Филатьевых только в одной Соли Вычегодской торговые обороты составляли от 400 до 5900 рублей в год. Филатьевы торговали со всей Сибирью и многими северными городами, и доходы их поступали, естественно, не только из Соли Вычегодской.

После смерти родоначальника купеческой и промышленной династии Максима Строганова в 1627 году наличных денег осталось 3133 рубля 11 алтын.

Итак, в документах встречаются суммы в 2 с лишним миллиона копеек, в 170 тысяч копеек и т. д. (если переводить все суммы в их реальное выражение в копейках). Кладов таких размеров нам не встречалось никогда, не только в Москве и Подмосковье, но и в других городах. Самый большой клад XVII века найден в Вологде и насчитывает 49 тысяч монет и несколько талеров. Это, конечно, большой клад, но он намного меньше тех сумм, в которых выражался капитал, даже часть его, богатых торговых людей.

Нельзя не сделать вывод о том, что и в XVII веке в России клады зарывали средние, рядовые посадские люди, крестьяне, мелкие феодалы. Богачи предпочитали хранить свои богатства по-другому. Их богатство выражалось в землях, домах, складах, торговых судах, богатой одежде и утвари, драгоценностях, различных вкладах, а деньги хранились в сундуках и мешках "за семью замками". История нумизматики не знает пока случая находки подобных сокровищ, хотя до нас дошли массивные кованые сундуки со сложными, хитрыми замками, потайными отделениями, явно предназначенными для хранения денег.

Для простого люда не составляло большого труда спрятать сокровища: деревенские и городские гончары в изобилии поставляли на рынок кубышки, оставалось найти укромное место. Правда, иногда встречаются клады в кожаных кошельках (возможно, это не клад, а утерянные или украденные деньги?), и в стеклянной аптечной посуде, и в берестяных коробках, и даже в ружейном дуле. Часто находят клады в крошечных свистульках (№ 210). Возможно, это были "детские" клады: ведь детей приучали к бережливости, к умению копить и хранить копейку! Иногда прятали деньги в обычном широкогорлом кувшине с ручкой, форма которого без значительных изменений дошла до нашего времени. Клады в кубышках, кувшинах, бутылках, коробках, найденные в подвалах домов, на огородах, на пашне, возле старых деревьев, на берегах рек,- все это скромные капиталы городских посадских людей и сельских жителей, которые жили одним днем и тем, что удавалось продать.

Где встречаются клады XVII века?

Расположение кладов XVII века в Москве очень хорошо иллюстрирует характер их основной массы. Чаще всего клады встречаются на окраинах тогдашнего города, где находились ремесленные слободы, где жили посадские люди черных сотен, и на месте стрелецких слобод.

Стрелец был весьма своеобразной фигурой тогдашнего московского общества. По положению это был служилый государев человек, обязанный нести военную службу и получавший денежное и хлебное жалованье. Размеры жалованья составляли 10 рублей в год. Стрельцы жили в своих домах в стрелецких слободах. В перерывах между воинскими занятиями у стрельцов было много свободного времени, а небольшое жалованье вынуждало их искать дополнительные источники дохода. Стрельцы пополняли ряды городских ремесленников и торговцев и, в сущности, ничем от них не отличались. Находки кладов в стрелецких слободах - явное тому подтверждение. Так, в районе современной Кропоткинской улицы, где в XVII веке располагалась стрелецкая слобода с полком полковника Зубова (отчего местность называлась "в Зубове"), найдены три клада (№ 137, 138, 139).

Часты находки кладов в тех районах города, где сосредоточивалась городская торговля. Именно отсюда происходят самые большие по размерам клады. Так, 33-тысячный клад времени Алексея Михайловича (№ 164) был найден па Красной площади возле Спасских ворот Кремля.

Красная площадь в Москве того времени была прежде всего торговым центром города. На ней располагался большой торг: стояли торговые ряды, многочисленные лавочки, палатки, рундуки со всякой снедью и товаром. У Спасских ворот шла книжная торговля, в том числе продавались иногда рукописные книги еретического содержания. Здесь же была своеобразная биржа труда для лиц духовного звания: безработные (безместные) попы нанимались для единовременных церковных служб. Между лавочками и лотками стояли митрополичья и патриаршая избы, где сидел патриарший тиун, распределявший между безместными попами работу и собиравший с них пошлину (по 10 денег, или по 2 алтына). Место было необыкновенно шумное и людное. Безместные попы, по рассказам современников, "садятся у Фроловского моста и бесчинства чинят великия и меж себя бранятся и укоризны чинят скаредные и смехотворные, а иные меж себя играют и борются и в кулачки бьются".

Трудно представить себе, чтобы кто-то попытался зарыть клад в таком месте. Скорее всего найденный здесь клад можно считать казенными сборами из митрополичьей избы, которые кто-то надежно припрятал.

Другой большой клад, состоящий из 22 тысяч монет (№ 179), был найден на большой торговой улице Ильинской. Здесь располагались Теплые ряды, торговые помещения - лавки, дворы. Неподалеку находилась Патриаршая певчая слобода, дворы и дома которой тоже отдавались под склады и лавки, полулавки и четвертьлавки. Сумма клада, которая могла быть результатом нескольких выручек за проданные товары, и была припрятана в какой-нибудь из многочисленных лавок.

Богаче ли стали владельцы кладов?

Хотя по сравнению с колоссальными капиталами именитых гостей большинство кладов XVII века представляются совсем скромными, нельзя не заметить, однако, что они выросли по сравнению с XVI веком в среднем в 2-3 раза.

По разбросанным в различных документах сведениям историки узнали, что цены в Русском государстве XVII века по сравнению со второй половиной XVI века увеличились тоже примерно в 2-3 раза. Вздорожали хлеб, скот, предметы первой необходимости. И клады почти с фотографической точностью отразили ото обстоятельство.

Причины роста цен были двоякого рода. С одной стороны, продолжала действовать западноевропейская конъюнктура. В Западной Европе с 20-х годов XVII века начала подниматься новая волна революции цен. Это не замедлило сказаться на русском рынке, тесно связанном с европейским. С другой стороны, снизилась реальная ценность русских копеек - понизился их вес, а с 1626 года ухудшилась и проба серебра. Соответственно возросли размеры кладов.

Керамические и стеклянные сосуды, в которых были укрыты клады

Но стали ли богаче владельцы кладов, повысился ли их жизненный уровень? Попытаемся найти ответ на этот вопрос, рассмотрев уровень цен на рынке. В 1656 году одна четверть ржи стоила рубль, пшеничной муки - около рубля. Пуд говядины стоил 28 копеек, овца - 30-36, поросенок - 5-6, жирный гусь - 9-10 копеек. Пуд масла оценивался в рубль, пуд соли - 20 копеек, пуд вяленой трески - 80 копеек. За копейку в августе можно было купить более сотни огурцов. Пиво и водка в царских кабаках и кружалах были недешевы. Большая бочка пива стоила 3 рубля, а одна кружка пивного уксуса - 3 копейки. Много дороже были предметы роскоши: пуд сахаpa обходился в 4-6 рублей, бочка хорошего белого французского вина - 25-30 рублей. Очень дорого - от 5 до 120 рублей за гривенку - стоили пряности (кардамон, корица, гвоздика, мускатный орех, шафран, миндаль). Дорогие ткани (бархат, камка, атлас) стоили приблизительно около рубля за аршин.

Относительная дешевизна съестных припасов вполне сочеталась с дороговизной предметов роскоши. Ее потребителем и покупателем являлась феодальная знать, добывавшая деньги на покупку французских вин и венецианского бархата путем жесточайшей эксплуатации крепостных крестьян. Крестьяне получали деньги, продавая на сельских и городских торгах свой урожай. Сельскохозяйственные продукты так мало стоили и их нужно было так много продать, чтобы заплатить денежный оброк! Не случайно XVII век был временем повсеместного перехода на денежные оброки. Хотя официально размеры их колебались в пределах одного рубля с крестьянского хозяйства в год, практически феодалы получали со своих крестьян много больше.

Клады свидетельствуют о том, что жизненный уровень рядового городского и сельского жителя в XVII веке остался приблизительно таким же, как в XVI веке.

Клады, насчитывающие суммы в 50-80 рублей, дают некоторое представление о размерах торговых оборотов мелких "рядовичей" - городских ремесленников и торговцев, сидевших со своими товарами в "рядах". В Московской большой таможне все торговцы были обязаны регистрировать свой товар, сделать "явку", в которой указывалось, на какую сумму будет продаваться партия товара, принадлежащая одному торговцу. По этим "явкам" мы узнаем, что непосредственные производители, доставившие в Москву свои товары, имели их на суммы от 20 до 100 рублей. Размеры наших кладов вполне укладываются в пределы указанных сумм. Можно предположить, что многие клады собирались из денег, вырученных в результате продажи одной или нескольких партий товара.

"Денежные воры"

Так называли на Руси фальшивомонетчиков. Этот термин все чаще и чаще появляется в письменных источниках XVII века. Клады в свою очередь показывают, что это не была излишняя подозрительность современников. Нет ни одного клада XVII века, где не встретилась бы хоть одна фальшивая монета, а иногда их бывает до десятка. Видимо, чистота клада зависела от опытности их владельца: бывалый горожанин сразу узнавал подозрительные монеты, а крестьянин, приехавший из глухой деревушки, мог и пропустить их. Ничего удивительного в этом не было.

Русские монеты XVII века были весьма невзрачны: мелкие, неправильной формы, рисунок и надписи не умещались на них полностью. К тому же от употребления монеты стирались, от времени и грязи темнели, теряли живой серебряный блеск. Подделать такие монеты не стоило большого труда. Мало-мальски опытный ремесленник мог выковать чеканы, вырезать на них изображение всадника и надписи. А иногда даже надписи не делали, а просто беспорядочно помещали разные буквы, имитируя строчную надпись. Ведь неграмотных было больше, чем грамотных,- на это и рассчитывали "денежные воры". Да зачастую они и сами были неграмотны. После приготовления воровских чеканов оставалось только найти сырье. В ход шли олово, свинец, медь. Смешанные с самой малой частью серебра, они плавились. Вытягивалась проволока, резалась на кусочки, и на этих кусочках, предварительно расплющенных, "денежные воры" чеканили копейки. А потом шел на торг какой-нибудь Ивашко Данилов, подросток, за покупкой и попадался. Его хватали, вели на съезжую избу, пытали, и "с распросными речами", заливаясь слезами, Ивашка признавался, что "те воровские деньги дала ему мать ево, Ивашкова, Онтонидка". Пристав и стражники шли на подворье к Онтонидке и раскрывали в кузнице во дворе целую корпорацию фальшивомонетчиков. Чекан делали Данилко Шатилов да Гришка Куребонов, а другие горожане изготовляли деньги частично с помощью чекана, частично лили в опоки. Можно было купить "воровские снасти", можно было и нанять фальшивомонетчиков.

История датских подделок

Нередко "воровали", т. е. подделывали деньги, иностранцы, иногда очень важные. Так, не побрезговал этим малопочтенным занятием король Дании Христиан IV. При его участии в 1619 году в Копенгагене образовалась торговая компания богатых горожан, которые намеревались организовать беспошлинную торговлю с русским севером без посредничества русских купцов. Они хотели поставить факторию в Пустозерске и торговать там с местным населением - покупать у них пушнину, моржовую кость, рыбу. Среди членов компании был тоже весьма уважаемый человек - монетный мастер Иоганн Пост. Ему поручили приготовить специально для торговли с "туземцами" деньги по образцу русских копеек, но с именем короля Христиана IV.

Король сообщил русскому царю Михаилу Федоровичу о намерениях датских купцов и попросил разрешения торговать в России без пошлин. Русский царь ответил категорическим отказом на том основании, что в этом районе слишком пустынно и много "лихих людей". На самом деле русское купечество было заинтересовано в том, чтобы не допускать иноземных купцов на внутренние русские рынки и ограничить их торговлю только пограничными городами. Очевидно, в своем послании Христиан IV ничего не сообщил о намерении чеканить специальную монету для торговли. Это вызвало бы гнев царя: чеканка монет в России была царской монополией; никто, кроме государевых денежных дворов, не имел на это права.

Однако копенгагенские купцы не вняли запрещению. Они снарядили на Печору судно во главе с Климентом Блумом. В России судно задержали, товар и все имущество описали. В марте 1620 года экипаж судна отправили в Данию с сопроводительной грамотой от царя к Христиану IV "его датских людей впредь на Пустозеро не пускать". Попытка датчан организовать беспошлинную торговлю в России провалилась, но чеканку поддельных русских копеек они продолжили.

К Иоганну Посту присоединился авантюрист, выходец из Португалии Альберт Дионис. Он имел денежный откуп в Глюкштадте и начал здесь чеканку поддельных русских копеек. В новой серии подделок не соблюдались никакие "приличия". Исчезли имя датского короля и знак мастера, но зато появились имена и здравствовавшего тогда царя Михаила Федоровича, и давно исчезнувших царей Бориса Федоровича, Дмитрия Ивановича, Василия Ивановича. Вес и проба этих монет были ниже нормы, принятой в правление Михаила, не говоря уже о более раннем периоде.

Подделки появились на северо-западе страны уже в 1620 году. Надо полагать, привозили их датские торговые люди через Архангельск, а оттуда через северные области они распространились дальше па юг и восток. В народе эти деньги получили название "корелки худые" (очевидно, от местности Корела или от народности карелов, живших между Белым морем и Ладожским и Онежским озерами). Корелок было много, они широко проникли в денежное обращение, и вскоре, как сообщает документ, "от тех корелок хлеб и всякие товары подорожали". Правительство забеспокоилось. В Архангельск полетели указы с запрещением принимать эти деньги, а "всем приезжим немец сказать, чтобы они впредь таких денег на русский чекан в своих землях не делали и в Московское государство не привозили".

Во всех городах в места казенных сборов и на торги назначили подьячих, старост-целовальников, чтобы они проверяли деньги, особенно у торговых людей. За каждую фальшивую монету брали штрафу "4 копейки прямых казенных". У кого собиралось корелок на рубль или два, "тому было его царского величества мстительства и жестокое наказанье".

Преступления и наказания

Наказание за чеканку фальшивых монет было строгим. Если попадался с поличным сам фальшивомонетчик, у него отрубали правую руку, а горло заливали расплавленным металлом. В случае меньшей вины, при пользовании фальшивыми монетами "без умыслу", могли ограничиться "торговой казнью": наказанием кнутом и ссылкой в дальние города с конфискацией имущества.

В течение XVII века кары за чеканку фальшивых монет менялись: то отличались строгостью и жестокостью, то временно ослабевали. Уложение 1649 года, основной закон Русского государства, очень подробно квалифицировало все виды "денежного воровства" и назначало самые разнообразные меры наказания - от смертной казни до ссылки, в зависимости от тяжести преступления.

Но кары эти не угрожали иностранцам, и они продолжали ввозить в Русское государство свои подделки. Торговать ими было выгоднее, чем менять ефимки на русские копейки. За один ефимок в XVII веке казна давала 50 копеек, а на рынке они могли идти и по более низкой цене. Один ефимок по весу соответствовал 64 копейкам XVII века. На этом и строили иностранные фальшивомонетчики свои расчеты. К тому же они выдавали за "старые" копейки, более высоко ценившиеся на рынке, свои легковесные подделки с именами Дмитрия, Бориса и Василия.

Указы о запрещении ввоза "воровских денег" в Архангельск повторялись неоднократно, но, очевидно, "воровские корелки" перевелись только в 30-х годах. Они оставили заметный след в русском обращении: почти в каждом кладе, зарытом после 1619 года, обязательно встречаются одна или две монеты с несуразной датой HPCI, подражающей датированным новгородским копейкам и представляющей просто бессмысленный набор букв; встречаются подделки с неумелыми надписями, копирующими русские слова с ошибками, с латинскими буквами, заменяющими русские.

Но и на русских "денежных воров" ни казни, ни угрозы не действовали. Фальшивые копейки заполонили русское денежное обращение XVII века. И причины здесь были более глубокие, чем бесшабашность русского лихого человека, пытавшегося разбогатеть таким способом. Фальшивые копейки XVII века были верным симптомом неблагополучия в русском денежном хозяйстве. Денежная система, едва оправившись после потрясений первого десятилетия XVII века, начала переживать глубокий, затяжной и безнадежный кризис.

"Неприятные деньги"

Усложняли денежное обращение прежде всего сами монеты, столь крошечные, что вызвали в Москве шутливую поговорку: "Бог даст денежку, а черт дырочку, и пойдет божья денежка в чертову дырочку".

"...С ними обращаться неприятно, так как они маленькие, скользкие и легко падают через пальцы..." - такую нелестную характеристику дал русским копейкам член шведского посольства в Москве Кильбургер в 1664 году.

Русские деньги были "неприятны" не только из-за мелких размеров.

В 1820 году в Москве, в устье Яузы, при впадении ее в реку Москву, нашли множество медных монет. Здесь были медные пулы XV - начала XVI века: московские, тверские, новгородские, медные монеты с татарскими надписями и медные копейки, чеканившиеся в России в 1655-1663 годах (№ 168). Это был довольно странный набор монет XV-XVII веков. Но так ли необычен был такой клад для Москвы XVII века?

Российские монеты. Рисунок из альбома Августина Мейерберга

Попытаемся представить себе горожанина, который шел на торг, чтобы купить что-нибудь съестное. В этот момент ему не нужен ни воз огурцов, ни четверть ржи. Он хочет купить, например, один огурец и один калач. Мы уже знаем, что в августе на одну копейку можно было купить более сотни огурцов. Сколько же мог стоить в таком случае один огурец?

Даже самая мелкая единица - полушка, четверть копейки,- была слишком высокой ценой для одного огурца. Но другие мелкие разменные деньги в то время не чеканились в России. Пытаясь найти заменители для них, русские люди проявляли крайнюю изворотливость.

Клад с устья Яузы - образец того, как пытались восполнить отсутствие разменных денег: в ход пошли медные пулы, определенный запас которых оставался в денежном обращении с XV - начала XVI века. Очевидно, денежная реформа 1534 года не включила в число "заповеданных" денег медные пулы, и они продолжали употребляться на торгах в качестве мельчайшей и неофициальной монеты.

В письменных источниках XVII века встречаются иногда странные названия денежных единиц - мордки, пироги и знакомые нам пулы. Пирог равнялся мордке, каждая из них составляла ¹/₈ серебряной копейки. Но были еще полпирога, полполупирога, которые соответственно составляли ¹/₁₆ и ¹/₃₂ серебряной копейки. Пуло равнялось полумордке или полпирога. Очевидно, реальным выражением всех этих единиц были или медные пулы, или разрубленные на части серебряные копейки и деньги - "сеченые деньги". Однако запас пул был ограничен, новые медные разменные монеты не чеканились, и мелочная торговля ощущала острый недостаток в разменной монете, столь необходимой в повседневной жизни.

А теперь представим себе противоположный полюс внутренней торговли - богатого купца, занимавшегося оптовой торговлей. Его денежные обороты составляли суммы размером в сотни тысяч и миллионы копеек. Какой же это был колоссальный и изнурительный труд - пересчитывать мелкие, прилипавшие к пальцам копейки! Но иного выхода не было: других денежных знаков в России тогда не существовало. Правда, иногда на денежных дворах чеканились алтыны, собственно, те же копейки, только с тройным весом. Однако алтыны в кладах никогда не встречаются, зато в музейных собраниях они часты. Возможно, алтыны чаще выступали как наградной знак, чем в качестве денег. Как выход из положения, русские люди использовали отсчет монет "в бумажку": отсчитанные суммы, составляющие рубль, два, два пятьдесят, три, пять рублей, заворачивались в бумажки, и ими делались платы и расчеты. Но, конечно, этот примитивный способ никак не мог заменить крупных номиналов, отсутствие которых ощущалось не менее остро, чем разменной монеты.

Отсутствие системы крупных и мелких денежных единиц тормозило развитие русской торговли и в конечном счете отражалось на уровне экономического развития страны.

Русская денежная система с ее копейкой - высшей и практически единственной денежной единицей, с большим количеством денежных номиналов, существовавших только как счетные понятия, в XVII веке стала явным анахронизмом. Не следует забывать, что Россию окружали страны, где денежные системы имели совершенно иной вид. В странах Западной Европы в эти годы существовала система денежного счета во главе с талером - крупной серебряной монетой весом около 27-28 г, имевшей сложные изображения и надписи. В эту систему счета входили также более мелкие фракции талера, которые чеканились из низкопробного серебра.

Испанские клады в Москве

Талеры - западноевропейское серебро - в XVII веке в огромном количестве ввозились в Московию. Яркой нумизматической иллюстрацией этого положения явились недавние находки испанских монетных кладов в Москве.

В Ипатьевском переулке на былом Великом посаде, где всякое вскрытие земли ниже "крыши уличного асфальта" открывает памятники истории, при строительстве нового здания был обнаружен крупнейший в Москве, на Руси да и во всей Западной Европе клад испанских монет (№ 30). За земляными работами на строительстве вели постоянные наблюдения археологи Музея истории и реконструкции г. Москвы, что и позволило сразу же расчистить и зафиксировать клад. В широком сосуде красной меди типа таза оказалось 3398 монет - свыше 74 кг серебра. Основную часть монет в кладе составляли крупные песо (8 реалов), но имелись также и половинные (4 реала) и самые мелкие песеты (2 реала).

Испанский клад из Ипатьевского переулка. XVII век

Песо со времен Изабеллы Кастельской и Фердинанда Арагонского, объединивших династической унией Испанию, являлся полновесным испанским талером. Монеты из ипатьевского клада были чеканены не только на монетных дворах собственно Испании - в Мадриде и Толедо, Барселоне, Севилье, Гренаде. Подавляющее большинство их было чеканено в американских владениях тогдашнего королевства - в Мексике, Боливии, Колумбии. Хронологический диапазон клада довольно широк и занимает около полутора столетия - времени Изабеллы и Фердинанда и трех королей Филиппов - II, III, IV.

В Москве богатейший клад был закопан в землю "Ипатцкой" улицы, по-видимому, в 30-е годы XVII века и спокойно хранился в этом самом простом из "банков" до наших дней, пока не был задет на 6-метровой глубине ковшом экскаватора в сентябре 1970 года.

Огромен размах строительства в Москве, гигантский объем земли вскрывается и перемещается в нашей столице, и при этом находки некогда зарытых сокровищ естественны и неизбежны.

Так, летом 1972 года, спустя два года после находки ипатьевского монетного клада, в Москве вновь нашли клад испанского монетного серебра (№ 31). Произошло это на берегу реки Москвы близ Коломенского при земляных работах у комплекса зданий нового Института автомобильной промышленности, где работал строительный отряд студентов-энергетиков. В траншее теплотрассы один из студентов заметил камешек, округлый и плоский, напоминавший монету. Камешек потерли обломком кирпича, и он засверкал серебристым блеском. А вскоре в обнажении земли увлеченные поисками студенты стали находить монету за монетой. Вызванные на место нумизматы Исторического музея организовали расчистку в зоне находок, буквально просеяли каждый комок земли и были достойно вознаграждены находкой клада из 1200 испанских монет времени и облика, чрезвычайно близких кладу из Ипатьевского переулка. Вместе с монетами было обнаружено и вместилище клада - большой медный сосуд, основательно деформированный. Дело в том, что монеты были найдены в слое строительного мусора, вместе с кирпичной крошкой, известковым раствором, обломками белого камня.

Где-то в другом месте, скорее всего в центре города, клад был зачерпнут ковшом и погружен на самосвал с древним грунтом. Высыпали его в пойме реки у Коломенского. К сожалению, первоначальное место зарытия клада остается загадкой. Несмотря на все старания, исследователям выяснить это не удалось. Был ли спрятан клад на Великом посаде или в Белом городе, теперь сказать невозможно. Но каким образом монеты из далеких Пиренеев попали в Московию, почему в кладах оказались только испанские монеты? Основная разгадка - во все той же революции цен XVI века, речь о которой уже шла.

Поток драгоценных металлов, хлынувший в Испанию из захваченных ею американских колоний, неслыханно обогатил ее. Но огромный этот поток не мог не вызвать обесценения денег, количество которых возросло несоизмеримо с количеством товаров. Сокровища, которые искали с такой жадностью испанские конкистадоры в Новом Свете и ради которых совершили столько преступлений, сыграли роковую роль: золото и серебро не обогатило Испанию, а разорило ее народ. По образному выражению испанского историка Альтамира-и-Кревеа, в XVI веке "Испания превратилась в мост, через который проходили сокровища Америки (и полуострова), чтобы обогащать другие нации".

Ремесла и торговля в стране развивались чрезвычайно слабо, что, между прочим, отмечали во второй половине XVII века в своем донесении в Москву русские посланники "в Гишпании" Петр Потемкин и Семен Румянцев: "Гишпанцы в иные страны для купечества мало ездят, потому что изо всех земель привозят к ним товары всякие, которые им надобны, а у них за те товары золото и серебро емлют. А больше всех в Государстве их промысел чинят голландские земли купецкие люди".

Предприимчивые голландцы, а также энергичные генуэзцы в больших количествах вывозили испанские монеты в Европу.

Монет с четкими надписями и изображением короны и герба, где сплетаются сложные геральдические эмблемы - рыцарские замки, хищные львы, узоры цветов, в испанских кладах, найденных в Москве, совсем немного. Основная масса талеров была чеканена в заокеанских владениях весьма небрежно, но все же с обозначением достоинства монеты - покупатели должны были сразу видеть количество серебра. Не разбавляя, в виде чистого товара доставили иностранные купцы это серебро в Москву через тысячи километров...

О торговых иноземцах - владельцах кладов

Иностранцы в русской столице не были диковиной. Многочисленных коммерсантов и наемных офицеров, искателей приключений, аптекарей и докторов, зодчих и инженеров, искусных ремесленников, переводчиков-толмачей из разных государств Европы можно было встретить в Москве этого времени. По свидетельству Адама Олеария, автора подробного "Описания путешествия в Московию", в 1634 году в Москве насчитывалось до 1000 иноземцев лютеранского и кальвинистского вероисповедания.

Со времен Ивана Грозного большая часть иностранцев проживала в особой Немецкой слободе на реке Яузе. Но в начале XVII века, в период "лихолетья", слобода сгорела, и после этого иностранцы стали селиться в черте городовых укреплений столицы. Из Подворной описи 1620-1632 годов узнаем о многих дворах вблизи Кремля и Китай-города, где жил "иноземец", или "немчин", или "торговый немец". В Китай-городе, например, прочно обосновались голландские предприниматели Фоглеры и Кленки, игравшие выдающуюся роль в заморской торговле.

30-е годы XVII века в Москве были временем тревожным. Разразилось крестьянское и казацкое восстание - балашовщина, названное так по имени предводителя Ивана Балаша; отряды его подходили и к Москве. Внешнеполитическая неудача - провал Смоленской кампании - и усиление налогового бремени ("пятая деньга") еще больше осложнили обстановку.

'Меняла'. Художник Квентин Мессайс. Нидерланды. XVI век

Правительство изыскивало средства и в 1635 году строго предписывало проверять "аглицких, итальянских, гамборгских и иных неметцких государев гостей торговых немец, которые живут в Москве на своих дворах и которые стоят по чужим дворам, и у кого кто стоит и почему, которые приезжают к Москве, торгуют по государевым жалованным грамотам и которые приезжают к Москве и торгуют без государевых грамот, самовольством".

Общественные противоречия были столь остры и очевидны, что, по мнению Олеария, в Москве "грозило вспыхнуть всеобщее восстание".

В такой обстановке Китайгородским гостям было рискованно держать дома слишком много серебра.

А в середине марта 1636 года, когда Китай-город вновь охватило пламя огромного пожара, огонь разжег, как не раз это бывало, и людские страсти.

Интереснейшие материалы обнаружила историк Е. В. Чистякова в Центральном государственном архиве древних актов - следственные дела о беспорядках во время пожара в Китай-городе. Документы рассказывали, как москвичи открывали тюрьмы и выпускали колодников, как разбивали лавки, громили богатые дома, растаскивали товары крупных торговцев, в том числе иноземцев. При этом черные посадские люди и холопы бояр сносили имущество торговых людей в одно место, а затем его делили. Жесточайшим образом наказали участников этого дела - пытали, жгли каленым железом, казнили.

Может быть, при этом буйстве посадского люда под зарево московского пожара 1636 года и пострадал владелец испанского серебра, человек, вне сомнения, торговый и богатый, укрывший огромный клад. Так и не пошло в русское денежное дело сокровище, доставленное в Москву из-за "тридевяти земель" - из немыслимо далекого тогда южноамериканского континента. Между тем лишь из этих "гишпанских ефимков" клада московские мастера могли бы начеканить около 150 тысяч копеек.

Денежный двор в XVII веке

А как работали московские монетчики, массовая продукция которых дошла до нас в кладах? Что известно историкам об этих мастерах?

Там, где шумит сегодня многолюдная улица Кирова, между проездом Серова, Комсомольским и Лучниковым переулками, в середине XVII века находился денежный двор. Москвичи называли его Новым английским денежным двором, потому что в это время в Москве существовал с давних времен еще один денежный двор - Старый. Название "Английский" денежный двор получил из-за помещавшегося здесь до середины XVII века торгового подворья английской торговой компании Дигби. Новый денежный двор работал с 1654 до 1663 года во время денежной реформы Алексея Михайловича. Девятилетнее его существование оставило нам замечательно интересные документы, которые вместе с монетами смогли рассказать о деятельности русских денежных дворов XVII века, о том, как жили и трудились рабочие первых государственных предприятий - мануфактур.

В середине XVII века та часть города, где ныне находится Новая площадь, была тихой и малозаселенной. Денежный двор, представлявший в плане неправильный треугольник, выходил одной своей стороной на Фроловскую улицу (ныне ул. Кирова), второй - в глухой Златоустинский переулок, где помещался Златоустов монастырь (сейчас этот переулок разбит на два - Комсомольский и Лучников), а третьей - на пустырь (здесь поблизости была только одна церковь Гребневской божьей матери). Теперь на всем этом пространстве находится здание Политехнического музея и сквер. Отсутствие поблизости деревянных жилых строений, пустыри по соседству - все это гарантировало пожарную безопасность, что в условиях деревянной Москвы было очень существенно.

Денежный двор со всех сторон был обнесен высоким забором, тыном. Возле каждой стороны забора помещались караульные избы (всего их было четыре). Днем и ночью охраняли двор сторожа и вооруженные стрельцы. Во двор вели двое ворот с железными засовами. С внутренней стороны двора к воротам примыкал еще один забор. В нем было шесть узких калиток. Только через них можно было попасть на территорию денежного двора. Между внутренним и внешним заборами сверху была натянута частая сеть.

Внутри двора рядом с воротами помещались четыре казенные палаты. Это были каменные или деревянные избы, где находились канцелярии и руководители двора - голова и двое целовальников. Здесь же стояли весы с гирями; в подвалах хранилось сырье для чеканки монет и готовая продукция - мешки с монетами.

Металл, привезенный на денежный двор, взвешивался, голова и целовальники записывали его в приходные книги. Затем призывались рабочие-плавильщики, которым надлежало начать длинный процесс превращения сырья в монеты. Голова записывал в специальной книге, "что дано меди плавильщикам", брал с них расписку, и медь переправлялась в плавильню. Плавильня располагалась в дальнем углу двора, в "застенье"; от остальных построек денежного двора ее отгораживал забор. Здесь же были вырыты два колодца. В "застенье" стояли три плавильные печи, три горна, три наковальни и железные зубила, которыми рассекали металл. У каждой печи работал один плавильщик. Металл рассекали на удобные для плавления части, затем плавили. После этого его передавали в расположенный рядом кузнечный сарай, где было еще 40 горнов и 80 наковален. Кузнецы делали из плавленого металла стандартные по весу и размеру бруски, соединенные в "гнезда". После этого "гнезда" опять взвешивали, высчитывали, сколько выгорело в процессе плавки, и итог записывали рядом с записью о выданном плавильщикам металле. Затем "гнезда" поступали в денежный передел, а в специальной книге опять записывалось, "что давано денежным мастерам меди".

Чеканка монет производилась в 15 избах (восемь палат были каменные, семь - деревянные). Избы были небольшие, они делились на две - четыре маленькие клетушки - казенки, или чуланы, в которых работали мастера различных специальностей.

Прежде всего "гнезда" поступали к волочильщикам, которые "на денежном дворе прутовую медь волочат". Они тянули, "волочили" на волочильных станах из брусков меди проволоку диаметром приблизительно 5-6 мм. Это была очень трудоемкая работа, и при каждом волочильщике работали еще трое подсобных рабочих. Все они помещались в нескольких "волочильных избах" с 27 волочильными станами.

От волочильщиков медь поступала к бойцам. Бойцы были снабжены большими наковальнями и гладкими чеканами. Чекан представлял собой железный закаленный круглый стержень, один конец которого был заглажен и не имел ни изображений, пи надписей. Проволоку предварительно разрезали на строго определенное количество кусочков. Эти кусочки проволоки плющили гладкими чеканами. Получались неправильной формы овалы размером 10-12 мм в поперечнике - заготовки для будущих монет.

Бойцы передавали заготовки чеканщикам - мастерам, непосредственно чеканившим монету. Это была самая ответственная операция. Чеканщики работали в отдельных избах, их помещение было обычно самым просторным и светлым. На подставках ("стулах") закреплялась маленькая наковальня, в специальном углублении помещался нижний чекан с изображением всадника с копьем в руках. Подсобные рабочие - "подметчики" подкладывали на нижний чекан заготовку монеты, чеканщик наставлял сверху верхний чекан, на рабочей поверхности которого было нанесено имя и титул царя (легенда - как говорят нумизматы). Техника и орудия чеканки в XVII веке оставались теми же, что и в XV веке.

Чеканка монет. Древнерусская миниатюра XVI века

Чеканы - и гладкие, для заготовок, и с изображениями и надписями - делали кузнецы тут же на денежном дворе, в пристройке к кузнечному сараю. Делались они таким образом. Специальные мастера, как их тогда называли - "резцы"¹(¹ Мы можем назвать только двух авторов изящных РИСУНКОВ и надписей, изображенных на монетах Нового денежного двора,- Федора Байкова и Артема Аносова.), переносили на стальную болванку-маточник выпуклое изображение и легенду. Маточник с надписью называли "вершником", с изображением - "исподником". С маточников изображение и легенда "переводились", оттискивались на предварительно размягченные железные чеканы. На них получались зеркальные оттиски. После этого чеканы подвергались окончательной обработке: их подчищали, заглаживали оставшиеся неровности, "обтирали" - по тогдашней технической терминологии. Этими-то чеканами и чеканили монеты. Когда чекан снашивался, стирался или ржавел, его всегда можно было восстановить при помощи тщательно сохранявшогося маточника.

Вышедшие из рук чеканщиков монеты переносили в центр двора. Здесь под навесом стояли пять дубовых столов, под которыми были расстелены большие полотнища кожи. Это были столы, "где деньги пербирают". Готовые деньги здесь пересматривали, выбирали брак (ударенные только с одной стороны, обломанные, неотпечатавшиеся заготовки и т. п.). Затем деньги пересчитывали, складывали в мешки и снабжали специальными ярлыками. Голова и целовальники записывали в книгах, "что у денежных мастеров взято из передела денег", сверяли эту сумму с тем количеством меди, которое получали мастера от кузнеца.

Тяжело груженные возы с монетами под усиленной охраной отправлялись с денежного двора в Приказ Большой казны в Кремле, своего рода министерство финансов того времени. Отсюда деньги распределялись царскими дьяками в соответствии с государственными нуждами.

Московские монетчики XVII века

Рабочие на денежный двор набирались из жителей московского посада - "из вольных и торговых людей, кто похочет". Денежный двор был крупным для того времени предприятием. Для его бесперебойной работы требовалось около 600 рабочих. Среди них в наиболее привилегированном положении находились денежные мастера. Сюда входили волочильщики, бойцы, чеканщики и иногда кузнецы. Они жили в Москве "своими дворами", т. е. были домовладельцами, освобождались от несения городского тягла - не платили податей, не несли караульной или какой-либо другой службы, в отличие от прочих посадских людей, под тем предлогом, "что они беспрестанно у государева денежного дела". Большая часть денежных мастеров жила в Денежной слободе у Яузских ворот; остальные, главным образом вновь поступившие,- в разных московских слободах. Нередко на дворах денежных мастеров жили подсобные рабочие - работные люди при волочильщиках, подметчики и пр. Рабочие этих категорий, как правило, своих домов не имели. Жалованье, "корм", мастера получали сдельно - с пуда переработанного металла по 3 рубля с полтиной. К сожалению, невозможно установить даже приблизительно, сколько получал каждый мастер, так как нормы и размеры выработки нам неизвестны.

Если среди жителей посада работники денежного двора пользовались привилегиями, то на самом денежном дворе порядки были весьма строгими. Рабочие не знали ни отпусков, ни выходных дней. Лишь в крайних случаях им разрешалось отлучиться со двора во время работы. На денежном дворе были производственные артели - станицы, объединяющие мастеров различных специальностей, необходимых для производства монет: кузнецов, волочильщиков, бойцов, чеканщиков. Во главе станицы стоял староста, избираемый ежегодно из числа чеканщиков. Голова, целовальники, старосты были обязаны поддерживать дисциплину. У головы имелась специальная книга, где он записывал, "хто для какова дела з двора спущен", а в другой книге отмечал, в какие праздничные дни отпускались мастера. Строго следили на дворе и за нравственностью рабочих. Староста составлял списки мастеров, "хто бражничает и государево денежное дело за нет ставит".

Главная задача администрации двора состояла в том, чтобы не допустить краж. Лишь Приказ Большой казны имел право снабжать двор сырьем, заказывать денежные переделы. Преступлением, как и во все времена, считалась чеканка фальшивых монет, "денежное воровство".

Новый денежный двор в Москве XVII века

Когда рабочих нанимали на денежный двор, они давали за себя "поручные записи", т. е. указывали имена людей, поручившихся за их честность. Затем они принимали присягу, скрепленную крестным целованием, "что им, будучи у царского дела, не воровать серебра и денег не красть, и в серебро меди и олова и иного ничего не примешивать, и в домах своих воровских денег не делать никаких и чеканов не красть, и воровски под чеканы не подделываться".

Чтобы не допустить краж, денежных мастеров обыскивали при входе и выходе. "Когда мастера для денежного дела ходят на двор или со двора, и их осматривают донага, чтобы они не приносили меди и олова и свинец, или с двора чего не снесли",- писал современник. Все члены станицы были связаны круговой порукой. Староста записывал в книгу количество полученного сырья, затем здесь же отмечал, сколько денег из него вышло. Существовали нормы выхода денег из определенного количества металла, т. е. процент отхода металла в процессе производства монет был вычислен довольно точно. В случае недостачи готовой продукции страдала вся станица. Староста перед каждым переделом получал у головы и целовальников под расписку денежные чеканы, после окончания передела сдавал их вновь. Их пересчитывали, складывали в мешки, запечатывали специальной печатью, записывали в книгах и запирали в казенной палате. Так же строго охранялись маточники, даже бракованные.

Однако ни крестные целования, ни круговая порука, ни тщательный учет не останавливали наиболее предприимчивых работников денежного двора. Воровство иа дворе пышно процветало, особенно в годы денежной реформы 1654-1663 годов. Оно принимало самые разнообразные формы. При несложной технике чеканки монет ее без труда можно было организовать дома. Можно было подделать чекан, скопировав рисунок и надпись с подлинного. Чаще всего мастера просто воровали готовые деньги, утаивая их от старосты, или проносили украдкой свой металл и чеканили в казенках деньги "на себя". Монеты чеканились в эти годы не из дорогого серебра, а из дешевой меди, которую легко было достать. Слишком велик был соблазн сделать из какой-либо ненужной домашней утвари горсть медных копеек, которые официально приравнивались по стоимости к серебряным. Иногда мастера уносили со двора серебро, а чтобы скрыть недостачу, примешивали олово, свинец, медь. В архиве денежного двора хранится множество "сыскных дел" против заподозренных в воровстве мастеров. То эти мастера утаивали "крохи" - отходы металла, образовавшиеся в процессе чеканки (их полагалось сдавать в переплавку). То ведется "сыскное дело" о "пропалых деньгах": какой-то староста не смог отчитаться в готовой продукции. В одной из казенок нашли лишнюю медь, не записанную за станицей,- ее явно принесли на денежный двор "воровски". У одного незадачливого вора нашли медь, которую он пытался пронести на двор в хлебе. "Сыскное дело" так и называется - "про медь, которая вынята у них в хлебе запеченном". Некоторые мастера пытались перекинуть деньги через забор. Их нашли сторожа за забором в глухом, безлюдном Златоустовском переулке.

Время от времени Приказ Большой казны устраивал ревизии денежного двора. После таких проверок целые станицы во главе со старостой оказывались в тюрьме. Попадались подчас головы и целовальники. Они избирались из числа торговцев и ремесленников на один год; многие из них не хотели упустить возможность нажиться за этот год на "государевом денежном деле". Следствие велось в Приказе Большой казны. Преступников или казнили, или возвращали на денежный двор для наказания. Мастер Захар Ефремов, например, был бит кнутом и после этого не ходил на работу "месяца з два". В плавильне возле горнов работал кузнец Мишка Иванов, "скован в железах". На Денежном дворе не было рабочих, проработавших более двух-трех лет. Из 600 человек лишь двое работали там с основания денежного двора, т. е. восемь лет. Значительная часть рабочих находилась под следствием, в тюрьме, часть "прибранных людей" убегала. И конечно, состав рабочих обновлялся каждый год, когда кончалась служба "прибранных" на денежный двор горожан. Но это относилось к различного рода подсобным рабочим. Денежные мастера должны были работать на дворе постоянно.

Русские монеты XVII века: 1 - Владислав Сигизмундович (1610-1612); 2 - шведский чекан в Новгороде. Копейка с именем Василия Ивановича (1615-1617); 3 - ополчение К. Минина и Д. Пожарского. Копейка с именем Федора Ивановича, чеканенная в Ярославле. 1612 г.; 4 - Михаил Федерович (1613-1645). Копейка. Москва; 5, 6 - монеты, чеканенные в Дании по образцу русских копеек (с именем Христиана IV и с именем Михаила Федоровича); 7 - фальшивая монета XVII века

Тяжелейший труд московских монетчиков обеспечивал древнюю столицу денежными знаками.

Денежная реформа 1654-1663 годов

Торговые ряды и рынки существовали в различных местах Москвы - на Балчуге и на Болоте (ныне пл. Репина), у многих белогородских и Китайгородских ворот.

Главным торгом Китай-города и всей Москвы XVII века была Красная площадь. Напротив кремлевской стены уже при Борисе Годунове выстроили большое каменное здание Торговых рядов, но еще дважды за это столетие, в 30-х и 60-х годах, оно перестраивалось и расширялось. А в конце прошлого века здесь начали строить здание торгового гиганта, внешне подражавшее древнерусским постройкам, но сверху перекрытое стеклянными дугообразными крышами, что, конечно, было отнюдь не в стиле XVII века.

В 1910 году, после завершения строительства, при небольших вскрытиях у Новых торговых рядов обнаружили один из крупных кладов "бунташного времени", как звали современники годы правления царя Алексея Михайловича.

В кладе (№ 166) оказалось около 5 тысяч копеек, с обычными для них изображениями и надписями, с именем Алексея Михайловича. Монеты клада полностью повторяли внешний вид копеек, но отличались от обычных монет XVII века тем, что были изготовлены из чистой меди. Однако это не клад фальшивомонетчика, как можно было предположить, исходя из практики чеканки фальшивых монет - делать монеты, во всем подобные обращающимся, но из дешевого сырья. Монеты клада представляли собой вполне узаконенную государственную продукцию Московского, Новгородского и Псковского денежных дворов. В роли фальсификаторов здесь выступало само государство.

Точно такие же клады медных монет были найдены в г. Пушкине и совхозе "Ленинский" Ленинского района. Пять кладов медных монет зафиксированы в Москве и ее окрестностях, причем размеры их тоже довольно внушительны - от 3 тысяч до 10 тысяч экземпляров (№ 170-176).

Клады медных копеек - свидетели безуспешной попытки перестроить денежное хозяйство России. В 1654 году началось проведение денежной реформы.

Красная площадь. Рисунок из альбома Августина Мейерберга

Были введены крупные и мелкие номиналы. Счетные рубль, полтина, полуполтина, гривна, алтын и два гроша заменялись реальными монетами соответствующих достоинств. Но реформа, сама по себе необходимая и своевременная, была уже в самом начале дискредитирована тем, что старая мелкая монета не изымалась из обращения, что новый рубль, заготовкой для которого послужил талер, по весу (около 27 г) был почти в 2 раза меньше счетного рубля (45 г), что монета номиналом в полтину чеканилась из меди, а монеты-полуполтины - из серебра (новые полуполтины тоже были почти вдвое легче счетной полуполтины). Новые монеты с самого начала были неполноценными. Поэтому начался закономерный процесс: старая полноценная, хотя и неудобная, монета стала выпадать в клады, изыматься из обращения.

До нас дошли клады серебряных копеек Москвы и Подмосковья, время захоронения которых датируется 1654-1655 годами (№ 161, 162, 163, 164, 165).

Для чеканки новых монет и учредили в Москве специальный денежный двор - Новый Английский, описанный нами. Новый двор был оснащен специальным оборудованием для чеканки крупных монет станами. Но станы эти скоро ломались, выходили из строя; опытных денежных мастеров не хватало, и вскоре на новом дворе перешли к испытанной ручной чеканке из проволоки. Чеканку крупной монеты пришлось прекратить. Правда, ее попытались заменить другим видом крупной монеты, которая готовилась без особых затруднений: на талерах-ефимках ставилось копеечное клеймо и дата 1655. Именно 1655 годом и датируется эта серия "ефимков с признаком", как называли новые крупные монеты.

Непривычное для русского человека написание даты "от рождества Христова", да еще арабскими цифрами на "ефимках с признаком" объясняется, очевидно, желанием приблизить русскую монету по внешнему виду к западноевропейской, где дата обозначалась именно таким образом. Ведь одной из главных задач, стоявших перед реформой, была попытка создать современную денежную систему по образцу западноевропейской.

"Ефимки с признаком" ходили по их действительной стоимости - по 64 копейки, что точно соответствовало весу 64 серебряных дореформенных копеек. Но и "ефимки с признаком" оказались недолговечными. Осенью 1655 года правительство решило отказаться от попыток введения новых крупных монет и целиком переключиться на извлечение финансовой выгоды из реформы. Побочная цель реформы с 1655 года становится главной.

С 1654 года русское правительство начало длительную и тяжелую борьбу со своим давним врагом - шляхетской Польшей. После воссоединения Украины с Россией началась война за освобождение Белоруссии. В 1656 году Россия в борьбе за Прибалтику вступила в войну со Швецией. Для ведения войн требовались немалые средства. Надежды усовершенствовать русскую денежную систему и одновременно получить дополнительные доходы от чеканки новых монет не оправдались. Технические трудности и непопулярность крупной монеты заставили отказаться от их чеканки. Вместо них решили чеканить прежнюю копейку, но... не из серебра, а из меди!Хотя медь была дешевле серебра почти в 60 раз, медные копейки приравняли к серебряным.

Монеты денежной реформы 1654-1663 годов: 1 - рубль, перечеканенный из талера (серебро); 2 - полтинник (медь); 3 - полуполтинник, отчеканенный на четвертой части талера (серебро); 4 - алтын (медь); 5 - грошевик (медь)

Сила инерции, власть традиции были таковы, что сначала население с охотой приняло медные копейки. Для чеканки их были созданы дополнительные денежные дворы в Пскове и Новгороде. В крепости Кукенойс, отнятой у шведов, тоже был открыт денежный двор для чеканки медных копеек. Медь закупали за границей, но, помимо этого, в дело шли медные котлы, сковороды, доски, разная утварь.

Медные копейки 1655-1663 годов

Пользуясь дешевизной меди, пытались чеканить "на себя" медные копейки и денежные мастера, и головы денежных дворов, и даже царские приближенные. Денежные головы брали домой книги денежных дворов и "что хотели, то и писали" в них.

Через четыре года авторитет медной копейки заметно понизился. Само правительство немало способствовало этому. Медные копейки чеканились без всякого ограничения; они предназначались для обращения только внутри страны, а торговать ими с Сибирью или иностранцами запрещалось; все государственные платежи правительство предпочитало получать серебром. Медные копейки не могли не обесцениться. В начале 60-х годов 1 рубль медными копейками приравнивался к 10 копейкам серебром. А в 1662 году за 1 рубль серебром давали уже 15 рублей медью.

Обесценившаяся медная копейка сыграла роковую роль для хозяйства страны. Торговля расстроилась, так как крестьяне отказывались брать в уплату медь; военные служилые люди роптали, ибо они ничего не могли купить на жалованье, выданное им медными копейками. Хозяйственное разорение, дороговизна, голод обострили классовую борьбу в стране. В городах и деревнях росло недовольство. Так в стране возникали условия для взрыва народного возмущения.

Медный бунт и клад со Сретенки

"Бунташные" настроения острее всего проявились в Москве. В июле 1662 года население Москвы восстало. Современники назвали это восстание Медным бунтом, так как поводом для него послужило обесценение медной копейки, а также голод и дороговизна. Простой городской люд не мог не видеть, что та же медная копейка дала возможность наживы для городских верхов.

Восстание в Москве началось с того, что на Лубянке посадские люди читали "воровское письмо", где перечислялись все тяготы москвичей и назывались имена людей, виновных в этом. Письмо призывало идти к царю, требовать "головы злых советников" и прекращения злоупотреблений. Городские власти пытались отнять письмо, но возбужденная толпа не дала этого сделать: приказных людей "изымали за лошадь и за ноги и то письмо отняли".

Вполне возможно связать с этим эпизодом на Лубянке клад монет, найденный в марте 1970 года на Сретенке (№ 169). В кладе, насчитывающем 4308 монет, сохранились, видимо, все деньги, имевшиеся у владельца в то время. Основную массу составляют копейки Михаила Федоровича, одна монета относится к чекану Алексея Михайловича и одна - медная копейка московского чекана. Владелец припрятал даже 16 фальшивых монет и одну гладкую серебряную пластинку. По кладу можно судить о том, что во время реформы серебряные монеты, чеканившиеся с начала правления царя Алексея, почти полностью исчезли из обращения. Это хорошо заметно по тому, что владелец клада почти ничего не сумел прибавить к сумме, собранной еще во времена Михаила. И даже фальшивые монеты, очевидно, пошли в ход, так как казались более ценными, чем медные копейки.

Владелец клада, житель ремесленной Сретенской слободы - кафтанник, дегтярь или седельник, возможно, присутствовал на мирском совете Сретенской улицы, который происходил па Лубянке. Посадские люди обсуждали вопрос о новом налоге с посадского населения - о "пятой деньге". В этот момент с крыльца церкви Феодосии на Лубянке было зачитано "воровское письмо" с призывом к бунту. Наш кладовладелец, быть может, видел возбуждение толпы, слушал письмо, видел, как преследовали до самых Спасских ворот приказных людей, пытавшихся отобрать письмо... К ночи он вернулся на свое подворье и поспешил запрятать все свои сбережения. Ведь сумма, собранная им, в дни восстания представляла собой немалую ценность и намного превышала те 40 с лишним рублей, которые насчитывал клад: серебро основательно вздорожало к 1662 году.

Очевидно, владелец клада погиб в дни восстания. Как бы то ни было, а кладом серебра так никто и не мог воспользоваться. Он достался потомкам спустя триста лет и рассказал нам о бурных июльских днях 1662 года в Москве.

11 июня 1663 года последовал царский указ о закрытии дворов "денежного медного дела" и о возвращении к чеканке серебряных монет на Старом денежном серебряного дела дворе в Москве. Медные деньги выкупались у населения в короткий срок - от двух педель до месяца. За одну серебряную копейку брали 1 рубль медными копейками. Пытаясь извлечь хоть какую-нибудь пользу из обесцененных медных копеек, население начало лудить медные копейки - покрывать их слоем ртути пли серебра. На какое-то время медные копейки приобретали вид серебряных и даже попадали в клады. Эту хитрость вскоре заметили, и появилась серия правительственных указов о запрещении лудить медные копейки и употреблять их под видом серебряных.

Клады медных копеек, большое количество которых было найдено в Москве и Подмосковье, зарывались, очевидно, в 1663-1664 годах, когда медная копейка энергично изымалась из обращения. Население, видимо, хотело приберечь если не монеты, которые к этому времени совершенно обесценились, то хотя бы медь как сырье. Состав кладов также подтверждает эту датировку: они содержат все выпуски медных копеек - от 1655 до 1663 года включительно.

Таким образом, попытка усовершенствовать русскую денежную систему закончилась полным крахом и привела к расстройству денежного обращения. Не удались ни введение системы крупных и мелких номиналов, ни попытка заменить дорогое сырье для чеканки монет более дешевым. Русское денежное обращение вернулось к традиционной серебряной копейке.

Однако ценность этой копейки неудержимо понижалась. Еще в правление Михаила казна снизила вес и пробу копейки без официального уведомления об этом. Вместо 4 рублей из гривенки стали чеканить 4 рубля 25 копеек. Копейка стала весить не 0,51 г, а 0,48 г. К концу правления Михаила и при Алексее вес копейки удерживался на уровне 0,45 г. Продолжали чеканиться денежки и полушки, все в большем количестве появлялись алтыны. Казна пыталась поддерживать в относительном равновесии существовавшую систему.

Дальнейшее снижение ценности копейки, как и следовало ожидать, отразилось на размерах кладов. Хотя кладов со времени Алексея Михайловича, зарытых после 1663 года, дошло до нас немного - сказывалось исчезновение серебра после денежной реформы,- размеры их весьма значительны. Мы уже упоминали о 22-тысячном кладе, найденном в Москве на Ильинке (№ 179); около 10 тысяч монет обнаружено на Ходынском поле, где в XV-XVII веках проходила большая дорога на Тверь (№ 181); около 8 тысяч монет нашли в деревне Вачутино Ногинского района (№ 183). Правда, по-прежнему встречаются и небольшие клады, происходящие преимущественно из сельской местности (они насчитывают от 600 до 1000 монет). К сожалению, никакая точная статистика о размерах кладов невозможна, так как о многих кладах не сохранилось точных сведений, а от других до нас дошла только часть.

Время Алексея Михайловича у современников недаром получило название "бунташного". Действительно, на годы его правления пришлись городские восстания в Москве (1648 года, Медный бунт 1662 года), восстания в Пскове и Новгороде в 1650году, волнения в других городах и, наконец, крестьянская война под предводительством Степана Разина в 70-х годах. Однако зарытие основной массы кладов следует связывать с иными событиями в жизни страны - с потрясением денежного обращения в период реформы 1654-1663 годов. 5 кладов были зарыты накануне или в самом начале реформы, 11 кладов приходится на время ее проведения или завершения. 13 кладов включают в себя серебряные монеты Алексея Михайловича, время захоронения которых относится к периоду между 1645 и 1676 годами. Более точно определить даты захоронения кладов не удается из-за скудости сведений.