Денежный мастер Иван Фрязин и одна редкая золотая монета Эрмитажа

Побывавший в России в первой четверти XVI века австрийский посол барон Герберштейн писал: "Едва есть сто лет, как в Московии стали употреблять серебряную монету, особенно чеканенную дома". Чеканенную дома? Что имел он в виду?

Разъяснение можно найти в другом источнике - завещании великого князя Ивана III. В нем говорится: "А деньги велит делать сын мой Василий на Москве и в Твери, как было при мне. А откуп ведает сын мой Василий, а в откуп у него мои дети Юрий с братьями не вступаются". Во-первых, здесь говорится о достигнутой при Иване III централизации денежного дела - все оно поручается Василию, наследнику великого князя. Во-вторых, источник свидетельствует о том, что в Московском государстве при Иване III был откуп монетного дела - получали частные лица у великого князя за определенную плату право чеканить монету и извлекать из этого доход. Конечно, эта чеканка велась под строгим наблюдением властей, но все же денежники изготавливали монету не на княжеском монетном дворе, а "дома".

В 1460-х годах в Москве работал один такой денежник-откупщик: Иван Фрязин. Фрязином могли звать только иностранца. Действительно, он был итальянец, но достаточно долго жил в России, чтобы не только хорошо говорить по-русски, но и знать все тайны политической жизни Москвы, все "ходы и выходы" во дворце великого князя. Ивану Фрязину доводилось ссуживать деньгами бояр и князей под приличные заклады.

С денежником Иваном Фрязином связана интереснейшая страница русской истории и одна уникальная золотая монета, хранящаяся в Эрмитаже.

Золотая монета Ивана III и его сына Ивана Ивановича 'Молодого'. Эта золотая монета была отчеканена по образцу 'угорских' дукатов, видимо, итальянским мастером на московской службе Иваном Фрязином

После падения Византии брат последнего императора, деспот Морей Фома, захватив на всякий случай священную реликвию - голову апостола Андрея, прибыл в Италию. Его дети, последние Палеологи, обосновались в Риме под покровительством папы и под наблюдением кардинала Виссариона - яро-то приверженца так называемой Флорентийской унии 1439 года, которая провозгласила объединение православной и католической церквей под главенством Рима. Принцесса Зоя стала невестой "номер один" в тогдашней Европе. За нее дважды сватался кипрский король Яков II Лузиньян, но Зоя не стала новой Венерой Кипридой. Она вышла замуж за одного итальянского герцога, но вскоре то ли овдовела, то ли разошлась. К 1469 году она снова была невестой.

Европа искала в те годы средства для борьбы с Турцией, угрожавшей итальянской торговле и дунайским государствам. Строились новые планы объединения церквей под эгидой Рима. Провозглашен был очередной крестовый поход против "неверных". В этих военных и дипломатических планах важную роль отводили новому браку Зои Палеолог, на этот раз с далеким северным князем - Иваном Васильевичем Московским. Этим хотели привлечь Русь к унии церквей и антитурецкой борьбе.

В 1469 году из Рима было направлено посольство в Москву с предложением князю Ивану жениться на Зое. Один из инициаторов этого брака кардинал Виссарион, расхваливая "товар" и явно греша против истины, писал, что за Зою сватались и король французский, и герцог миланский, но Зоя не хочет "латинства", т. е. католичества. Посольство остановилось в Москве у некоего Джана Баггисты дела Вольпе, родом из Виченцы. В составе посольства оказались его родственники: брат Карло и племянник Антон Джислярди. Этот Вольпе и был тем московским денежником, которого в русской столице знали под именем Ивана Фрязина. Он имел влияние при московском дворе, и послы папы надеялись на его помощь в порученном им деле.

Ивану III понравилась идея брака с византийской принцессой. Этот брак делал бы Москву наследницей Византии, укрепил бы московского князя в борьбе за централизацию страны и поднял бы его авторитет на международной арене. И хотя решение о женитьбе на Зое Палеолог стоило, видимо, некоторой борьбы с группой бояр и духовенства, недовольных сближением с "латинянами", Иван отпраВИЛ в Рим свое посольство, чтобы посмотреть невесту и сообщить о согласии.

Для этой деликатной миссии был выбран Иван Фрязин-Вольпе. Поручение великого князя открывало ему путь для блестящей карьеры в Москве.

Вольпе съездил в Рим и привез князю предложение папы прислать за невестой представительное боярское посольство. В январе 1472 года новое посольство, и с ним, конечно, Иван Фрязин, едет в Рим. В дороге узнали, что папа умер, пришлось вычищать и исправлять имя в грамотах, которые везли послы. Но вот, наконец, в мае 1472 года послы в Риме. Новый папа Сикст IV принимает их, и бояре дарят ему от имени великого князя-жениха шубу и 70 соболей. В присутствии послов - неаполитанского, феррарского, венецианского, миланского, флорентийского - папа выражает удовлетворение, что московский князь браком с Зоей Палеолог показал свое уважение к католичеству. Ее же он называл "дочерью апостольского престола". Папа явно делал вид, что Москва принимает унию Флорентийского собора об объединении церквей. Но русский князь и не думал об этой унии, которая поставила бы русскую церковь в зависимость от папы.

1 октября 1472 года, с утра благословив знамена крестоносцев, собиравшихся в поход против турецкого султана, а потом посетив церемонию отправки галер на ту же войну, папа Сикст IV отправился в ватиканскую базилику Петра и Павла, где должен был заочно венчать Зою и Ивана. Не обошлось без неприятных мелочей - у Вольпе не оказалось кольца для невесты, он отговорился тем, что этот обычай на Руси не принят. На следующий день раздраженный папа жаловался в консистории на Вольпе и говорил о его ненадежности как проводника римской политики в Москве. Но невесту он обласкал, снабдил ее деньгами и рекомендательными письмами и в сопровождении пышной свиты отправил в путь. Знаменитым банкирам правителям Флоренции Медичи было послано распоряжение выдать принцессе из хранившихся у них папских средств 4 тысячи дукатов. В этом платежном поручении Зоя называлась "королевой русской".

Путь Зои лежал через Сиену, Флоренцию, Болонью - всюду пышные приемы, всюду она появляется, сверкая камнями и золотом, всюду самые знатные юноши добиваются чести держать ее лошадь во время торжественных въездов в город. В родном городе Вольпе Виченце ее ждал особенно пышный прием и ослепительные празднества. Затем через снежные Альпы на Аугсбург, а потом в Нюренберг. На всем пути Вольпе создает вокруг будущей великой княгини, а заодно и вокруг себя соответствующую атмосферу. В Виченце Вольпе знают как "секретаря и казначея московского короля". В Нюрнберге Зою чтут как будущую жену могущественного московского правителя, на голову которого, вместе с Зоей, папский легат должен возложить корону.

Затем - ганзейский Любек. Здесь Зою величают "дочерью византийского императора". После Любека - путешествие морем в Ревель. И наконец, Дерпт, где ее встречает посланный Иваном III боярин. Чем ближе к Москве, тем больше умная Зоя - на Руси ее будут звать Софьей - забывает свое католическое прошлое и ведет себя как истинная дочь православия. И вот ее возок въезжает в Москву, убеленную первым ноябрьским снегом. В Кремле ее благословляет митрополит, и, наконец, она видит своего мужа, того самого Ивана, от чьего грозного взгляда, как рассказывали, "женщины падают в обморок".

Сыграли новую свадьбу по-русски, и все вроде бы вошло в колею. Но Ивану III предстояло платить по политическим векселям. С Зоей-Софьей прибыл папский легат и потребовал той самой платы за принцессу, которой ждал папа - каких-либо уступок в пользу западной церкви в религиозной политике Москвы. Еще при въезде в Москву он пытался поднять латинский крест, но его принудили не делать этого. Легату устроили диспут с православным духовенством,, и он потерпел поражение, был сокрушен "страстным говорением" русских духовных чинов. Через 11 недель он уехал ни с чем, увезя только богатые княжеские подарки.

Но неожиданно Ивана Фрязина, который мог ждать от князя только милостей за удачно выполненное деликатнейшее поручение, того самого Фрязина-Вольпе, который так долго работал монетчиком и проявил себя искусным дипломатом, постиг гнев самого Ивана III. В декабре 1472 года или в январе 1473 года его в оковах ссылают в Коломну, а дом его предают разграблению. Джан Баттиста дела Вольпе потерпел в Москве полный жизненный крах. В чем тут дело?

Сохранился замечательный нумизматический памятник этих лет, связанный и с Иваном Фрязином, и с Зоей-Софьей Палеолог, и с Иваном Васильевичем - великим князем Московским и с его сыном от первого брака, объявленным наследником, Иваном Ивановичем "Молодым". Эта единственная в своем роде золотая монета, уникум, хранящийся в Эрмитаже, выбита от имени этих двух князей. Оба названы великими князьями. Так величать Ивана Ивановича стали только после 1471 года. Видимо, перед новым браком, чтобы успокоить противников этого союза, Иван III объявил своего сына от покойной великой княгини Марии Тверской официальным наследником. А золотой был отчеканен в честь и в память этого события, как подтверждение и прокламация княжеского указа. Так делали еще римские кесари, так делали арабские халифы - на монетах объявляли имя своего наследника, подтверждали и закрепляли его права.

Чеканить этот золотой было поручено Ивану Фрязину. Вот его знак на монете - маленькая буква i, незаметная, но увиденная нумизматами. Когда же он ее чеканил? Великим князем Ивана Ивановича стали называть только в 1471 году. А уже в январе 1472 года Иван Фрязин уехал в Рим. Вернулся он в Москву в ноябре того же года, а через несколько недель был сослан.

Наверное, золотая монета была отчеканена в 1471 году. В 1472 году после возвращения из Рима у Ивана-Вольпе не было времени, да и суета, связанная с женитьбой князя, вряд ли позволила бы ему сделать тонкие и сложные штемпеля и оборудовать приспособления для чеканки круглых, правильной формы золотых монет, которых раньше денежное дело на Руси не знало. К тому же после приезда Зои-Софьи, после того как ее только что объявили великой княгиней, как-то неудобно было подчеркивать, что наследником будет ее пасынок, а не ее будущий сын (который, кстати сказать, все-таки оказался наследником).

Но золотая монета - не только прокламация, не только подарок и награда. Она еще и "визитная карточка" князя. И это хорошо понимал Иван Фрязин. Действительно, не мог же он, Вольпе из Виченцы, приехать в Италию в качестве посла московского государя и показать там русские деньги, сделанные на проволоке. Он хорошо знал, что покажут ему в ответ - венецианские цехины с тонким изображением дожа, флорины с изящным цветком лилии...

Мы не знаем, в какой степени Вольпе участвовал в принятии правительством решения о чеканке золотой монеты типа дукатов с именами двух великих князей Иванов, отца и сына. Но то обстоятельство, что именно Вольпе, уже втянутый в переговоры о браке князя с Зоей Палеолог, изготовил их, кажется нам не случайным. Вольпе отправился с тонкой дипломатической миссией в Рим, где предстояло не только высоко держать престиж Московского государства, но и уладить деликатное дело религиозного характера, связанное с желанием папы видеть Ивана III примкнувшим к унии церквей. Трудно поверить, что Вольпе не взял с собой хоть один золотой из той партии монет, которую совсем недавно он сам отчеканил. Ведь какие-то золотые деньги он должен был взять с собой, чтобы расплачиваться в пути.

Но какое касательство имеет этот золотой дукат Ивана III к высылке Ивана Фрязина-Вольпе из Москвы? К этому наказанию вела другая линия событий, связанная с усилиями Ивана Фрязина на почве матримониальных предприятий его патрона - московского князя. Исполняя официальное поручение Москвы, он плел одновременно тонкую и сложную международную интригу.

Вольпе мог забыть обручальное кольцо для невесты - это касалось князя. Но он не мог забыть золотой, им самим изготовленный, потому что это касалось прежде всего его самого, и вот каким образом.

Еще во время первого посольства Рима в Москву в 1469 году в нем участвовал племянник Вольпе - Антон Джислярди. По поручению Вольпе и по своей охоте он явился в 1470 году в Венецию, где сделал предложение, которым венецианский Совет и дож не могли не заинтересоваться. Дело шло о создании венецианско-ордынской коалиции для борьбы с османами, об одновременном нападении на них с Востока и Запада. Могущественной некогда Золотой Орды уже не было, но осталось несколько татарских государств. Политическим преемником ее считал себя хан Большой Орды Ахмат. Вольпе недаром несколько лет прожил в Орде. Теперь он брался помочь Венеции установить договорные отношения с Ахматом.

После долгих обсуждений осторожный Сенат послал в Москву секретаря Тревизана, чтобы тот, используя содействие Вольпе и уточнив с ним все детали предприятия, отправился бы в Орду. Сеньория даже выделила 69 дукатов для подарка ордынскому хану. С Тревизаном снова ехал в Москву Джислярди, везя подорожные папы для того самого посольства князя, которое должно было приехать за Зоей в Рим. Но когда осенью 1471 года они прибыли в Москву и хотели по своей неопытности "бить челом" великому князю о своем деле в Орде, Вольпе отговорил их. Он обещал все устроить с ордынским "царем" помимо князя. Он явно не хотел ставить князя Ивана в известность о готовящемся союзе Венеции с Ордой, понимая, что это ничего, кроме подозрений и недовольства у князя не вызовет. Иван III, как правильно рассудил итальянец, увидит в этом деле попытки за его спиной договориться с его врагом.

Так крутился между двух огней Иван Фрязин, он же Вольпе. Но вскоре ему пришлось оставить Тревизана и уехать в Рим за Зоей Палеолог.

На пути в Рим Вольпе избегает Венеции, где были недовольны тем, что он бросил Тревизана, и где уже приняли решение отозвать секретаря из Москвы.

Но если Вольпе удалось уклониться от объяснений во дворце Дожей, то он не мог их избежать в Ватикане. И на другой день после заочного венчания Зои ему пришлось говорить на эту тему с папой. И тут-то Вольпе выложил свой "козырь" - он-де ведет торговые дела с Ордой и договорился с татарами, что они нападут на турок со стороны Венгрии, если только хан будет уверен в выплате ему ежемесячно 10 тысяч дукатов.

Но папа мог усомниться в том, что венгерский король пропустит Орду через свои земли и тем самым навлечет на себя гнев и месть османского султана. И Вольпе не зря беспокоился. Папа не поверил ему и отказался участвовать в этом ненадежном и дорогостоящем деле, учитывая также, что Вольпе уже подвел Венецию.

В качестве сильнейшего аргумента Вольпе мог извлечь и продемонстрировать папе Сиксту IV венгерский дукат с именами московских великих князей, прекрасный дукат с известным всей Европе изображением святого Владислава. Эта монета как бы говорила, что договоренность с Венгрией достигнута, если венгерский король чеканит совместные монеты с русским князем.

Конечно, все это предположение, но оно не лишено резона. Что могло бы подтвердить его? Сохранились описания разговора папы с Вольпе, но безнадежно было бы искать в них такой детали, как демонстрация золотой монеты. Но откуда у Вольпе в сложной системе убеждения итальянских правителей и выманивания у них денег появился новый мотив - венгерский король? Раньше ничего о Венгрии не говорилось. Не золотой ли дукат с именами московских князей и венгерским гербом, появившийся на свет перед самым отъездом Вольпе из Москвы и оказавшийся под рукой, вызвал его к жизни?

Но почему все-таки золотой Ивана III, отчеканенный Вольпе перед его поездкой в Рим, оказался подражанием венгерскому дукату?

Венгерские ("угорские") дукаты были очень хорошо знакомы русским людям. Своего золота на Руси не было. Для оформления памятной золотой монеты было избрано подражание этой известной на Руси золотой европейской монете. Все это так.

Но "угорские" дукаты были не единственными золотыми монетами, завозимыми на Русь. Хорошо знали здесь и венецианские дукаты, и более крупные английские нобли с уже знакомым нам изображением корабля - "корабельники". В те же годы другой какой-то денежник, тоже, наверное, иностранец, изготовил дарственный золотой с теми же именами и титулами князей, но подражающий не "угорскому" дукату, а "корабельнику", т. е. сделал русский "корабельник" (он тоже хранится в Эрмитаже).

И соблазнительно думать, что Иван Фрязин-Вольпе, готовясь к своему путешествию в Рим, где он официально открыто должен был оформить все дела с замужеством Зои Палеолог, а тайно - убедить папу в осуществимости договора с Ордой и даже получить на это предприятие какие-то деньги, соблазнительно думать, что Иван Фрязин как-то "подтолкнул" правительство, чтобы ему был заказан именно дукат с "угорским" рисунком, а не "корабельник". Такой золотой очень много мог дать в его тайных переговорах с папой. И вместе с тем ни к чему не придерешься - что было естественней в глазах русского человека того времени, чем золотые монеты, подражающие "угорскому" дукату.

Так связывается золотой дукат Ивана III с политической авантюрой Ивана Фрязина, которая и привела его к гибели.

Летом 1472 года, еще до женитьбы на Зое-Софье Иван III должен был совершить поход против Ахмата. Отогнав его от русской границы, князь вернулся в Москву. Встреча невесты, переговоры с папским легатом заняли его. Но вдруг в одном из разговоров с легатом, который был генуэзцем и потому ненавидел Венецию и рад был всегда тайно "подложить свинью" венецианцу, Иван узнал, что Тревизан, посол дожа и Сената Венеции, вместе с его монетчиком Иваном Фрязином вели и ведут какие-то тайные переговоры о союзе с Ахматом, переговоры весьма двусмысленного свойства. Гнев князя был ужасен. Вольпе в цепях был сослан, а Тревизан приговорен к смерти. И только вмешательство легата и заступничество дожа спасли дипломата.

Так кончилось предприятие Вольпе, стоившее ему карьеры при московском дворе. А "угорский" золотой, его изделие, стал памятником событий 1471-1472 годов. Союз Рима и Венеции с ордынским ханом против турок не получился.

Тревизан был освобожден. Он ездил в Орду, потом вел переговоры в Польше, участвуя в зарождении польско-татарского союза. В 1480 году Москва разорвала все эти плетущиеся вокруг нее дипломатические сети и сбросила окончательно золотоордынское иго. Итальянцы продолжали ездить в Москву, и не только дипломаты, а мастера, архитекторы, ремесленники - на постоянную работу. Среди них был Аристотель Фиораванти, строитель Московского Кремля. В Италии его обвиняли в изготовлении фальшивых монет. Еще до приезда в Москву он жил в Венгрии, где был монетчиком. Вероятно, это занятие он продолжил и в России. Сохранились серебряные деньги с легендой латинскими буквами "Орнистотелес". Некоторые нумизматы склонны считать, что эти монеты изготовлены Аристотелем Фиораванти.

Тот факт, что на монетах появляются знаки или имена денежников, хорошо подтверждает сообщения о монетном откупе во второй половине XV века. Вот еще одна серебряная деньга времени Ивана III - на ней русская надпись "мастер Александро". Итальянское окончание - может быть, это след еще одного итальянца в России?

Спирт питьевой ферейн купить в Москве по выгодной цене.