Эпоха Новой и Новейшей истории

Лавка менялы

В древности государства, считавшие себя независимыми, обычно чеканили монету по своим собственным весовым нормам и по своим денежно-весовым системам. Эти нормы не оставались неизменными. Постоянная порча монет и денежные реформы изменяли их вес. В результате денежные системы запутывались, соотношения между денежными единицами разных городов и княжеств становились все сложнее и сложнее.

Возьмем, например, Италию XIV-XV вв.- самое развитое ремесло и торговля в Европе, зарождение буржуазного строя, расцвет искусства. И наряду с этим - раздробленность страны на десятки независимых государств-княжеств. И в каждом таком княжестве - своя денежная система со своими весовыми нормами.

В XIV в. в Италии жил крупный финансист и торговец Балдуччо Пеголотти. Он служил агентом итальянского торгового дома Барди и по делам этого дома много ездил по Европе. Он составил справочник "Практика торговли". В этой книге помещались цены на товары в разных местах, торговые морские и сухопутные пути, указания, чем и где выгоднее торговать и, наконец, как делать перерасчет денег одного города на монеты другого. Пеголотти описал подробно монетные системы итальянских городов и многих стран Средиземноморья, составил длинные сложные переводы одних денежных единиц в другие. Пестрота обращавшихся на рынках монет характерна вообще для феодальных средневековых государств. Купец должен был делать трудные вычисления с громоздкими дробями. А считали плохо. Только в XIV в. в Италии стали широко пользоваться арабскими цифрами и позиционной системой записи чисел. Ошибка же в вычислениях грозила большим убытком.

Так возникает особая профессия менял и саррафов (как их называли на Востоке).

Менялы были уже в Древней Греции. Они знали до тонкостей все эти пересчеты, могли сразу определить, какая монета и какого государства лежит перед ними, сколько монет другого города нужно выдать за нее. Опытным глазом меняла мог в куче монет найти фальшивую. Древний философ Эпиктет говорил, что для этого менялы (в Греции они назывались трапезиты, от слова "трапеза" -стол) пользовались четырьмя чувствами: зрением, осязанием, обонянием и слухом. Непонятно только, почему Эпиктет пропустил пятое чувство: если меняла находил применение в своем ремесле обонянию, то вряд ли впустую пропадал божественный дар - чувство вкуса. В лавке итальянского менялы можно было обменять привезенные из Багдада золотые восточные динары на золотые флорины и при этом узнать, сколько серебра в византийской или венецианской монете можно получить за эти флорины, скажем в Падуе.

У арабских менял существовал специальный термин "накада", что означало "отбирать полновесные и добротные монеты от плохих и легковесных". У восточных поэтов и философов это слово стало обозначать "отбирать хорошие стихи от неудачных", т. е. "критиковать и рецензировать". Это очень интересный факт, показывающий, как монеты, деньги вторгались во все области человеческой жизни и как хорошая, полновесная монета становится символом не только благополучия и власти, но и красоты, эстетических достоинств. Это были проявления все того же золотого и денежного фетишизма.

От лавок менял ведут свое происхождение современные банки. Само слово "банк" происходит от староанглийского слова bank, что означало "скамья", на которой сидел меняла.

Когда менялу уличали в обмане, его скамью и стол ломали. "Ваnса rotta" - разбитая скамья. Потом этими словами стали обозначать крах предприятия или банка - т. е. банкротство.

Итальянские торговые, финансовые дома и агенства, ведущие свое происхождение от лавок менял, стали прообразом крупных финансовых капиталистических предприятий.

Уже в XIV в., на заре капиталистического общества, в Италии банкирские кампании обладали колоссальными капиталами и пускали в оборот огромные вклады. При банкротстве упомянутого дома Барди и Перуцци оказалось, что одно только духовенство имело вкладов на 550 тыс. золотых монет - флоринов. Несколько более поздние банкирские конторы в Германии XV-XVI вв. были еще более всеобъемлющими предприятиями и держали вклады всех слоев общества - князей, графов, простых дворян, горожан, богатых и бедных, ремесленников, слуг, крестьян. И всем они платили "по пяти со ста", т. е. 5% годовых.

Банкиры связывались с пиратами, работорговцами, грабителями, финансировали пиратские экспедиции, иногда под видом путешествия "для открытия новых земель" участвовали в работорговле. Это была пора первоначального накопления капитала - и она отмечена страшными преступлениями, которые совершались в погоне за деньгами. Тип пирата-купца стал в Италии довольно обычным явлением и вошел в литературу. Недаром Гете писал:

Война, торговля и пиратство,
Они - триедины, нераздельны.

Монеты иллюстрируют историю. Талеры. Новое время предъявляло свои требования к монете. Развитие торговли и буржуазного предпринимательства не могло мириться с разнобоем европейских денег, с их разновесностью, неустойчивостью в весе, разнотипностью, подверженностью порче и т. п. В начале XVI в. появляется новая монета - талеры. Первые талеры стали чеканить в Чехии в Иоахимской долине, где были серебряные рудники у деревни Иоахимшталь. Сокращенно от этого имени стали называть их талерами.

На талере города Гамбурга 1619 г. изображены башни, городские стены и ворота.

На съезде немецких князей в 1525 г. установили, что монета талер принимается во всей Германской империи. Это те ефимки (от другой части имени деревушки Иоахимшталь), которые известны нам уже по денежному делу Руси XVI в. Во Франции талеры стали известны как экю, в Италии - скудо, в Южной Америке - как песо, в Скандинавии - как далер, в США - как доллар.

Не нужны уже сложные нумизматические приемы, чтобы определить талер: на нем все написано и все хорошо сохраняется. На этой большой монете видны и год чеканки, и портрет правителя, и герб его государства. А какие хорошие иллюстрации к историческим событиям, какие заманчивые изображения старых городов, какие выразительные портреты правителей находим мы на талерах! Курфюрсты в рыцарском вооружении. Каждый со своим гербом - Германия сохраняет расчлененность - наследие средних веков. На монете 1626 г. показана Вена - башни, дворцы, храмы.

Облик старого средневекового города встает на этих монетах XVII в

На талере города Гамбурга 1619 г. изображены башни, городские стены, ворота. Видна опускавшаяся в этих воротах решетка, закрывавшая их в минуту опасности. На этих монетах XVII в. виден облик старого средневекового города.

Когда в XVI в. над Германией свирепствовала Тридцатилетняя война, талеры заметно испортились, в серебро стали прибавлять лигатуру. Стало необходимо писать, что это 1 талер. Содержание металла в монете уже не соответствовало старой норме, и требовалось распоряжение государства, чтобы придать талеру так называемый принудительный курс, т. е. заставить обращаться его по номинальной стоимости выше реальной стоимости заключенного в монету серебра.

Талерами и одновременно обращавшимися с ними золотыми монетами - главным образом дукатами - обычно набиты сундуки пиратских сокровищ, которые находят потом герои Дюма, Стивенсона, Эдгара По и т. п. Но нет нужды ехать за этими сокровищами далеко в южные моря. Клад талеров можно найти и в Москве...

В 1970 г. в Ипатьевском переулке обнаружили сокровище, состоявшее из 3398 серебряных монет, весивших более 74 кг. Это вообще самый большой клад в Европе. Больше всего было здесь песо, частично чеканенных в Испании, но главным образом - в Южной Америке в период правления Изабеллы, Фердинанда и Филиппов - II, III и IV.

Этот клад говорит о том времени, когда вывоз драгоценных металлов из южноамериканских колоний наполнил золотом и серебром рынки Испании. Оттуда золото хлынуло в Европу. Доставляли его и на Русь, где использовали серебро главным образом для чеканки русских денег - копеек. Таким импортным серебром из Европы было и Ипатьевское сокровище, но оно не попало на Московский монетный двор. Во время огромного пожара 1636 г., когда народ выпускал из тюрем колодников, громил дворы богатеев, растаскивал товары иностранных гостей, владелец клада, наверное богатый иностранный купец, или бежал, или не смог вернуться, или пострадал, может быть погиб, и клад, укрытый им в тревожное время, пролежал в медном сосуде в земле, пока экскаватор не выкопал его.