НОВЫЕ ВРЕМЕНА - НОВЫЕ ДЕНЬГИ

Когда исследователь приступает к изучению кладов времени правления царя Ивана Грозного (1533- 1584), его вскоре постигает некоторое разочарование. В ранних кладах глаза разбегаются от разнообразия монет, принадлежащих разным правителям, различных по местам чеканки; пестроту изображений и надписей дополняет пестрота весовых норм. С такими монетами иметь дело хоть и трудно, но интересно. А здесь перед нами проходит однообразный ряд монет: на одной стороне помещено изображение всадника, на другой - строчная надпись: "царь и великий князь Иван всея Руси". На первый взгляд монеты отличаются друг от друга только буквами под ногами коня: "гр", "фс", "ал" и другими сочетаниями.

Монеты с "ездецом"

При более внимательном изучении можно заметить, что всадники вооружены по-разному - одна группа имеет в руках копье, другая - саблю. Группа монет, имеющая изображение всадника с копьем, потяжелее - все монеты имеют весовую норму в пределах 0,67-0,68 г; монеты с изображением всадника с саблей вдвое легче - их весовая норма равна 0,33-0,35 г.

Затем вы замечаете, что рисунки и надписи сделаны как бы разными "почерками": на одних монетах всадник не идет, а скачет; на некоторых плащ за спиной всадника имеет вид замысловатой арабески, на других его чуть можно заметить. По-разному написаны буквы в одинаковой по содержанию надписи. Вот, пожалуй, и все различия в этих монетах.

Лишь в одном из кладов встретилась нам крошечная монетка, не имеющая изображения всадника. Там была весьма искусно изображена птичка с распластанными крыльями; на другой стороне слово "государь" образовывало сложный и изящный узор. По весу эта монетка составляла ровно четвертую часть веса монеты, где изображался всадник с копьем.

С прежними монетами периода феодальной раздробленности эти новые монеты роднит одинаковая техника чеканки - они тоже сделаны на кусочках расплющенной проволоки - и один и тот же металл - серебро.

Главный и четкий вывод, который напрашивается при изучении кладов времени Ивана Грозного, таков: в русском денежном обращении произошли коренные изменения. Из кладов исчезли все ранее обращавшиеся монеты. Состав денежного обращения совершенно изменился. Место старых, исчезнувших монет заняли новые, однообразные по внешнему виду и но весовым нормам.

Денежная реформа Елены Глинской

Эти выводы, многократно проверенные на кладах времени Грозного, подкрепляются летописными известиями. Вот что рассказывает летопись о денежном деле в Русском государстве в 30-х годах XVI века, когда после смерти Василия III на великокняжеском "столе" оказался малолетний Иван IV, а правительницей при нем была его мать, великая княгиня Елена Глинская: "Тое же зимы февраля в 24 день заповедал князь велики Иван Васильевич денгам ходить обрезным и велел новыми денгами торговати с копьем". В другой летописи, под 1535 годом, помещено более подробное сообщение: "...князь велики Иван Васильевич всея Руси и его мати великаа княгиня Елена велели переделывати старые денги на новый чекан того деля, что было в старых денгах много обрезанных денег и подмесу, и в том: была христианству великаа тягость; в старой гривенке было полтретиа рубля с гривною, а в новых гривенках велели делати по три рубли; а подделщиков, которые люди денги подделывали и обрезывали, тех велели обыскивати, и иные, обыскав, казнили; а старым денгам впрок ходити не велели". В некоторых летописных сообщениях новые монеты Названы "денгами копейными".

Казнь фальшивомонетчиков. Миниатюра из Лицевого свода. XVI век

Летописи рассказывают о том, что нам уже известно по кладам конца XV - начала XVI века: о денежном кризисе начала XVI века, о появлении обрезанных монет и фальшивок, о "великой тягости", которую испытывали русские люди из-за хаоса в денежном обращении. Ведь не случайно зарывались клады в это время: неуверенность в завтрашнем дне, недоверие к разномастным монетам заставляли людей прятать свои сбережения, пока они не обесценились. Летописи сообщают также о том, как шла перестройка денежного хозяйства: старые деньги - и полновесные, и обрезанные, и фальшивые - "заповедали", т. е. запретили их хождение. Вместо них велели делать новые деньги - копейные. Их стали делать легче: старых делали по 260 денег из весового стандарта - гривенки весом 204,756 г; новых из той же гривенки делали по 300 денег.

Так в 30-х годах XVI века родился новый номинал - копейная деньга, или копейка, как вскоре стали ее называть. Однако в обиходе эту монету продолжали именовать новгородкой - так назывались до реформы самые тяжеловесные монеты. Эта копейка была прапрапрабабушкой нашей копейки.

Серебряные копейка и полушка

Монета с изображением всадника с саблей получила название деньги или московки - так до реформы назывались легковесные монеты Ивана III и Василия III. Вплоть до конца XVII века в документах употреблялись все четыре наименования: новгородки, московки, копейки и деньги, хотя речь шла только о монетах, появившихся после реформы 1535 года. За самым мелким номиналом - монетой с птичкой - закрепилось старинное название полушка.

Реально существовали только эти монеты. А счет по-прежнему велся на рубли, полтины, гривны, алтыны. Эти номиналы так и оставались счетными понятиями: рубль представлял собой сто копеек, или двести денег, или четыреста полушек; полтина - 50 копеек, или 100 денег, или 200 полушек; гривна - 10 копеек, или 20 денег, или 40 полушек; алтын - 3 копейки, или 6 денег, или 12 полушек.

Денежная реформа 1535 года покончила с остатками феодальной раздробленности в денежном деле. Для всего государства была введена монета, единая по внешнему виду и по весу. Старые монеты были изъяты из денежного обращения, фальшивомонетчиков "застращали" на долгое время.

Государевы денежные дворы

После реформы государство установило строгий контроль над производством монет на денежных дворах. Денежных дворов было четыре: в Москве, Новгороде, Пскове, какое-то недолгое время работал денежный двор в Твери. Денежный двор в Москве находился на Варварке. Его расположили здесь не случайно. Поблизости протекала река Москва, а вода была нужна на случай пожара. На денежном дворе с его плавильными печами, работающими "день и ночь беспрестанно", в любой момент мог возникнуть пожар.

Право чеканить монеты имели только государевы денежные дворы. Денежники-откупщики, золотых дел мастера, которые могли чеканить монеты для всех желающих, как писал С. Герберштейн, ушли в прошлое. Правда, и сейчас любой владелец серебра мог принести его на денежный двор. Но за чеканку монет он должен был платить пошлины в казну. Чеканка монет была одной из прибыльных статей государственного бюджета. Но главным поставщиком сырья на денежный двор и главным заказчиком была сама государева казна. Московский денежный двор практически выполнял только казенные заказы.

Порядок работы на денежных дворах был таков. Во главе двора стоял голова, обычно знатный богатый горожанин, чаще всего из числа гостей, назначаемый на государеву службу на год. У него были помощники - целовальники, тоже из числа гостей. Они приносили присягу - "крестное целование": не воровать "в свой год сидя", беречь государево добро и другим не давать поблажки. Голова и целовальники - администрация двора - имели специальные книги, где записывали все операции, производимые на денежном дворе. Принесенное серебро взвешивали, записывали в книгу, затем отдавали мастерам - плавить серебро, тянуть из него проволоку, затем чеканить монеты. Готовые монеты отдавали заказчику, вычтя убыль серебра от угара, плату за работу мастерам и другие расходы. Со временем установился такой порядок, при котором на денежных дворах сразу меняли принесенное серебро на готовые деньги.

Золотые угорские монеты

Сырьем для чеканки монет в XVI веке служили главным образом талеры - крупные серебряные монеты, которые начали чеканить в Западной Европе с начала XVI века и которые широко распространились по всем странам (точное их название - иохимсталеры). Русь, не добывавшая своего серебра, закупала талеры в громадных количествах. Это была важнейшая статья торговли Руси с Западом. На русском рынке талеры, получившие название "ефимки", выступали в роли товара; как деньги они не использовались. На талеры устанавливались твердые цены. За гривенку ефимков, т. е. за 200 с лишним граммов, в середине XVI века платили 3 рубля. Один ефимок продавался за 36 копеек. Кроме талеров сырьем служила "ветошь" - всякие изделия из серебра, нередко ломаные, пришедшие в негодность, а также серебро в чистом виде - слитки или проволока. Гривенка чистого, высокопробного серебра оценивалась в 3 рубля 50 копеек.

Золотые монеты чеканились только в качестве наград войнам. Это были своеобразные ордена и медали. В большинстве своем они представляли собой те же копейки или деньги, только из золота. Награжденные носили их пришитыми на рукаве или шапке. Привозные золотые монеты - угорские и корабельники, уже знакомые нам,- имели некоторое значение на русских рынках. Один корабельник приравнивался к 100 копейкам, один угорский - к полтине. Однако главное назначение золотых иностранных монет на Руси заключалось в том, что они тоже выступали в качестве почетных подарков.

Денежная реформа и клады

Денежная реформа вызывала массовое захоронение монет в клады. Когда начались казни фальшивомонетчиков и "заповедали" старые деньги, люди стали припрятывать новые копейные деньги и денежки. Никто не был уверен в том, что после всех перемен установится прочная денежная стопа, а монеты будут вполне доброкачественными.

Так появились клады времени реформы, зарытые во второй половине 30-х годов XVI века или чуть позже. В Москве и Подмосковье известно несколько таких кладов (№ 58, 59, 60, 61, 62, 63). Эти клады найдены вне Москвы: К западу от Москвы - три клада (ОДИН В Можайске и два в Лотошинском районе), к северу - один (из поселка Красная Поляна) и один - к юго-востоку от Москвы, в Раменском районе. Клады, найденные в сельских местностях, в стороне от важнейших торговых путей, да еще явно связанные с реформой, наводят на размышления. Если даже сельские жители во время реформы зарывали свои сбережения, значит, торговля, товарно-денежные отношения получили значительное развитие. Сельские жители дорожили деньгами, боялись их потерять. Даже в отдаленных от Москвы местностях население чутко реагировало на денежную реформу. Деньги повсеместно проникали в жизнь города и деревни.

Состав кладов показывает, насколько успешной и своевременной была денежная реформа. Все они отличаются чистотой состава, в них встречены преимущественно копейки и денежки, выпущенные в начале реформы. Правда, некоторое количество старых монет еще встречается как дань старым привычкам, но они составляют небольшой процент по отношению к остальным монетам. В целом процесс "заповедования" старых денег прошел быстро и безболезненно, они уже изжили себя сами.

Ипатьевские находки

Только ли копейные деньги сохранились в кладах эпохи Ивана Грозного? Столь суровое, наполненное военными тревогами и внутренними кровавыми раздорами время, конечно, не могло не оставить в недрах древней столицы спрятанного и невостребованного оружия, немалой тогдашней ценности. Интереснейшие находки подарил историкам маленький Ипатьевский переулок в самом центре Москвы.

...Это место поистине заповедник истории. В 30-е годы XVI века построил зодчий Петрок Малый приземистую кирпичную крепость - Китай-город, получившую скорее всего название от "киты", плетеной изгороди, первоначально крепившей земляной вал. Китайгородская стена примкнула с двух сторон к Кремлю и полукольцом охватила разросшийся торговый Великий посад (по нему и проходила Ипатская улица, ныне Ипатьевский переулок).

Улицы и переулки Китай-города - Великого посада, кстати, и сегодня почти без изменений сохраняют планировку XVI века. Их направление зафиксировано на древних планах Москвы. Перед нами план Москвы конца XVI века - Петров, как называют его историки: он был найден в бумагах канцелярии Петра I. Заголовок же на плане, писанный затейливой вязью, гласит с характерным московским "аканьем": "Царствающий град Москва началной город всьх московских государствах".

Вглядываемся в детали плана: улицы Ильинская (ныне ул. Куйбышева) и Варварка (ныне ул. Разина) ведут от Кремля к массивным проездным башням крепостной стены Китай-города, у ворот которых переброшены мосты через ров. А ближайший к стене переулок - поперечный, соединяющий эти основные уличные артерии Великого посада, и есть Ипатская улица.

Предполагают, что план этот изготовили в одном из московских приказов под руководством Федора Годунова, сына царя Бориса, причем выполнили с отменной по тому времени точностью: дана перспектива города с высоты птичьего полета; на плане имеется изображение почти каждого Сооружения. По сути, это самый ранний рисунок всей Москвы. В Ипатьевском переулке на плане видны усадьбы населявшей его в то время знати. Над дворами, огороженными частоколом, домами, хозяйственными постройками возвышается церковь Евпатия, известная с конца XV века. В переулке доныне сохранились каменные палаты выдающегося художника древней Москвы Симона Ушакова, а рядом с ними, в соседнем Никитниковском переулке, стоит известная церковь Троицы с кокошниками над сводами, с красным изразцовым декором, с иконописью самого Ушакова.

Шлем, копье, топор и стремя из ипатьевского клада

Недалеко от этого великолепного памятника зодчества XVII века, чуть ближе к Варварке, в конце прошлого века и был обнаружен клад при производстве земляных работ на глубине около 3,5 м. В вещевом комплексе оказалось пять шлемов-шишаков и пять кольчуг, одиннадцать боевых граненых копий и широкая охотничья рогатина, богато орнаментированная серебряная чаша. Клад удалось датировать благодаря серебряным копейкам Ивана IV доцарской чеканки, т. е. вплоть до 1547 года (№ 58). Все эти дорогие по тем временам предметы (стоимость лишь одного шлема составляла 1 рубль) были упрятаны в подклете, не иначе как в тайнике, а затем их завалило при большом пожаре. Судя по монетам, это было летом 1547 года. Гигантским пламенем объят был тогда центр города. Пылал и Китай-город и Кремль, откуда Иван IV бежал в село Воробьево. Взорвались тогда пороховые склады, погорели царский двор с царской казной, оружие, хранившееся в Оружейной палате. В Москве сгорело 25 тысяч домов, 250 церквей. Пожар сопровождался множеством человеческих жертв. По свидетельству летописи, в огне погибло 2700 человек. Нет, не успел владелец спасти свои ценности; некому, очевидно, было достать их и после пожара. Спустя три с половиной столетия находки Ипатьевского клада вошли в экспозицию Исторического музея.

Минуло еще три четверти века, и в недрах Ипатьевского переулка вновь были обнаружены многочисленные вещи XVI века, также связанные с извечным бедствием древней Москвы - пожаром.

...Поздней осенней ночью 1969 года при свете прожектора проходчики Подземстроя углубляли коллектор. Неожиданно под мощным слоем золы и угля, на глубине 3,5 м - на том же уровне, что и в XIX веке,- рабочие наткнулись на небольшой, метровой высоты, бочонок, по-видимому когда-то вкопанный в землю в подклете дома, а затем заваленный при Пожаре.

Удивительно, сколько предметов древности, представляющих значительный интерес для историков, содержал этот бочонок XVI века! И на этот раз недра Ипатьевского переулка отдали ученым разнообразное Оружие и воинское снаряжение.

Пищаль из ипатьевского клада. 1555 год

Среди находок оказались железные боевой топор и кавалерийский топорок, длинные засапожные ножи, шлемы-шишаки (имеют форму плавно вытянутых кверху конусов), стремена с широкой пластинчатой подножкой. Особый интерес представляла ручная кованая пищаль - мушкет с гладким граненым стволом.

По письменным источникам, огнестрельные ручницы известны на Руси с XV века. В XVI веке они получили широкое распространение в Москве. Переписная книга Москвы 1638 года, частично утраченная, упоминала уже огромное количество - 5750 - пищалей. К сожалению, до наших дней дошли лишь считанные экземпляры ручного оружия XVI века. Среди них ипатьевская пищаль является, пожалуй, древнейшей. Архаично ее фитильное устройство, форма ствола, орнамент. На стволе имеется дата - 1555 год, стилизованно нанесенная чеканом. Арабские цифры заставляют предположить, что мастер был иностранцем: ведь в Древней Руси цифры обозначались буквами. Имеются, однако, данные в пользу того, что изготовлена она была на Руси, а возможно, и в Москве. Русский фитильный замок отличался от западного: курок с фитилем двигался у него от казны к дулу, и крышка открывалась к дулу, а в западном замке было обратное движение - от дула к казне. Полка для затравочного пороха на ипатьевской пищали имела характерное устройство московского оружия. Деревянный приклад у ручницы не сохранился, он явно был сломан, следы повреждений видны и на стволе. Значит, оружие побывало в ратных делах, а в огонь попало позднее.

Крупный пожар в Китай-городе после 1547 года бушевал в мае 1571 года, когда в отсутствие Грозного и его войска к столице внезапно подступила орда крымского хана Девлет-Гирея и подожгла город. "В продолжение трех часов Москва выгорела так, что не осталось даже обгорелого пня, к которому можно было бы привязать лошадь,- описывал пожар один из очевидцев.- В этом огне погибло двенадцать тысяч человек, имена которых известны, не считая женщин, детей и крестьян, сбежавшихся в столицу: все они или задохнулись, или утонули, или были побиты..." Возможно, среди многочисленных жертв пожара оказался и владелец ценных ипатьевских находок. Такое предположение вполне вероятно.

Вместе с оружием в том же бочонке оказались и хозяйственные предметы, из числа которых нельзя не упомянуть латунный литой рукомой-водолей. Этот округлый сосуд подвешивался на веревке, и вода лилась из пасти стилизованного животного. Две такие головы, служившие носиками, помещены на тулове сосуда, а с двух других сторон напаяны скульптурные человеческие головы в высоких шапках.

У рукомоя нашлось четыре "собрата" в крупнейших музеях мира: в ленинградском Эрмитаже, Музее декоративного искусства в Париже, Метрополитэн музеум в Нью-Йорке, Музее Шнютчен в Кельне. Считается, что все эти вещи нидерландского происхождения: точно такие рукомойники изображены у голландских художников Яна ван Эйка, де Бира, Артсена и датируются XV - началом XVI века.

Нидерландский водолей - великолепное произведение прикладного искусства; совершенно очевидно, что такая вещь стоила в Москве недешево. Оба ипатьевских комплекса находок, разделенные временным интервалом около четверти века, связаны с богатыми городскими усадьбами. По первому зову государя выступали в поход жители Китай-города, а феодалы - со своей вооруженной челядью "конны, людны и оружны", и потому в их владениях или у зависимых людей хранилось многочисленное оружие и снаряжение.

"Не всякая находка клад",- гласит старая поговорка. Ипатьевские находки XVI века - денежки, оружие, дорогие вещи - были, по-видимому, укрыты в тайниках, имевшихся в глубоких подклетах домов.

При строительстве в том же переулке был обнаружен и крупнейший монетный клад в "чистом виде", но об этой находке мы расскажем позднее, соблюдая хронологическую последовательность.

Монетные клады второй половины XVI века

Клады, зарытые во второй половине правления Ивана Грозного и при его преемнике Федоре Ивановиче (1584-1598), встречаются гораздо чаще, чем в период с конца

XIV по 40-е годы XVI века. Если в Москве и Подмосковье за этот период, охватывающий более чем 150 лет, отмечено 25 кладов, то такое же количество приходится на 50 лет - с середины до конца XVI века!

Рукомой из клада в Ипатьевском переулке. XVI век

Основная масса кладов относится к 80-м годам XVI века. Это были годы, когда давало себя знать хозяйственное разорение страны. Введение опричнины, которая не только взбудоражила население, но и нарушила устоявшийся десятилетиями порядок размещения земельных владений и самих землевладельцев, неудачи в затяжной Ливонской войне, усиление эксплуатации крестьянства, непрекращающиеся военные поборы - все это привело к тому, что села

и деревни запустели, урожаи резко снизились, цены на хлеб и другие жизненно необходимые продукты увеличились. Жители прятали свои сбережения и разбегались. Многие из них так и не вернулись на старые места.

О чем же могут рассказать эти клады? В первую очередь бросается в глаза, что клады заметно изменили свои "пристрастия": из города они перекочевали в сельские местности. Если клады XV - начала XVI века на 80-90 процентов происходили из Москвы, то в кладах второй половины XVI века на долю Москвы падает всего 20-30 процентов. В Москве найдено четыре клада (№ 64, 65, 85 и 86). Они имеют явно различное социальное происхождение.

Клад № 64 найден за пределами Земляного города - стены, окружавшей Москву с 1591 года и обозначившей границы города конца XVI века. Здесь располагались черные слободы и сотни, где жили тяглые люди. Так назывались городские жители, обязанные "тянуть посадское тягло", т. е. выполнять разные натуральные повинности в пользу города - строить, убирать, возить и т. п.,- и платить подати в государеву казну. Они отличались от жителей белых слобод - горожан, освобожденных от тягла, подчинявшихся и обязанных "своим феодалам" - знатному боярину, монастырю или самому великому князю. 370 монет были зарыты жителем черной слободы, расположенной неподалеку от Таганских ворот Земляного города. Клад невелик по размерам. Можно предположить, что зарыл его мелкий торговец пли небогатый ремесленник.

Зато другой клад, найденный в аристократическом районе города, на территории дворцовой Конюшенной слободы (№ 65), гораздо больше по размерам. Он насчитывает 1687 экземпляров. В Конюшенной слободе жили служилые люди, обслуживавшие царский выезд,- конюхи, каретники, кучера. Для царского выезда в Москве держали около 3 тысяч лошадей. Конюшенная слобода была белой, а многие государевы конюхи даже получали небольшие поместья. Привилегированное положение жителей Конюшенной слободы сказалось и на размерах клада, гораздо большего по сравнению с предыдущим.

Еще один клад был зарыт на берегу реки Неглинной, напротив Кремля (теперь это начало улицы Герцена). В 1565 году здесь, в Занеглименье, был построен по приказу Грозного Опричный дворец. Каменная ограда окружала группу каменных и деревянных построек. Вокруг дворца располагались слободы, где селились сами Опричники и обслуживавшая дворец челядь. Неподалеку находилась слобода Никитского монастыря. Очевидно, житель какой-либо из этих белых слобод зарыл свой клад. О размерах его судить нельзя, так как до нас дошла только часть клада (№ 85).

Такое же происхождение имел, очевидно, клад № 86, найденный в монастырском селе Черкизове. Село принадлежало Чудову монастырю. В кладе было 399 монет.

Денежные клады XVI века за пределами Москвы

Если нанести на карту места находок подмосковных кладов второй половины XVI века, бросается в глаза одна особенность: клады начинают заметно уклоняться от больших торговых дорог, где раньше их так охотно зарывали. Это объясняется многими причинами. Осваивались новые земли, распахивались лесные угодья, сводился лес по берегам рек. Возникали новые села и деревни. К тому же жители вполне осознанно стремились селиться подальше от больших дорог, где никто не был Свободен от обязательных повинностей по обслуживанию царских гонцов, царских и боярских выездов, от размещения войск на постой и, наконец, где чаще всего творились разбой и грабеж. Ведь выражение "разбойник с большой дороги" возникло не случайно и имеет вполне реальные исторические корни.

Клады этого времени можно увидеть в самых глухих уголках Подмосковья, они перестали быть принадлежностью купеческого сословия, они стали массовым явлением. Торговля проникла во все слои русского общества, и деньги стали непременным спутником жизни не только горожанина, но и сельского жителя. Наличие кладов служит важным показателем экономического подъема в различных районах Московской земли.

Так, не случайно, что многие клады сосредоточились в западных районах Московской области (№ 59, 60, 61, 67, 78 и 79). Западное течение реки Москвы и ее притоков, с городами Можайском, Звенигородом, Рузой было освоено и заселено раньше, чем другие районы. Удобное стратегическое положение и торговое значение обусловили расцвет этих городов и прилегавших местностей. Со второй половины XVI века, по мере распространения московских владений на север и восток, значение их заметно снизилось. В XVII веке Можайск, Звенигород, Верея, Руза захирели. Как отражение недавнего экономического расцвета остались здесь клады эпохи Грозного. А вот кладов XVII века, которые встречаются гораздо чаще, чем клады XVI века, здесь найдено совсем немного.

Освоение северных земель и расцвет городов к северу от Москвы в XV-XVI веках тоже зафиксировали монетные клады. В общей сложности к северу от Москвы найдено восемь кладов (№ 62, 68, 69, 70, 71, 72, 76 и 77), из них пять приходится на Дмитров и его окрестности.

В первой половине XVI века в Дмитрове бурно развивалась торговля солью, рыбой, хлебом, медом, оловом, свинцом. С Волги и Шексны через Дмитров доставлялась в Москву живая рыба для "государева стола". В самом Дмитрове были вырыты пруды для сохранения живой рыбы "на царский обиход". Через реки Велю, Дубну, Яхрому и Сестру из Дмитрова можно было попасть в Волгу. На пути к Дмитрову, важнейшему центру, связывавшему Москву с севером, найдены клады в бассейне рек Яузы и Клязьмы. Клад № 76 найден именно там, где проходил волок из Яузы в Клязьму. Теперь здесь стоит город с древним названием Мытищи. Когда-то в этом месте собирали мыто - торговые и проездные пошлины с проезжих людей.

К востоку от Москвы, в Загорском и Ногинском районах, отмечено четыре клада (№ 73, 80, 87 и 88). Клады Загорского района найдены возле древней дороги из Москвы, к Троице-Сергиевой лавре. С XIII века здесь проходил торговый путь, который связывал Клязьму с Верхней Волгой. Суда поднимались по реке Воре, затем по ее притоку Торгоше. В верховьях Торгоши, возле села Наугольного, проходил волок на реку Кунью, приток Дубны. Сухопутная дорога шла через Троице-Сергиев монастырь на Александровскую слободу, затем в Переславль-Залесский, на Ростов, Ярославль. Оттуда пути расходились на Устюг Великий, Сольвычегодск, в Поморье, или на Кострому, Нижний Новгород, или на Бело озеро.

От Москвы до Троице-Сергиева монастыря в XIV веке была проложена первая на Руси грунтовая дорога. Не нужно забывать, что Троице-Сергиев монастырь не только был крупным религиозным центром, но и вел колоссальную торговлю, имел свои лавки и торговых людей во многих русских городах, в том числе и в Москве. Клады Загорского района, найденные в бывших владениях монастыря, несомненно имеют прямое отношение к его торговой деятельности. Один клад обнаружен неподалеку от Ногинска, на берегу реки Клязьмы. Ногинск, бывший Богородск, ведет свое происхождение от ямской службы. Здесь была расположена слобода, жители которой обслуживали гоньбу по большой дороге из Москвы в Нижний Новгород и Рязань. Эта ямская слобода принадлежала московской Рогожской слободе, а в XVII веке получила название Старый Рогожский ям.

Находки кладов к востоку от Москвы, вдоль больших дорог, в какой-то мере служат доказательством того, что освоение восточных направлений при Иване IV только начиналось и жители еще продолжали сосредоточиваться преимущественно вдоль больших дорог. В западных и северных районах, как мы видели, этот обычай уже уходил в прошлое.

К югу и юго-востоку от Москвы, по нижнему течению реки Москвы и по Оке, найдено шесть кладов (№ 63, 74, 81, 82, 83 и 84). Эти места были населены и обжиты еще с древних времен. Здесь по реке и посуху проходила оживленная дорога на Коломну - Рязань - Крым; этой дорогой ездили гости-сурожане, направлялись посольские караваны из Москвы в Орду и обратно. На берегах Москвы и Оки рано появились важные торгово-ремесленные поселения, которые имели к тому же немаловажное стратегическое значение,- Бронницы, Гжель, Мячково, Коломна, Серпухов.

В Бронницах ("государево село" с середины XV века), по предположению, жили мастера, изготовлявшие доспехи для воинов - броню (кольчуги). В Гжели благодаря залежам природных глин издавна возникли гончарные промыслы, производилась посуда определенного фасона и раскраски, а также детские глиняные игрушки. Село Мячково было знаменито своими каменоломнями: "белый камень" из Мячкова шел на строительство московских зданий и других сооружений.

Любопытно, что возле такого промышленного центра средневековья, каким было село Мячково, найдено сразу два клада (№ 63 и 82). Один из них (№ 82) - очень большой: в нем насчитывается свыше 2 тысяч монет. Можно полагать, что каменоломни в Мячкове давали работу окрестному населению и способствовали тому, что в замкнутое патриархальное крестьянское хозяйство все больше проникали отношения купли-продажи, в том числе продажи рабочей силы.

Коломна, Кашира, Серпухов составляли опорные пункты "непролазной стены", защищавшей владения Московского княжества от "дикого поля" - от кочевых степных племен. Эти города были и важными торговыми центрами. В Коломне, например, насчитывалось 400 лавок и других торговых мест (4 прилавка, 35 скамей, 9 шалашей). Серпухов связывал московские земли с южными городами и торговал хлебом, кожей, скотом. В 1656 году в нем был сооружен каменный кремль.

Что платили с сохи?

Монеты Русского централизованного государства: 1, 2 - великий князь Иван III (1462-1505). Новгородка и московка. 3, 4 - обрезанные новгородская и псковская деньги. 30-е годы XVI века. 5, 6, 7- великий князь и царь Иван IV (1533-1584). Копейка, деньга и полушка

Мы говорим: клады свидетельствуют об экономическом подъеме. Чем больше кладов в данной местности, тем, следовательно, она богаче и развитее в экономическом отношении. Но почему, собственно, мы считаем, что клады - свидетели процветания общества? Чтобы ответить на этот вопрос, попытаемся определить, каков был в среднем жизненный уровень рядовых сельских жителей, клады которых мы встречаем в этот период чаще всего, и сравним его с размерами кладов.

Средний размер кладов второй половины XVI века колеблется в пределах от 300 до 900 монет. Лишь трижды отмечены клады размерами от 1500 до 2000 монет. Суммы, составляющие средний, типичный клад XVI века, равны 3-9 рублям (вспомним, что 100 монет-копеек составляли рубль).

Крестьянин XVI века должен был платить или денежный налог казне, или оброк феодалу, а также покупать на рынке предметы, которые в его хозяйстве не производились: топор, гвозди, косу, замки, сермягу, сапоги и др. Деньги для этого он мог получить, только продав часть своего урожая. Чтобы собрать, например, сумму в 3-5 рублей, крестьянин должен был продать 15-30 четвертей ржи, т. е. 60- 120 пудов. Цена четверти ржи в Подмосковье в XVI веке колебалась в среднем в пределах 20-30 копеек. Лошадь или корова стоили в пределах рубля. Топор обходился в 7-10 копеек, тысяча тесовых гвоздей - в 60-80 копеек, иногда в полтора рубля, замок - в 5-10 копеек. Сермягу можно было купить за 20-40 копеек.

"Государевы денежные доходы" состояли из целого ряда налогов. В целом с отдельного крестьянского хозяйства обязательных налогов взималось в год приблизительно 1 рубль - 30 алтын, не считая оброков с угодий и промыслов различных торговых пошлин. Приезжие крестьяне могли продать на городском торгу корову или лошадь, несколько баранов или живую птицу. Торговые крестьяне, имевшие в городе свои лавки, могли купить для розничной продажи, к примеру, кадь или бочку рыбы (около 10 пудов), несколько пудов соли (мех, пошев или Рогозину - меры емкости от 4 до 7 пудов).

По сравнению со всеми денежными поборами, которые должен был платить крестьянин, размеры кладов представляются весьма скромными накоплениями. Они не намного превышали тот обязательный минимум денежных средств, которые должен был иметь крестьянин, чтобы не превратиться в холопа или в неимущего, "гулящего человека".

Иностранец, посетивший Россию в 70-х годах XVI века, заметил, что крестьяне живут очень бедно, довольствуются одним черным хлебом, так как другие продукты своего хозяйства и скот они вынуждены продавать.

Большие по размерам клады, выпадающие из общей картины, видимо, принадлежали зажиточным крестьянам. Уже и в те времена крестьяне делились на "лутчих", "средних" и "молодчих". Суммы, составляющие большие клады, в 15-20 рублей, приблизительно соответствовали вкладам, которые вносили в монастыри богатые, "лутчие", крестьяне. Так, в Иосифо-Волоколамский монастырь крестьянин Семен Филиппов дал хлебом и деньгами 40 рублей с полтиной, а другой крестьянин, Иван Пестрой, внес 17 рублей деньгами и "кабалу", т. е. обязательство отработать монастырю, на 3 рубля.

Теперь нам понятно, что наличие кладов служит свидетельством обогащения не только потому, что на руках у людей собираются "лишние" деньги. Все оказывается гораздо сложнее. Ведь чем больше кладов, тем больше торгуют здесь крестьяне и прочие жители, тем лучше и продуктивнее они стремятся хозяйничать, чтобы иметь излишки для продажи на рынке. В условиях феодального общества, в недрах которого появились и понемногу начали вызревать, пока еще робкие и слабые, ростки новых, буржуазных отношений, втягивание крестьянского хозяйства в систему купли-продажи, развитие товарно-денежных отношений имело прогрессивное значение. А клады XVI века свидетельствуют о том, что это явление получало все большее и большее распространение.